Форум » Игровой архив » Королевский гамбит » Ответить

Королевский гамбит

Henri de Valois: 7 июня 1576 года, Фонтенбло. Полдень.

Ответов - 19, стр: 1 2 All

Henri de Valois: Королева-мать уехала, прихватив с собой своих дам, уехала, торжественно пообещав своему царственному сыну добиться от Монсеньора мира и повиновения. Царственный сын так же торжественно заверил вдовствующую государыню в своей любви и полном доверии, на том и распрощались. Кортеж из дорожных карет, верховых, повозок, нагруженных всяким скарбом, покинул Париж, а вслед за ним Париж покинул королевский двор, перебравшись подальше от зловоний Лютеции в Фонтенбло. С королем уехала и королева Маргарита, и госпожа де Водемон. Первую Генрих взял с собой из осторожности, вторую по необходимости. Хотя лето обещало быть тревожным, король Франции не желал тратить понапрасну ни одного дня. Пусть будут прогулки – в окружении придворных и другие, наполненные нежностью, любовью и доверием. Праздники и танцы в итальянском стиле – легкомысленные и яркие. Но это не означало, что Генрих предпочел забыть обо всем, обманываясь удовольствиями и развлечениями. Нет. Улыбка, которая нет-нет, да появлялась на губах Анри была улыбкой предвкушения, но жаждал он вовсе не праздности. Но всему свое время, и вот, когда Екатерина Медичи отправилась в Анже, это время настало. - Я назначил на сегодня аудиенцию герцогу и герцогине де Невер, - напомнил король своему фавориту. – Вставай! Людовик нежился среди покрывал и подушек, как большой кот, потягиваясь и уворачиваясь от солнечных лучей, льющихся в альков. Белокурые волосы растрепались, синие глаза жмурились, под лиловым шелком угадывались контуры худого, сильного тела. За такой соблазн, не совместимый с серьезностью предстоящего дня, маркизу достался поцелуй. Сам Анри, уже освеживший лицо в тазу с прохладной ароматной водой, был почти одет и лучился нетерпением. Столько дней он лелеял свой замысел, делясь мыслями только с Луи! Даже Лодовико Гонзаго, которому король доверял и которого любил за преданность и истинно государственный ум не знал ничего. Что и говорить, за два неполных года своего царствования Анри Валуа научился скрытности и осторожности. - Я приготовил нужные документы. Господи, Луи, когда обо всем узнает матушка, ее хватит удар, а мой братец Франсуа захлебнется желчью. Уверен, даже до Нерака дойдут разговоры! Его величество рассмеялся, подойдя к открытому окну, и подставив лицо солнцу и легкому ветерку, несущему на своих ладонях запах свежей зелени, листьев, травы, и цветов. Затем в драгоценного и обожаемого ленивца маркиза полетела вышитая подушечка. - Вставай, Луи! Нас ждут великие дела! Если ты пропустишь такое зрелище, как прибытие герцога и герцогини де Невер пред мои царственные очи, ты будешь вредничать, и упрекать меня в том, что я тебя не разбудил вовремя до Рождества!

Луи де Можирон: Луи поднял было палец, чтобы нравоучительно сообщить королю, о том, что величие и важность дел измеряются их необходимостью в данном месте и в данное время, а утренний сон сейчас куда как более важнее и великое дело, нежели любое другое, но получил по пальцу прилетевшей в него подушечкой. - Ай, - голос полным жалости к самому себе возопил молодой человек, садясь на потели, и начиная любовно баюкать свой перст. – Вот так. Ни за что, ни про что… а все почему? Потому что нас не любят. Последние дни Генрих был настолько увлечен своей новой идеей, что только и говорил о Неверах, просвещая своего фаворита во все подробности генеалогии двух родов, соединившихся по воле королевы-матери в этом брачном союзе. Каждый день находились все новые и новые плюсы, в сделанном Анри выборе, и Людовик уже начинал тихо рычать, едва заслышав о чете Гонзага. Куда как интереснее было выдумывать новые развлечения и принимать участие в различных забавах, чем думать о политике, но будучи возлюбленным монарха приходилось участвовать в игрищах гораздо более серьезных и масштабных, чем, к примеру, игра в мяч. - Мадам Катрин хватит удар – это точно, - уже более серьезно кивнул миньон государю, неприкрыто любуясь его облитой летним солнцем фигурой. – А вот насчет твоего братца, я бы не был так уверен, что он захлебнется желчью. Сие блюдо для него столь обыденно, что он даже вкуса его не почувствует, - Луи брезгливо поморщился и поднялся с кровати. Завернувшись в покрывало, он подошел к Александру и обнял его, словно бы желая спрятать от всех напастей. – Имей ввиду, любовь моя, Монсеньор сделает все возможное, чтобы устранить любую помеху, которая может оказаться на его пути. И жизнь мальчика после сегодняшнего оглашения твоей воли будет стоить весьма дешево. Лодовико придется, как следует о нем заботиться, чтобы уберечь от происков принца. А еще лучше, увезти подальше от двора – это тот совет, который бы я дал герцогу в первую очередь. Прижавшись губами ко лбу Валуа в нежном поцелуе, маркиз направился к кувшину с водой, чтобы ополоснуть лицо и проснуться окончательно. - Пожалуй, в благополучии этого дитя будет весьма заинтересован господин де Гиз. Имея весьма добрые отношения со своей невесткой, он может предположить, что через ее дочь, сможет обрести влияние на дела королевства, не меньшее, чем оно было у его семьи во времена Франциска Второго. Если все сделать, как ты хочешь, можно посеять зерно раздора в союз Лоррейнов и Франсуа, но мы должны быть осторожны. О существовании такого союза д'Ампуи никогда не забывал, с одной ночи, проведенной в стенах аббатства Святой Женевьевы.

Henri de Valois: - После того, как я объявлю Генриха д’Орлеан – Лонгвиля принцем крови, как когда-то сделал мой брат Карл с его отцом, и получу для него руку Екатерины де Гонзага, в здоровье и благополучии маленького герцога будут заинтересованы сразу две могущественные семьи, любовь моя. Анри прижался губами к плечу фаворита. Вопрос о наследнике не обсуждался прямо, но стоял остро. Генрих хладнокровно признавался себе, что детей у него не будет, а на Франсуа надежда плохая, в брате текла порченая, гнилая кровь предателя. Мысль, что трон может достаться Бурбонам, вызывала в нем такое же негодование, как в матери. Незадолго перед смертью Карл признал Леонора д’Орлеан – Лонгвиля принцем крови с правом наследования престола согласно салическому закону. При живом (хотя и мятежном) брате короля это право было весьма призрачным, но Анри намеревался укрепить позиции маленького Генриха. Юного герцога призвали ко двору, и живой, смышленый восьмилетний малыш пришелся по душе королю. - Помолвка с дочерью герцога и герцогини де Невер это и награда Лодовико за верную службу, и богатая жена для маленького Генриха, а при всей храбрости нашего кузена Гиза вряд ли он осмелится выступить против нареченного дочери своей великолепной любовницы. За своих отпрысков мадам Генриетта растерзает любого, это не женщина, а тигрица. Все это было сказано раньше, и Генрих просто еще раз озвучивал вслух свои мысли и намерения, ища в этих прожектах слабые места. Таковым было согласие герцога на помолвку и брак его дочери и юный возраст детей, Екатерина де Гонзага была ровесницей Генриха. Но на все воля божия, а в воле короля окружить претендента на престол заботой, дать ему охрану и должное образование. И, как знать, может быть ему удастся вырастить для Франции хорошего короля, пусть и не Валуа, а Валуа – Лонгвиля. Но на гербе у маленького Генриха были все те же золотые лилии, пусть и перечеркнутые белой полосой. Генрих взял с кресла приготовленный для аудиенции наряд. Понимая всю необходимость пышных церемоний для укрепления престижа королевской власти он, тем не менее, с радостью обходился без помощи слуг. Дело было еще в том, что от забот и тревог кожа Анри иногда становилась болезненно чувствительной, и он не терпел чужих прикосновений. В такие дни только помады и притирания от Рене снимали раздражение, а прикасаться к королю мог только Людовик. Но, уезжая из Парижа, Генрих словно обретал силы, и снова становился молодым и полным сил государем. Улыбаясь, он с нежностью следил за туалетом своего любимого. - Если бы ты тратил больше времени на государственные дела, а не развлекался в обществе Келюса и Нограэ, задирая всех, кто не успеет убраться с ваших глаз, Франция бы только выиграла, мой ангел. Я обязательно посоветую нашему итальянскому другу увезти мальчика подальше от двора. Но, думаю, он и сам это поймет, не зря же Лодовико дышал одним воздухом с нашей коварной матушкой, пусть она задержится в Анжере подольше, и всех ей благ.


Луи де Можирон: - Государственные дела – это скучно, - заскулил Людовик, влажной ладонью поправляя прядь темных волос, непокорно выбивающейся из прически государя Франции. Через час с четвертью, несмотря на жгучее желание искупаться где-нибудь в реке или озере, с выражением вселенской тоски на лице, единственный сын генерал-лейтенанта Дофине и Бургундии, стоял по правую руку короля Франции в большом приемном зале дворца Фонтенбло. Пусть бежал Анрио Наваррский, пусть герцог Анжуйский вместе со своими прихвостнями окопался за стенами Анжера, и даже герцог де Гиз находился сейчас в расположении королевских войск, общество собралось сегодня здесь блестящее. Король Франции, когда он молод, хорош собой и весел, всегда будет собирать вокруг себя толпы почитателей. На любопытные взгляды присутствующих, не осмеливавшихся смотреть прямо на государя, Можирон отвечал ничего незначащими улыбками, с трудом подавляя зевоту. - Купание, догонялки, фейерверк, маскарад, дюжина перепелов на вертеле, шесть бутылок анжуйского, телятина наструганная прозрачными ломтями и вяленная до того не менее десяти месяцев, - так, чтобы его слышал только Генрих, Луи с упоением перечислял список всего того, чего ему должен будет возлюбленный за пытку выстаивать на этой церемонии. Причем с каждым мгновением долговой список Его Величества все рос и ширился, - пять новых подушек, одну для Звезды, но большую, - не будучи эгоистом, юноша поспешил позаботиться и о их общей с Анри любимице. Причем его абсолютно не смущало, что король может сейчас рассмеяться или залиться краской смущения в столь торжественный момент. Улыбка Александра стоила любого важного мероприятия. – Четыре собственноручно почищенных тобой граната, и скармливание мне с ладони его алых зернышек на ночь, и еще пару желаний, которых я тебе озвучу после того. И вообще я еще не до конца все придумал, так что сойдемся, что это лишь половина. Со стороны могло показаться, что маркиз д'Ампуи что-то усиленно подсчитывает. Впрочем, так оно и было. Но это не мешало фавориту Генриха Третьего рассматривать лица дам и кавалеров, угадывать в них нетерпение, с каким они ждали, что же им всем хочет сообщить первый дворянин королевства. Герцог и герцогиня де Невер стояли неподалеку от трона и тоже ждали, когда Его Величество соблаговолит заговорить с ними.* - Кстати, небольшое аббатство – вот, что нужно добавить в этот перечень, - хитрые искорки заплясали в глазах маркиза при воспоминании об одном славном монахе. Нужно будет съездить в Париж и проведать этого великого, во всех отношениях, человека. *согласовано с супругами де Невер

Henri de Valois: - А еще пилюль от жадности, и побольше, - едва слышно передразнил Генрих Александр своего фаворита, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Луи считал государственные дела скучными и вредными для здоровья и почитал своим долгом заботиться о том, чтобы его любимый не забывал о том, что они молоды, а жизнь прекрасна. За что Его величество был очень благодарен любимому. Но для того, чтобы насладиться всем, перечисленным, следовало как можно скорее закончить с текущими делами. Солнечные лучи, проникающие в высокие окна, заливали веселым сиянием залу, золотило фрески на стенах, росписи на потолке, высвечивало на капителях мраморных колонн вензеля великих королей, Франциска I и Генриха II. Живым золотом играли лилии, украшающие собой бархатный балдахин над королевским креслом. Генрих умиротворенно улыбнулся. Он любил красоту, во всем. Совершенство линий, формы и содержания. Окружая себя красотой во всех ее проявлениях, он утолял жажду гармонии, которая досталась ему от итальянских предков. - Герцог де Лонгвиль, де Эстутвиль, принц де Шательайона и де Нёвшатель, де Дюнуа и де Танкарвиль, подойдите. Обладатель всех этих звучных титулов, мальчик восьми лет, держащийся с удивительным спокойствием и достоинством, преклонил колено перед государем. Взгляд Анри потеплел. Такой маленький, беззащитный, но уже осознающий всю ответственность, лежащую на его плечах после смерти отца, Генрих д’Орлеан – Лонгвиль был символом жестокого времени, требующего от детей повзрослеть как можно скорее, что бы передать титул, сразиться за короля и умереть… передав эту безжалостную эстафету следующему поколению. Если бы ему удалось прервать этот замкнутый круг и подарить Франции мир! - Сударь, сообщаем вам, что с сегодняшнего дня вы наследуете звание принца крови, пожалованное вашему отцу братом нашим Карлом, со всеми предлагающимися к этому титулу правами. В зале воцарилась тишина. Генриху очень хотелось обвести взглядом эти лица, чтобы прочесть на них истинные чувства, обычно тщательно скрываемые. Но он, улыбаясь, протянул ладони маленькому принцу, дабы тот мог принести вассальную клятву. Ничего. Луи, в котором верное и любящее сердце счастливо сочеталось с острым умом и удивительной памятью, увидит все. И обо всем расскажет потом, позже. Мальчик произнес клятву ясным, звонким, детским голоском, серьезно глядя в глаза государю, и с такой же серьезностью принял церемонный поцелуй в щеку. Ни радости, ни страха не было видно на милом личике, и растроганный Анри дал себе слово позаботиться о маленьком Генрихе, как о собственном сыне. - Герцог де Невер, герцогиня де Невер, - король кивнул супругам, приглашая их подойти. – Мы имеем честь и удовольствие предложить брачный союз между вашей дочерью, Екатериной де Гонзага и герцогом д’Орлеан-Лонгвилем. Кто-то сдавлено охнул. Губы короля дернулись в усмешке, но он сдержался. Ничего не скажешь, сегодняшний прием получился, воистину, незабываемым. Как он и хотел.

Lodovico di Gonzaga: Стоя вместе с Генриеттой неподалеку от трона, герцог де Невер наблюдал за свершаемым эпохальным событием, с трудом сохраняя спокойствие на лице. Изумление поступком короля, этим провозглашением маленького Лонгвиля принцем крови, было столь сильным, что Лодовико пришлось призвать на помощь всю свою волю, дабы не проявить и толики обуревавших его в этот момент чувств. Если Генрих д'Орлеан становится полноправным претендентом на престол, а нынешний монарх так и не обзаведется иным наследником, то это означает, что Франсуа Анжуйский, рано или поздно может столкнуться с тем, что за право править Францией, случись что с нынешним государем, ему, придется и сразиться со сторонниками этого мальчика, что только что читал с таким достоинством вассальную клятву. А в том, что вскоре таких сторонников станет немало, можно было не сомневаться. Анрио Наваррский же отодвигался от престола Франции на еще одну ступень. - Иногда короли оказывают такие услуги, что лучше бы сразу подписали смертный приговор, - едва слышно прошептал Великий магистр приората Сиона, склонившись к розовому ушку своей супруги, так что черные пряди коснулись ее рыжих локонов. Он еще не знал, что будет дальше, и не мог предположить, что задумал Александр Валуа, если не считать уже свершившегося факта. Сердце Лодовико кольнуло в дурном предчувствие, когда Генрих-Александр пригласил их с Анриеттой подойти. - Боюсь, это еще не все сюрпризы, - подав руку принцессе Клевской-старшей, друг и советник короля приблизился с ней к государю на положенное расстояние, и склонился в почтительном поклоне. Услышанное столь поразило отца двух прелестных дочерей, что чтобы не пошатнуться, ему пришлось крепко сжать руку жены. О боже…Смилуйся над всеми нами. Отказать же королю, просящему руки Екатерины для своего протеже, не было никакой возможности. - Ваше величество, это столь высокая честь для нашей семьи, - побелевшие губы не слушались, а в зеленые глаза супруги он не смел и глянуть, зная, что будет, когда закончится эта аудиенция. И, черт возьми, она будет бесконечно права. Как мать. Но он не только отец, он еще и государственный муж, и мыслить интересами лишь своей семьи недостойно преданного вассала. – Мы с удовольствием принимаем этот союз, и обязуемся подписать все необходимые бумаги, когда дети достигнут положенного для вступления в брак возраста, - еще один поклон Генриху. – И просим вас оказать нам милость и объявить о свершившейся помолвке. Анриетта выцарапает ему глаза. Но это было еще не все. Как посмотрит на сегодняшние события Маргарита?

Henriette de Cleves: С прямой спиной, расправив плечи, Ее светлость время от времени обводила собравшихся придворных холодным взглядом поверх накрахмаленного кружева высокого ворота своего платья цвета спелого персика, стараясь по их лицам понять, чего следует ожидать от сегодняшнего приема. Но в лицах окружающих было такое же недоумение, какое царило и в душе принцессы Клевской-старшей. Получив от супруга известие о приглашении короля посетить Фонтенбло, герцогиня в означенный день, привычно отписав Генриху де Гизу о происходящих в Париже и летнем дворце государей Франции событиях, отправив письмо со слугой в расположение королевских войск, села в портшез и встретилась с Лодовико уже у ворот замка. Под очи монарха они предстали, держась рука об руку. Невольно пожав пальцы Гонзага в дружеском жесте поддержки, когда была явна ее необходимость, Генриетта впилась пребольно ноготками в эту же ладонь, когда услышала полные почтения слова сына герцога Мантуи, адресованные Генриху Третьему. С каким бы наслаждением она вставила бы сейчас мужу кляп в зубы, чтоб заткнуть поток этот славословия, но когда говорят мужчины, женщинам полагается молчать. Зеленая молния была выпущена в сердце любимого отпрыска мадам Катрин Медичи. Ему мало было играть жизнями своих фаворитов, мало было того, что его мягкое попустительство способствовало расселению ереси на землях Франции, он еще решил и покалечить жизнь одной из дочерей графини де Ретель, превратив ее в мишень для происков всех, кому неугодно будет принять сегодняшнюю волю короля. В этот сложный век, век правления мужчин, девушкам и так было непросто сохранять свою индивидуальность и независимость, уж это-то Анриетта хорошо знала по себе, и мечтала найти для своих дочерей, мужей, если не любящих, то добрых и покладистых. И даже, вполне вероятно, что малыш Лонгвиль окажется именно таким. Но век жен принцев длится ровно столько, сколько длиться жизнь этих самых принцев. Становясь вдовами, они имеют мало шансов продолжить жить в свое удовольствие. Гнет общества и невидимые постулаты традиций заставляют их заживо себя хоронить в монастырях. Но ничего… мадам де Невер стиснула зубы и сильнее сжала шелк собственной юбки, приседая перед Его величеством в низком реверансе и лучезарно улыбаясь. Чтобы не творилось у нее в мыслях, все должны видеть, что она счастлива милостью Валуа. Потом, оставшись наедине с собой, она напишет Лоррейну, чтобы посоветоваться с ним, как ей быть. Решение мужа она слышала вместе со всеми, и можно было не сомневаться - он не отступиться от него. Но помолвка помолвкой… Мало ли что может произойти еще до самой свадьбы. А пока придется хорошенько позаботиться о детях, чтобы они дожили до этой самого момента.

Henri de Valois: Генрих не обманывался относительно истинных чувств герцога и герцогини де Невер, но сейчас ему было достаточно того, что внешний декорум был соблюден, и его решение не оспаривалось. Позже он объяснит Лодовико, отчего так важно было сохранить все в тайне, отчего в это смутное время он не доверяет государственные тайны бумаге. А выгоды подобного союза Гонзага и сам поймет - О помолвке мы объявим сегодня же, - милостиво кивнул Анри, поднимаясь со своего места, подавая знак к тому, что прием закончен. – Герцог, следуйте за мной, мы обсудим детали будущего брачного соглашения. Шелест юбок, шорох шелков, глубокие реверансы, скрывающие самые различные чувства на лицах придворных. Король ответил на них улыбкой и легким поклоном. Теперь в ход пойдет невидимое, но очень действенное оружие – сухи и сплетни. Они расползутся из Фонтенбло по всей Франции, через письма и разговоры, через вестовых и торговцев, нищих и монахов. Городские стены для них не преграда, как не преграда и расстояния. Про себя же Генрих Александр помянул благодарным словом брата Карла, начавшего в свое время то, что он закончил сегодня. Какими бы причинами тот не руководствовался. - Я понимаю, герцог, все это слишком неожиданно, - негромко проговорил он, проходя через анфиладу покоев к кабинету Франциска I, поменявшему хозяина, но не именование. Да и в обстановке Анри мало что менял, разве что убрал со стен оружие, к которому питал такое пристрастие старший брат. – Но вы не хуже меня знаете положение. Орлеан - Лонгвиль нужен мне и Франции, а кому еще я могу доверить мальчика, который, возможно, станет королем? Его величество подошел к окнам, выходящим на озеро, любуясь отблесками солнца на воде. Здесь все дышало покоем. - Принцы крови часто торопятся стать королями, мне это известно, - мягко улыбнулся он Луи де Можирону, следовавшему за ним неотлучно, и Людовику Гонзага. – Но, принимая такое решение, я выполняю свой долг. И жду от тех, кому доверяю, и кого люблю, того же.

Луи де Можирон: Не разочаровал герцог, не разочаровала и его супруга. Фаворит короля, бегло обведя лица остальных придворных взглядом, почти впился им в непроницаемые лица супругов де Невер. Это было блестяще. Людовику захотелось зааплодировать на весь зал, поражаясь актерскому мастерству, которые демонстрировали «облагодетельствованные» родители маленькой Екатерины де Гонзага. Это был опыт, а опыт, как известно – цена ошибок трудных. Улыбнувшись Генриетте Клевской столь же малозначащей улыбкой, как была ее собственная, маркиз покинул залу вслед за государем и его некогда послом в Рим. - Сир, я не сомневаюсь, что герцог оценил, оказанную ему честь в полной мере и понимает всю важность возложенной на него миссии, - оставшись наедине с королем и Гонзага, Людовик позволил себе вмешаться в их разговор. – И насколько я смог заметить, весьма обрадовалась такой милости его супруга, не так ли, месье Лодовико? – Можиро посмотрел в глаза друга короля, кривя губы в усмешке. Генриетта де Ла Марка могла сколько угодно казаться равнодушной к своим дочерям, мало видясь с ними и не спеша привозить их в Париж, но синьору де Сен-Сафорин слабо верилось в это показное пренебрежение детьми. Ведь именно оно и было залогом безопасности девочек, исключая их судьбы, как рычаги давления на старшую дочь Франсуа Клевского. Мадам вполне могла пожертвовать минутами близости с чадами, ради их же спокойствия. И, если это было так, то сегодня Анри нанес сокрушительный удар по этой обороне герцогини. - Как вы считаете, Ваша Светлость, не будет ли лучше малюткам быть при дворе, дабы уже познавать все стороны его жизни? Миньон предлагал откровенную глупость, но что взять с легкомысленного придворного?

Lodovico di Gonzaga: - Сир, я польщен вашим доверием, и, без сомнения сделаю все от меня зависящее, чтобы его оправдать, - длинные черные пряди упали на лицо вельможи, склонившегося в поклоне перед королем, скрывая задумчивый взгляд таких же черных глаз. Генрих Валуа вырос на глазах Лодовико, с юношеских лет он являл упорство характера и целеустремленность, своеволие и некую избалованность, но никогда не стремился принимать решения, которые лягут на его плечи тяжелым грузом. Так казалось Гонзага. Сегодня он убедился в обратном. Вряд ли мадам ди Медичи или советники короля, одобрили бы то решение, которое он озвучил сегодня в Фонтенбло. Тяжелый взгляд умудренного опытом политика переместился на фаворита государя. И вряд ли этот юноша мог вложить в голову помазанника божьего подобную идею. Тут нужен был ум государственный и искушенный в интригах. И хоть Великий магистр с недавних и убедился, что этот юноша не так прост, как хочет казаться, однако, для него это было слишком дальновидно и слишком… Гонзага постарался про себя подобрать правильное слово, но на ум приходило лишь слово – не по-миньонски. Эти придворные хлыщи в целом были безобидны, если не брать в расчет то, что их жизнеобеспечением и поддержанием угодного королю вида занималась государственная казна. Они были франты, но не политики. Не будь того разговора в Тюильри, Невер бы даже поверил в серьезность предложения Можирона о воспитании новоиспеченного принца крови и его невесты при дворе. Но сейчас было очевидно, что фаворит Генриха насмешничал. - Сударь, я с удовольствием привезу ко двору свою дочь, если именно вы возьмете на себя труд позаботиться о ее благополучии вместе со мной, - иронично огрызнулся Гонзага, той же интонацией, как когда-то маркиз возложил на него ответственность за деяния будущие и возможные Маргариты Валуа. – И даже берусь убедить герцогиню в правильности такого решения. Закончив с приближенным Валуа, Его светлость вновь обернулся к государю. - Какие еще будут распоряжения у Вашего величества? Я готов исполнить любую вашу волю, сир.

Henri de Valois: Анри с интересом вслушивался в перепалку любимого и своего советника. За этим словестным фехтованием крылось нечто любопытное, но сейчас время было не подходящее, что бы это «нечто» пытаться извлечь на свет божий. - Господа, мы говорим о серьезных вещах, - мягко упрекнул он маркиза д’Ампуи и герцога де Невер. – Ваша светлость, я назначу вас опекуном Генриха де Лонгвиля. А вы уж позаботьтесь о достойном воспитании, и о благополучии владений маленького герцога. Опекун мог многое. Распоряжаться доходами с земель, распоряжаться судьбой того, кто ему доверен, иногда и жизнью. Но король Франции был уверен в том, что нет более надежных рук для маленького принца крови, нежели руки Лодовико Гонзага, сына герцога Мантуи. Даже если тот не слишком доволен тем, как государь распорядился судьбой его дочери. Он и сам не собирался забывать о том, кто, возможно, когда-нибудь займет его место, если на то будет Божья воля, и время от времени призывать маленького Лонгвиля ко двору. Его должны знать и уважать, как одного из наследников трона Франции, пусть и не прямого. Генрих Александр бросил на своего любимого нежный и задумчивый взгляд. Пусть ему никогда не взять на руки собственного сына, но судьба подарила ему сокровище в лице Луи де Можирона и счастье его любви, и за счастье это король Франции готов был пожертвовать всем. Даже возможностью продолжиться в будущих поколениях и жить вечно в своих сыновьях и их потомках.

Henriette de Cleves: Гордо подняв голову, принцесса Клевская прошествовала сквозь расступающихся придворных к выходу из приемной залы Фонтенбло. Ее слабовольный супруг удалился вслед за королем, а мадам де Невер была вынуждена принимать неискренние поздравления и слушать себе вслед завистливые шепотки. Еще бы! Дьявольщина! Они все считали, что семейство Гонзага теперь будет купаться в королевских милостях. Их дочь невеста принца крови, пусть и маловероятного, но наследника престола, а это означало, что теперь для Лодовико и его жены будут открыты все двери, в какие им бы не вздумалось постучаться. Будь Генриетта де Невер помоложе и менее умудрена опытом светской жизни, она бы ликовала, с восторгом принимая знаки внимания придворных, но Ее светлость лишь беззвучно скрипела зубами от ярости, нацепив на лицо фальшивую улыбку, пряча под ней зубки столь же острые, как края е накрахмаленного воротника. Ах с каким бы удовольствием она бы вцепилась сейчас ими в руку, так бездумно раздающую сомнительные милости, в руку Генриха Валуа. А сыну герцога Мантуи так просто несказанно повезло, что король позвал его за собой для обсуждения дел. Медленно выйдя из залы, герцогиня почти бегом бросилась в хорошо известном ей направлении – к покоям Маргариты Валуа. Марго уже не была такой пленницей, как в Лувре, отдых и хорошая погода могут смягчить даже сердце короля. Однако она была и не столь свободна, как ранее. А сегодня король даже не изволил ее позвать на прием в честь объявления Лонгвиля принцем крови. Но, наверняка, королеве Наваррской уже сообщили о произошедшем, и наверняка она была в не меньшем неудовольствии, чем сама графиня Ретель. Если не в большем. Мило улыбнувшись прогуливающейся словно в безделье охране Маргариты, Анриетта влетела в ее покои, зло топнув ножкой на пороге. - Стадо баранов с алебардами! – рявкнула она в сторону закрывшейся двери. – Марго! Дорогая моя! Ты слышала, что вытворил твой братец!? Он совсем спятил! Играть детьми в политике недостойно мужчины и короля! – понимая, на самом деле, необходимость, вынудившую Генриха Валуа к подобному поступку, женщина и мать в принцессе Клевской-старшей решительно бунтовала против подобных деяний.

Маргарита Валуа: Пусть Маргарита и не присутствовала на утреннем приеме, но одна из фрейлин уже поторопилась донести госпоже новости. Решение Генриха вызвало у королевы Наваррской не меньший гнев, чем у герцогини де Невер, пусть и по другим причинам. Отослав нетерпеливо своих дам, Марагрита порывисто взяла за руку подругу, стараясь не столько успокоить ее и себя, сколько разделить с ней праведное негодование. - Генрих в своей мстительности перешел всякие границы, - негромко, но жестко проговорила она. Глаза холодно сверкнули. Жаль, она не может в лицо высказать старшему брату все, что думает о таком вот способе улаживать политические и династические разногласия! - Будь здесь королева Екатерина, она бы не допустила подобного, но Его величество удачно выбрал время, ничего не скажешь. Глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, Марго отошла к раскрытому окну. Черные волосы, небрежно прихваченные сеткой из золотых нитей, выбивались на шею тугими кольцами. - Откуда в Генрихе столько подозрительности, столько ненависти ко всем, Анриетта, ума не приложу. Куда пропал наш прекрасный принц и откуда взялся этот злой король? Маргарита обхватила себя за плечи руками, чтобы унять невольную дрожь. Рукава бархатного платья сочного винного цвета взлетели на мгновения, как крылья птицы, слишком бессильной, чтобы взлететь. Взгляд молодой королевы с тоской унесся к кромке синего неба. Если бы она могла вырваться на свободу… но куда ей лететь? Либо братья и мать, либо муж, иного не дано. - Понимаю, он желает уязвить герцога Анжуйского, отомстить тому за все неприятности, который Франсуа причинил нашему брату. Ах, ну еще, разумеется, дать понять моему муженьку и всем Бурбонам, что трона Франции им не видать, но знаешь, Анриетта, я все никак не могу отделаться от чувства, что каждое его решение приближает страшный конец. Я стала совсем мнительной, да? Грустно улыбнувшись, Маргарита села на подушки скамьи, вделанной прямо в оконную нишу, и жестом пригласила присесть герцогиню де Невер. - Прости, я о своих бедах, а у тебя совсем об ином сейчас болит голова. Что ты собираешься делать, дорогая? До сих пор ты мудро поступала, держа своих дочерей подальше от этих игр во власть, но теперь все изменится. Я видела маленького Лонгвиля, он очаровательный мальчик. Слишком очаровательный, чтобы не дожить до старости, что вполне с ним теперь может случиться.

Henriette de Cleves: Генриетта кивнула на приглашение Маргариты присесть, но неуемный нрав не терпел бездействия. Вместо того, чтобы опуститься рядом с королевой Наваррской на скамью, принцесса Клевская подошла к ее туалетному столику и бездумно стала перекладывать на нем столь дорогие любому женскому сердцу безделушки. - Что я собираюсь делать? – несколько отстраненно проговорила женщина, пальцами перебирая зубчики гребня слоновой кости. – Ах, Марго! Будь я мужчиной, я бы заставила твоего братца заплатить за все, что он делает! Даже если бы мне пришлось для того занять место его фаворита! – зло выплюнула герцогиня, вспоминая с какой ухмылкой королевский любимец оценивал их с Лодовико. – И поверь это не то ложе, в котором бы я мечтала оказаться! По сравнению с Карлом, которого многие называли сумасшедшим, Генрих ведет себя более полоумно! Мадам де Невер так сильно нажала на кончик зубцов, что на подушечке ее указательного пальца появилась капелька крови. Откинув безделушку к зеркалу, Анриетта облизнула пальчик и уселась на пуф подле «сокровищницы» Маргариты. - А сейчас, - зеленые глаза гневно сверкнули, - сейчас я собираюсь написать письмо своему деверю, чтобы известить какая милость постигла дом Лонгвиль! Котел на огне в любой таверне не кипел так, как кипела нынче супруга Лодовико де Гонзага. - И я надеюсь, что и ты набросаешь герцогу пару слов о том, что думаешь на этот счет! Ей-богу, Марго, не пойми превратно, но я предпочту видеть королевой Франции тебя, чем свою дочь! Катрин еще совсем ребенок, а у трона нужно родиться, чтобы принять его за благо, - внезапно голос женщины стал грустен. Ей хотелось для своих дочерей счастья, а не престола. - А еще мы напишем в Наварру! Твоему муженьку! Пусть поднимает свой беарнский зад и подумает о твоем приданном, пока ты не осталась ни с чем! А то, того и гляди, его величество возжелает раздавать еще и ваши земли. Так что хватит сидеть и вздыхать о чудесных детях. Давай брать дело в свои руки. Благо и мадам Екатерина, и этот служака Беранже нынче не при дворе, - встрепенулась мадам от печальных мыслей. Что там и говорить, зачем нужна политика, переговоры и прочие дела, если для того, чтобы развязать войну достаточно неудовольствия двух хорошеньких женщин.

Маргарита Валуа: - Мой муженек так старательно делал вид, что не интересуется политикой, что многие ему поверили, - пухлые губы Маргариты изогнулись в чуть ироничной усмешке. – Но ты права, мое приданное его не может не заинтересовать, так же как и появление нового претендента на трон. У маленького де Лонгвиля будет одно преимущество перед Анрио, одно, но существенное: король его поддержит. К своему бежавшему супругу она не испытывала ни любви, ни ненависти. Но Генриха Наваррского из жизни не вычеркнешь так же легко, как из алькова. Может быть, к счастью, а может быть наоборот, время покажет. Но Генриетта была, безусловно, права. Сейчас при дворе отсутствовали два ее главных недоброжелателя, мать и маркиз дю Гаст, а значит, время действовать. Маргарита бросила задумчивый взгляд в окно. В парке, словно муравьи, трудились слуги, развешивая на ветвях деревьев и кустов фонари, отмывая с мраморных статуй налет пыли. Значит, вечером опять будет праздник. Ее, скорее всего, пригласят, в качестве еще одного украшения Фонтенбло. Это так в духе Генриха, демонстративно забыть о ней, когда решаются дела государственной важности, и вспомнить, когда речь идет о любимых его сердцу балах. - Помолвка еще не свадьба, дорогая моя подруга, а принц крови еще не король. Пожалуй, стоит предпринять еще кое-что. А именно - написать обо всем моей доброй матушке Екатерине. Поверь мне, стоит ей узнать, поднимется такая буря, что под ее прикрытием можно будет сделать многое. Скорее всего, опять зайдет речь о разводе, и, как мне не жаль госпожу де Водемон, в этом моя мать права. А Генриху следовало бы исполнить свой долг и дать Франции наследника, а не перекладывать это на чужие плечи! Я только одного опасаюсь, Генриетта. Как тебе известно, в наш меркантильный век жена идет к приданому, а не приданое к жене. Как бы результатом всех этих торгов тебе не пришлось слать мне письма в Нерак. Невесело улыбнувшись, Маргарита припомнила истерику, которую она давно, целую жизнь назад, устроила матушке Екатерине. Как она была молода тогда, как вспыльчива. И ее до смерти пугала мысль о том, что нужно покинуть двор, и любимого тогда герцога де Гиза, и отправиться в Нерак, чтобы жить там под бдительным присмотром строгой Жанны д’Альбре. Королева Жанна почила и было время, когда Марго с азартом участвовала в интригах мужа, мечтая о короне на своем горделивом челе, пусть даже короне Наварры. Но теперь между давней мечтой и ее воплощением, помимо всего прочего, стоял Лодовико Гонзага. - Кстати, Анриетта, ты не сказала, что обо всем этом думает твой мудрый супруг, - поинтересовалась она, спрашивая себя, сколько еще дней их непростой и неспокойной любви им осталось.



полная версия страницы