Форум » Игровой архив » Молчание - золото » Ответить
Молчание - золото
Catherine de Bourbon: 10 июня 1576 года, полдень. Нерак.
Ответов - 15
Catherine de Bourbon: После долгих колебаний, после всех «за» и «против», инфанта Наваррская все же решилась принять венецианского торговца, горячо рекомендованного маркизой де Сабле. Она и рада бы заклеймить суетность модных платьев, уборов и причесок, но это означало бы и самой довольствоваться перешитыми матушкиными платьями, мало того, что вышедшими из моды, так еще и самого скромного и простого покроя. Королева Жанна была женщиной суровой и бережливой, и эту добродетель завещала детям. Но Катрин было очень трудно сражаться с Изабель де Лаваль за сердце Агриппы д’Обинье в смешных, почти монастырских нарядах, когда ненавистная соперница щеголяет в самых модных шелках, словно бы ей доставляют наряды из Парижа по воздуху. Первой неожиданностью стал сам торговец. Инфанта представляла скрюченного старикашку, в чьих глазах отражается блеск золота, которое он неправедно получает от своих неправедных товаров. Но перед ней предстал мужчина еще не старый, благообразный, улыбавшийся ей так по-отечески*, что Катрин не удержалась от ответной улыбки. Второй неожиданностью стало содержимое сундука, который внесли вслед за торговцем два дюжих помощника. Когда инфанта отправлялась ко двору короля Карла, в моде были яркие, сочные цвета, тяжелый бархат, шелк, затканный золотом. Как все изменилось! Катрин робко погладила ткани, радующие глаз нежнейшими переливами зеленого и голубого, светло-желтого и нежно-розового. Сердце юной кальвинистки забилось чаще, когда она представила себе, как чудесно она бы смотрелась в платье из зеленого шелка, который оттенял бы ее волосы и кожу. Белокурые локоны, как у маркизы, это так обычно! То ли дело ее, густые и золотистые! Так, незаметно впадая а грех тщеславия, Катрин перешла от осмотра тканей, к чепцам, шапочкам, вуалям. Глаза инфанты блестели нежно и мечтательно. - Маркиза де Сабле уверяла меня, что я вполне могу положиться на ваши рекомендации, - любезно проговорила она, примеряя берет с прорезями, и любуясь на себя в ручное зеркальце. Сквозь красный бархат выглядывал золотистый шелк. Она никогда не носила подобной красоты, до монастыря ей не позволила бы мать, а в монастыре не было места для предметов роскоши. – Я хочу себе для начала полный туалет для прогулок, нет, два, и платье на торжественный выход. Что вы мне посоветуете? В затуманенных очах инфанты отражались упоительные картины скорых побед. Разве сможет месье д’Обинье устоять, когда он увидит, что она и красивее его любовницы, и моложе… и к тому же он хвалил ее поэтические опыты, а маркиза наверняка не свяжет и двух строчек на бумаге, такие женщины умеют только улыбаться и жеманничать! *Согласовано с Биаджио Костанзо
Биаджио Костанзо: Венецианцу было за что благодарить Паолу Джустиниани и маркизу де Сабле. Все его надежды оправдывались, его мечты сбывались. В Венеции, прекрасной Венеции, он был одним из многих, и таковым остался бы до смерти, здесь же он был единственным, кто способен удовлетворить все растущие запросы дам относительно модных товаров. Что ни говори, а возвращение молодого и привлекательного короля встряхнуло это сонное болото. У женщин появился блеск в газах, а блеск в женских глазах – это к прибыли, любой торговец знает сию нехитрую примету. Хотя было в этих жителях Нерака кое-что, чего мэтр Биаджио не понимал. В Венеции богатство выставляли напоказ. Шелка и кружево, парча и тончайшая кисея, украшения, драгоценные безделушки, все это без слов говорило о состоятельности владельца. Всего этого стремились иметь как можно больше, и мужчины гнались за роскошью не меньше женщин. Здесь же самые богатые горожане ходили в темных унылых одеяниях, украшенных лишь полоской белого рюша, и весьма неохотно расставались со звонкими монетами, как будто бы их настоящий бог был не Господь, а Золотой Телец. Но все же торговля шла, и ловкий венецианец только посмеивался, глядя, как степенные матроны украдкой от мужей покупают модные ткани, а те же мужья, украдкой от жен, приобретают милые безделушки для своих любовниц. Теперь же ему выпала честь предложить свои услуги инфанте Наваррской, и, глядя на эту хрупкую красоту, Биаджио Костанзо возликовал. Юная, одинокая девушка, что может быть прекраснее? Она не знает цену тому, чего желает, но король Наваррский наверняка не захочет расстраивать любимую сестру, отказывая ей в таких невинных радостях, как новое платье. Или два. - Благодарю за доброту, la mia principessa, низко поклонился торговец Катерине де Бурбон. – Ваши милостивые слова трогают меня до глубины души. Я буду счастлив вам услужить, моя госпожа! Торговец достал аспидную дощечку, чтобы делать на ней пометки. - Два туалета для прогулок и платье на парадный выход… достаточно ли искусны ваши швеи, моя госпожа, чтобы справится с этой работой? – Деловито поинтересовался он. Кого-то, может быть, смутило бы такое близкое знакомство с женскими потребностями, но Биаджио Костанзо мог точно сказать, сколько шелка уходит на чулки венецианской куртизанки. Знание – выгода! - Если нет, то обратитесь к маркизе де Сабле, она не откажется одолжить вам свою, хотя бедная женщина, похоже, шьет и днем и ночью. С добродушной усмешкой торговец принялся выкладывать то, что, по его мнению, подойдет юной сестре короля. - Ничего красного, моя госпожа, - предупредил он, забирая у инфанты берет. – Только голубое, синее, все оттенки зеленого, а шитье может быть и золотое, золото подойдет к вашим чудесным волосам, да простится мне такая дерзость. Один туалет для прогулок мы сошьем из бархата, другой из шелка, а для торжественного наряда подойдет парча. Мысленно мэтр Биаджио уже высчитывал, во что обойдется инфанте этот каприз. Принцесса не ровня простым горожанкам, у нее должно быть все самое лучшее, и это лучшее торговец готов был предоставить. За соответствующую цену, разумеется.
Catherine de Bourbon: Вот как, маркиза де Сабле занята новыми нарядами? Катрин ревниво нахмурилась. Почему это она должна уступать госпоже де Лаваль? Просто возмутительно, что какая-то бывшая фрейлина Флорентийки затмит инфанту Наваррскую нарядами. И дело не в тщеславии, поспешно оправдала она себя, а в престиже королевской семьи! - Пожалуй, я все же попрошу маркизу прислать мне свою мастерицу, - медово улыбнулась она, размышляя про себя, насколько венецианец посвящен в секреты соперницы. – Эта дама всегда одета безупречно, вероятно, за это она должна благодарить вас и ваши старания? Отложив в сторону берет, инфанта взяла в руки наколку с прикрепленной к ней газовой вуалью. Светло-синий бархат был расшит жемчугом, и он был ей так к лицу! - Пожалуй, добавим ткани на еще одно платье, для малых приемов и семейных ужинов. На семейные ужины часто приглашался Агриппа д’Обинье, к великой радости инфанты. Это были те редкие моменты, когда она могла наслаждаться его обществом, не опасаясь соперницы. - Значит, маркиза шьет новые наряды? Любопытно. Наряды мадам де Сабле стоят недешево, наверняка она делает долги, чтобы следовать моде. Не слишком-то это разумно, мужа-то у нее нет, чтобы платить за ее прихоти. Любопытно, в курсе ли Агриппа д’Обинье трат своей любовницы? Наверняка, нет. Мужчины слепы, словно дети, когда дело касается красивых женщин. Вот и братец… Катрин поджала губы, думая о короле Наваррском и Диане де Грамон. Столько безумств, а ради чего? Инфанта чувствовала себя хозяйкой, вернувшейся в дом, который непослушные дети за время ее отсутствия привели в вид совершенно непотребный, и теперь следовало навести порядок, а непослушных детей наказать. Ну и что, что брат был старше ее! Что Генрих, что Агриппа, такие еще мальчишки! Все, что им надо – это твердая рука любящей и богобоязненной женщины.
Биаджио Костанзо: Венецианец низко поклонился, чтобы скрыть довольную улыбку. Ткани! Ткани это еще половина дела. А корсеты и вертюгадены нужной формы? А тесьма, шнурки, ленты? Принцесса явно не подозревала о том, сколько всего потребуется, а швея, обшивавшая модницу – маркизу, особа ушлая, за небольшие проценты от сделки она отправляла всех клиентов к нему за любой мелочью. - Я не осведомлен, Ваше высочество, о благосостоянии госпожи де Лаваль, - почтительно ответил он, думая про себя, что и сам бы охотно прояснил этот вопрос. Но маркиза, при всем видимом легкомыслии, умело скрывала то, что считала нужным скрывать. Но не признаваться же в своем незнании! - Очевидно, маркиза привыкла жить на широкую ногу, - уклонился мэтр Биаджио от прямого ответа. – Она же, если не ошибаюсь, жила раньше при дворе? Ничего удивительного, что она придает такое значение нарядам. Может быть, у нее остались там друзья и связи, которые позволяют быть опрометчивой в расходах? Стилос проворно танцевал на аспидной доске, отмечая, посчитывая, торговец едва не мурлыкал от удовольствия, как большой кот, перед миской, полной цыплят. Он обязательно напишет племяннику, в Венецию, что его товар покупает сама сестра Наваррского короля! Какая честь! Только бы эта честь принесла с собой и доход, а то знаем мы привычки знатных особ, брать в долг и забывать рассчитываться. Подумав хорошенько, он назвал цену. - Как будет угодно рассчитаться Вашему высочеству, - осведомился ласково хитрый ростовщик. – Золотом, или дать мне расписку с тем, чтобы я пришел позже? «Если она меня отправит к брату, то и это не беда», - рассудил он. – «Мне и королю Наваррскому будет что предложить». Женщин волнует мода, мужчин война, но и то, и другое невозможно без денег. Что шелка, что кирасы оплачиваются золотом.
Catherine de Bourbon: Катрин ахнула. Ну конечно! Как же она сама не догадалась, вот и ответ! Маркиза де Сабле – шпионка королевы Екатерины. Эта змея втерлась в доверие к брату, околдовала Агриппу д’Обинье, и теперь следит за ними по приказу зловещей Флорентийки. А то и замышляет убить короля Наварркого, такое тоже вполне возможно, от старой королевы всего можно ожидать. Убила же она их мать при помощи отравленных перчаток, что мешает Изабель де Лаваль подсыпать отраву Генриху де Бурбону, и ей, и Агриппе? Но она спасет всех. - Благодарю вас, мэтр Биаджио, вы только что оказали величайшую услугу королевской семье Наварры, - с чувством произнесла она, стараясь унять сердцебиение. Воистину, Господь на стороне праведных, он позволил ей раскрыть этот заговор, и скоро, совсем скоро, госпожа де Лаваль с позором покинет Нерак. Сколько в этих размышлениях было заботы о благополучии брата, а сколько личного торжества над соперницей, Катрин старалась не думать. Важнее всего то, что они избавятся от страшной опасности. Ей не терпелось поскорее закончить разговор с торговцем, и отправится на поиски Агриппы д’Обинье. Он первый должен узнать правду об Изабель де Лаваль. А если для него это будет ударом, то она будет рядом и поддержит единоверца и друга. Инфанта была так занята своими мыслями, что даже не вслушалась в ту сумму, что назвал ей венецианец. Ну сколько, право, могут стоить ткани? Это же не сокровища испанской короны, чтобы их покупка разорила Наварру. К тому же у Катрин были деньги. Часть ее личные средства, содержание, назначенное ей, как принцессе, часть – выделенное братом на ведение хозяйства. Она кивнула даме, замершей у двери с выражением показного неодобрения. Как же, королева Жанна пришла бы в ужас, узнав, сколько золота тратит ее дочь, и на что? На наряды! - Расплатитесь с мэтром Биаджио полностью. А мне нужно увидится с королем Наваррским! Вернее, с его другом. Но где Анрио, там и Агриппа. Или, во всяком случае, брат подскажет ей, где найти поэта.
Биаджио Костанзо: Сказать откровенно, мэтр Биаджио так и не понял, чем это он так угодил королевскому дому Наварры. Его товары, разумеется, были отменного качества, иного бы он себе не позволил, но с каких это пор несколько отрезов ткани, несколько локтей кисеи и лент стали приравниваться к подвигу? Чудны дела твои, Господи, не поймешь этих французов. Добродушно ворча себе под нос, торговец принял у дамы полный расчет, и отправился восвояси. Кошель с золотом приятно оттягивал пояс – весомый залог его растущего благосостояния. - Бенито, малыш мой, сегодня был удачный день, - воскликнул он с порога, приветствуя племянника, занявшего его место за прилавком на время отсутствия мэтра Биаджио в лавке. Глухо звякнул кошель о сукно прилавка в подтверждение слов венецианца. - Я был принят инфантой Наваррской! Разве раньше мы помышляли о подобной чести? Мария! Принеси нам вина и печенья! Надо отметить такую удачу. Пойдем, сынок, я расскажу тебе все в подробностях… Обнимая за плечи любимого племянника, помолодевший Биаджио Костанзо поднялся с ним наверх, в комнату, залитую солнечным светом, следом, семеня, поднялась Мария, неся на подносе кувшин с вином и вазу с первыми вишнями. Еще кисловатыми, но обещающими в недалеком будущем и сладость, и сок, и богатство урожая.
Агриппа д'Обинье: - А я вам говорю, милейший, что только кретин мог смешать розовую воду и ирисовую. Потому что даже болвану известно, что одна заглушит запах другой, в то время как другая потеряет свою насыщенность, - сидя на бортике летней террасы, неподалеку от покоев Анрио и ожидая, пока король Наваррский закончит читать списки местных дворян, приглашенных на ближайший бал (впрочем, были некоторые подозрения, что этот непутевый государь завалился в кровать, и уже беспардонно дрыхнет, забыв, что друг мучается от голода, ожидая обеда), Агриппа д'Обинье вовсю распекал местного парфюмера. Проработав подмастерьем ни у кого бы там, а у самого мэтра Рене, Агриппа и сам вполне мог заниматься и дистиллятами, и их смесями, но теперь он был не просто подмастерьем, а приближенным монарха, а это накладывало некие обязательства по сохранению собственного статуса. Сегодня он вызвал к себе этого бедолагу, для того чтобы выбрать подарок своей строптивой возлюбленной, а зная, что вкус у Изабель весьма притязателен, не мог позволить себе всучить абы что. Потому, протестант весьма придирчиво оценил то, что местный мастер духов называл «лучшими ароматами» и с неудовольствием констатировал – в родных краях Беарнца везде, куда только можно, добавляют розовую воду. Видимо, это было связано с тем, что в данной местности, эти цветы произрастали повсюду. И можно было представить, как чувствует себя дама, надушенная подобным товаром, идя сквозь сад пахнущих точно так же цветов. Никак. Ни индивидуальности, ни изыска. - Послушайте-ка меня, я хочу, чтобы завтра вы мне принесли … - поэт задумался, почесывая подбородок. – Дайте мне сюда ваш грифель и листок, где вы пишите, кто вам сколько задолжал, - получив желаемое, Агриппа быстро набросал на оборотной стороне листка формулы, в которой мелькали такие слова, как флердоранж, лавандовая вода и розмарин. - Вот эту смесь и в этих пропорциях. И флакон поизящнее раздобудьте, - с этими словами протестант протянул в конец опешившему торговцу свое творение. – И не вздумайте туда добавить хоть каплю этой чертовой розы!
Catherine de Bourbon: Увидев Агриппу, инфанта ускорила шаг, торопясь излить сентонжцу все свои догадки относительно его коварной возлюбленной. Ноги неловко путались в подоле из бархата мышиного цвета, шею натирал высокий воротник. Одной рукой Катрин придерживала тяжелое распятие (принадлежащее когда-то королеве Жанне), другой придерживала юбку, стараясь выглядеть элегантно, но все равно чувствуя себя ужасно неуклюжей. И так всегда. Рядом с Агриппой д’Обинье ее постоянна неуклюжесть словно бы усиливалась, руки и ноги словно начинали жить собственной жизнью, спотыкаясь, роняя что-то, как раз тогда, когда ей нужно было выглядеть взрослой и серьезной дамой. - Месье д’Обинье, сударь, мне нужно с вами поговорить об очень важном деле, касающемся и вас, и моего брата, короля Наварского, - чуть задыхаясь, выпалила она, схватившись за руку поэта, чтобы тот не вздумал под каким-либо предлогом избежать разговора. Нет, все разъяснится сегодня, и, может быть, если все пойдет так, как она задумала, завтрашний день Нерак встретит уже без ненавистной маркизы де Сабле. И только убедившись, что поэт не собирается исчезать по одному из своих таинственных дел, Катрин обратила внимание на торговца, от которого так и несло цветочными запахами, а позвякивающие в сумке флаконы подтверждали очевидное, перед ней местный парфюмер. - Вы выбираете духи? Кому? – спросила она, не в силах скрыть ревности в голосе. Зачем вопросы? И так ясно, кому. Это только подогрело решимость инфанты. Нет, надо разрушить эту порочную связь, пока эта связь не разрушила лучшего друга ее брата. Сегодня духи, завтра драгоценности, послезавтра сонеты, а потом что? Агриппа переходит в католицизм? Пальцы Катрин до боли стиснули золотое распятие, так, что его углы впились в ладонь.
Агриппа д'Обинье: Агриппа лишь успел приветливо улыбнуться инфанте и слезть с перил террасы, чтобы с почтительностью встретить ее появление, как тонкие девичьи пальчики уже вцепились в его руку. - Что с вами, Ваше высочество, - с теплом и участием старшего брата заглянул он во взволнованное личико дочери Жанны д'Альбре, дружески накрыв ее ручку своей. – Вас кто-то обидел? Принцесса Наваррская и впрямь была чем-то встревожена. Вон как горели ее щечки. Но что могло послужить возникновению ее тревог – оставалось только гадать или дождаться ответа. Про себя поэт подумал, что не иначе, какие посевы не взошли. Или из слуг кто напутал меню ужина. Или в гостиной повесили шторы не того оттенка? Какие еще заботы и игры могли быть у этой девочки? Генрих Наваррский благополучно взвалив на сестру дела хозяйственные, не особо то пускал ее к делам государственным. Достаточно было того, что инфанта появлялась на пышных (в меру возможностей казны) приемах, где любой мог отметить ее сходство с прежней королевой и проникнуться к нынешним Бурбонам не меньшей любовью, чем к тем, которые правили Наваррой прежде. - Вы свободны, душа-человек, - через плечо девушки отпустил горе-парфюмера д'Обинье. – Да, мадемуазель, я выбирал духи, - беспечно ответил он на вопрос Катрин. – Для мадам де Лаваль. Хочется порадовать ее чем-нибудь необычным. Но не будем о том, лучше расскажите, с какими бедами вы меня искали? Агриппа с учтивостью и изяществом, которые было сложно ожидать от этого медведя, усадил бывшую обитательницу монастыря Фонтевро на небольшой пуфик, сам с тоской обернувшись на покинутые перила.
Catherine de Bourbon: Забота Агриппы могла бы согреть сердце юной инфанты, если бы только в ней не было столько братского участия. Катрин не желала, чтобы милый ее сердцу поэт смотрел на нее, как на сестру или принцессу. Ей хотелось от него мужского восхищения. Почтительного, разумеется, но, тем не менее, восхищения. - Вы еще покупаете ей подарки, - выпалила она, не в силах справиться с ревностью. – Как же вы слепы, милый месье д’Обинье, как доверчивы! Пальцы сентонжца оставались в цепком плену тонких, дрожащих от волнения пальцев инфанты Наваррской. - Так узнайте же. Ваша Изабель – шпионка королевы Екатерины! Она здесь, чтобы докладывать ей обо всем, что делает мой брат, может быть, даже для того, чтобы убить его. Из… уважения к вам (Катрин хотела было сказать из любви к вам, но осеклась), только из моего к вам глубокого уважения и признательности, я решила сообщить вам это лично, прежде чем идти к моему брату. Но я должна это сделать и потребовать, чтобы он выставил вон маркизу де Сабле! Вот. Она это сказала. Слова, произнесенные вслух, словно окрылили инфанту, она будто сбросила с плеч неимоверный груз. Теперь все действительно будет хорошо. С робкой надеждой и горячим участием она взглянула в лицо Агриппе. Нелегко, наверное, услышать такое о своей даме, но ничего, он сильный, он справится, а она ему поможет найти утешение!
Агриппа д'Обинье: Несколько раз глупо моргнув на тираду инфанты, д'Обинье прыснул со смеху. Все же хорошо, что он не смог вернуться на перила террасы, иначе не миновать бы ему полета с нее. И пусть внизу росли чудесные кусты, которые смягчили бы падение, царапин и ушибов бы было предостаточно. А потом объясняй Изабель, что это он просто упал! - Маркиза де Сабле – шпионка Екатерины Медичи? – веселился Агриппа, пальцами, все еще пахнущими творениями местного парфюмера, вытирая выступившие на глазах слезы. Он ожидал услышать от принцессы любую глупость, но только не такую. Внезапно, подумав, что такое веселье может быть оскорбительно для девушки, искренне заботящейся о его благополучии и о благополучии своего брата, поэт посерьезнел. И хотя в груди все еще клокотал хохот, голос его стал мягким и добрым. - Ваше высочество, - он снова взял ручку Катрин в свою, и с почтением поднес ее к губам. – Простите мне эту вольность, но вызвана она лишь приступом благодарности вам. Вы многого не знаете и очень предвзяты к мадам де Лаваль, опираясь лишь на те скудные сведения, которые вам известны о ней. С вашего позволения, я немного вам расскажу о этой чудесной женщине. Дожидаться этого самого позволения сентонжец не собирался. Он видел каким фанатичным огнем горели глаза сестры Генриха Наваррского, и если ее немедля не разубедить в ее заблуждении, то дел она может натворить еще тех, которые потом всем придется разгребать. - Ни меня, ни брата вашего Генриха, а, как следствие и вас самой, здесь бы не было, если бы не Изабель де Лаваль. Именно благодаря ей мы смогли покинуть благополучно Лувр и Париж, и именно ей наш король был несколько раз обязан жизнью. Согласитесь, будь она шпионкой королевы-матери, зачем бы ей было помогать мне вызволять из Лувра Анрио? Скажу более, что именно во многом благодаря маркизе, нашлись средства не только на наше прибытие сюда, но и на то, чтобы все здесь вели более-менее достойный образ жизни. Ее вклады в казну Наварры заслуживают того, чтобы с почтением относиться к этой даме, и дать ей достойное место при дворе. Агриппа ласково улыбнулся Екатерине, присев на корточки у ее ног и заглядывая в такие праведные, еще совсем детские глаза. - Вы можете пойти к вашему брату, принцесса, но только, боюсь, он не только не выставит госпожу де Лаваль вон из Нерака, но и сделает вам строгий выговор за домыслы, которые не должны тревожить вашу хорошенькую головку.
Catherine de Bourbon: Осознать это было непросто. Конечно, можно было списать все на мужскую слепоту, как известно, влюбленные не видят дальше собственного носа. Но все же, то, что сказал Агриппа д’Обинье было слишком серьезно, чтобы от этого легко отмахнуться. Помощь заговорщикам, помощь в побеге… Сентонжец был прав, таких подробностей Катрин просто не знала, да и, если честно, не желала знать. Не любить проще воплощение зла, чем того, в ком есть хоть капля чего-то хорошего. Закусив губу, она размышляла над всем услышанным, все глубже погружаясь в пучину отчаяния. Если все так, как он говорит, избавиться от маркизы де Сабле будет очень непросто. Брат не захочет обидеть даму, которой обязан своей свободой, и которая нынче пользуется его гостеприимством только ради спокойствия сестры. Но вот в этом мраке блеснул луч надежды, согревший сердце инфанты. Катрин подняла на предмет своих нежных чувств посветлевшие глаза, лучащиеся искренней, детской надеждой. - Так значит, вы с этой женщиной только потому, что благодарны ей, да? – в голосе инфанты зазвучало сотней серебряных колокольчиков торжество и радость. – Она помогла вам и моему брату, и вы не хотите оставлять ее здесь одну? А на самом деле вы ее вовсе не любите? О, как это благородно с вашей стороны, месье д’Обинье! Не в силах усидеть на одном месте, инфанта вскочила, и принялась мерить шагами террасу. Мысли теснились в голове, обгоняя друг друга. - Вы не должны приносить такую жертву, - заявила она, не в силах скрыть счастье, переполнявшее ее. – Я буду другом маркизе. Я сделаю ее своей придворной дамой, она будет пользоваться при дворе заслуженным уважением! И вы будете спокойны, правда? И будете свободны! Нет, в самом деле, если ей не придется мучится ревностью, то она вполне способна потерпеть возле себя Изабель де Лаваль! Может быть дама, на ее примере, поймет всю ошибочность своей прошлой жизни и раскается, приняв протестантизм, и на счету инфанты будет еще одна спасенная душа! Зардевшись, дочь Жанны д’Альбре обратила свой взгляд к Агриппе д’Обинье, с сердечным трепетом ожидая от того ответа.
Агриппа д'Обинье: Агриппа поднялся с корточек и, внимательно посмотрев на юную инфанту, задумался. Если можно было назвать тот дурман, который кружил его голову в обществе Изабель де Сабле, то кипение крови, которое поднималось во всем теле, стоило маркизе коснуться его руки рукаваом платья, тот трепет в центре живота, когда их взгляды встречались и то желание, которое в нем будила эта женщина, стоило их устам сомкнуться в поцелуе, ту внутреннюю потребность дать ей счастье и защиту - благодарностью, то да, он был благодарен бывшей фрейлине королевы-матери. Однако среди людей, не только поэтов, такую гамму чувств и желаний было принято называть любовью, а не благодарностью. Но стоило ли этой девочке то знать, так внезапно оживившийся при мысли, что отношения маркизы и соратника Генриха Наваррского носят лишь дружеский характер? Д'Обинье оглядел сестру друга с ног до головы пристальным взглядом, не старшего товарища, а мужчины. Неужели он упустил этот момент, и девочка выросла? Если так, то сердце ее жаждет любви, открыто для нее… А как она желала, чтобы он был свободен, сколько горячности и звона в этом волнении. Но разве поэт и друг Анрио Бурбона был в чем-то не свободен? Было занято его сердце, но это ли имела ввиду дочь Жанны д'Альбре? Ему вдруг стало неуютно при мысли, что первым, кого Катрин увидела после монастыря, был он сам. Как бы там ни было, следовало быть осторожнее. - Ваше высочество, вы видите солнце на небе? – подойдя к перилам террасы молодой человек положил на них обе ладони и сам, щурясь, посмотрел на небо. – оно всходит каждый день, даря на земле жизнь всему живому. И ведь мы благодарны ему, не так ли? Мы любим его, любим греться в его лучах, любим любоваться восходами и закатами. Оно необходимо любой живой душе. И за то, что оно не оставляет нас, мы каждое утро, сами того не замечая, благодарим его, радуясь наступившему дню. Давайте договоримся, принцесса, - тепло улыбнулся он девушке, совсем по-мальчишески опираясь на ладони и отрывая от земли ноги, - когда вы сможете объяснить мне разницу между любовью и благодарностью, я скажу вам, что испытываю к маркизе де Сабле. Беспечно дурачась, Агриппа напряг мускулы и с некоторым усилием поднял свое тело, вставая на перила вниз головой, подобно акробату. - Потому что сам я не люблю думать над такими серьезными вещами, - пока темные пряди возлюбленного столь часто сегодня поминаемой маркизы трепал теплый летний ветерок, сам он щурясь рассматривал инфанту Наваррскую, отлично зная, что в такой позе выражение глаз его не определить.
Catherine de Bourbon: Катрин лишь почувствовала любовь, вернее, то первое, еще смутное чувство, что ему предшествует. И уж подавно не могла дать ему какое-то определение кроме тех, что слышала от матери. Жанна д’Альбре, казалось, знала все и обо всем. Знала, как должно и как не должно думать и поступать, и старалась вложить все это в свою дочь, словно предвидя, что не всегда она будет рядом. Но вот беда, все эти прописные истины, известные инфанте с детства, именно сейчас, в этот солнечный день, рядом с Агриппой д’Обинье, казались такими ненастоящими! Но других не было. - Благодарность, это благодарность, - неуверенно начала инфанта, с опаской глядя на дурачившегося поэта. – А любовь это долг. Это совместная жизнь, служение Господу, дети, семья и взаимное уважение. Катрин растеряно замолчала, сжав в ладони распятие. Это были слова правильные, разумные, благочестивые. Их одобрил бы любой проповедник, и мать осталась бы довольна дочерью. Вот только, разве это то, что она чувствовала к Агриппе? Разве эту радость, поднимающуюся в крови, головокружение и желание любой ценой быть рядом с предметом своих мечтаний можно назвать словом «долг»? Сестра короля Наваррского была слишком юна и неопытна, чтобы справиться с таким противоречием, и в глазах ее блеснули слезы. - Прошу вас, перестаньте, глядя на вас у меня кружится голова, - попросила Катрин, сожалея уже, что начала этот разговор. Все пошло не так, как она себе представляла, и больше всего юной инфанте хотелось сейчас расплакаться, но, конечно, такой слабости она не могла себе позволить. Тем более, при Агриппе. - Я… я должна идти. Меня ждут. Очень. Это было даже не тактическое отступление по всем правилам военного искусства. Это было бегство. Она и чувствовала себя как разбитый на голову военачальник, проигравший в битве, которую он считал безусловно выигранной. Бросив на Агриппу д’Обинье прощальный взгляд, полный совсем не детской горечи, инфанта почти бегом скрылась с его глаз, и, только оставшись в уединении тенистой галереи, расплакалась, опустившись на пол и прижав колени к груди. Корсет больно впивался в живот и ребра, но разве эту боль можно было сравнить с той, что терзала сердце Катрин? Нет. Но она еще не знала самого главного. Пройдет день, два, и ее упрямство возобладает над разочарованием. Она снова будет полна сил для борьбы за сердце того, о ком в тайне мечтала.
Агриппа д'Обинье: Внимательно слушая Катрин, Агриппа думал, что, все что она говорила, было прописными истинами, которые вдалбливали с детства в головы девочек их добрые матушки. Это были не слова самой инфанты, не ее мысли, а то, что когда-то ей внушила мудрейшая из королев – Жанна д'Альбре. Но с каким бы почтением сентонжец не относился к великой правительнице Наварры, он знал, что, рано или поздно, другие слова займут место в сердце юной принцессы. Опустившись на ноги, он тряхнул головой, чтобы кровь, прилившая в нее, поскорее вернулась к своему привычному течению. - Конечно, Ваше высочество, и простите мне мои шалости, - поклонился он с почтением вслед убегающей Екатерине де Бурбон. Его голова склонилась на бок в задумчивости. Нужно быть осторожнее впредь и не давать этой малютке повода к мечтам. Настало время, когда нужно воздержаться от лишних встреч и бесед, и предупредить Изабель, что им не стоит дразнить своим видом, видом своих чувств, юную сестру Анрио. Добра от этого никому не будет. Пусть инфанта и почувствовала первые признаки любви в своей душе, но она была еще ребенком. А дети жестоки. Нужно будет позаботиться о том, чтобы маркиза де Сабле не стала жертвой ревности этой девочки. Благо, с бывшей фрейлиной Медичи поэту было говорить просто. И пусть его отчитают за то, что это он сам во всем виноват, что дал повод, но его же потом и поймут. И приласкают. От этих мыслей у Агриппы посветлело в душе. Напевая беззаботную гасконскую песенку, он отправился поторопить короля, сообщив ему, что не собирается ждать его целую вечность, теряя свое драгоценное время. Иногда д'Обинье вел себя довольно бесцеремонно со своим другом, но ничего – переживет. Он ему должен. И, оплачивая этот долг, ему придется терпеть своего лохматого приятеля до конца дней одного из них. Эпизод завершен
полная версия страницы