Форум » Игровой архив » On ne fait pas d’omelette sans casser les œufs » Ответить

On ne fait pas d’omelette sans casser les œufs

Charle de Mayenne: 16 июня 1576 года. Франция, Реймс, дворец То. Время обеда. On ne fait pas d’omelette sans casser les œufs - Яичницу не сделаешь, не разбив яйца (фр.)

Ответов - 20, стр: 1 2 All

Charle de Mayenne: Выехав из Амьена во второй половине вчерашнего дня и переночевав в Сен-Кантене, герцог Майеннский прибыл в Реймс. После сытного завтрака, которым его попотчевали пикардийцы, лотарингский вельможа сладко дремал в своём дормезе, пока тот катил по мостовой в направлении замка То. Левая рука Шарля покоилась на его массивном животе, мерно вздымающимся от его безмятежного дыхания, правая – на окованном бронзой, увесистом деревянном сундуке. Сундук этот был набит золотом, которое представляло собою огромные доходы Шарля де Лоррейна с вложений в промышленные мануфактуры, сельскохозяйственные предприятия и генуэзские верфи. Кроме того, в нём лежала перехваченная золотистой тесьмой кожаная папка, в которой покоились сложенные листы, исписанные именами и фамилиями – то были секретные списки приверженцев Лиги, которые хоть и не выражали открыто свою позицию, бряцая по улицам кирасами и аркебузами, но, тем не менее, поддерживали партию Гизов. Именно с этими ценностями Майенн, под чьей ответственностью и педантичным контролем находилась вся бухгалтерия лотарингского дома, и ехал к своему младшему брату архиепископу. По-правде говоря, в отличие от своих братьев, возвышенных, целеустремлённых и имеющих свои идеалы лучшего мира, Шарль де Лоррейн был человеком гораздо более приземлённым, который в первую очередь эгоистично заботился только об удовлетворении собственных мирских желаний и потребностей. И, справедливости ради, до ярого поборника святой веры ему было далеко так же, как средневековому Лису до венца честности и благородства. Однако, когда семье требовалась его помощь, он мгновенно бросал на это все свои ресурсы и всегда был для них надёжным тылом. От природы не наделённый честолюбивыми стремлениями, герцог Майеннский, тем не менее, поддерживал амбиции своего старшего брата и искренне считал его самым достойным претендентом из всех, кто мог притязать на французский престол. Из похожих же соображений он без всякого скепсиса относился к своему вероятному браку с Генриеттой де Савой, дочерью маршала Франции, Онора де Савойя. Тот был одним из самых могущественных католических вождей королевства, и Шарлю был понятен такой политический ход брата, желавшего породниться и закрепить тем самым союзнические отношения с этим человеком. Кроме того, если вдруг дочурка маркиза де Виллара разделит его страсть к вкусной пище и окажется приятной собеседницей за трапезным столом, так это же будет просто подарок, а не жена! Кортеж подкатил к воротам замка То и остановился. Его светлость возвестили о прибытии. Шарль зевнул, протёр глаза и, от души потянувшись, с достоинством вывалился из дормеза, прижимая к себе драгоценную ношу. Настроение у герцога было приподнятым. Он заранее высчитал время, требующееся на маршрут, и намеренно приехал в Реймс днём, поскольку знал, что раньше может и не застать архиепископа, который, следуя обязанностям, возлагавшимся на него его высоким саном, мог быть на утренней литургии. А так - он приехал как раз к обеду. Луи должен быть дома и наверняка найдёт, чем его угостить. Пэр Франции вошёл в большую гостиную замка. Живой и внимательный взгляд смеющихся светлых глаз герцога обратился на слугу. На резонный вопрос Майенна, где хозяин, тот ответствовал, что архиепископ занят на верхнем этаже в своём кабинете и тут же поспешил туда, чтобы доложить своему господину о визите его брата. - Луи! - громогласно возвестил герцог Майеннский о своём присутствии во всю мощь своих лёгких, - Встречай меня! Я приехал! В конце концов, не подниматься же ему по лестнице наверх, да ещё и с такой тяжестью! Хотя, видит Бог, что подобная прогулка в конечном итоге была бы только полезна для объёмной фигуры среднего сына Франсуа де Гиза.

Louis de Lorraine: День был непраздничный, поэтому, отслужив утреннюю мессу в городском соборе, да и то ввиду необходимости встречи с некоторыми людьми, архиепископ Реймсский, решил остаток дня посвятить разбору корреспонденции. Письма в замок То стекались с разных концов не только Франции, но и всего мира. Лоррейн вел активное общение со своими собратьями по вере, одним он оказывал и обещал поддержку в различных делах, другие ему обещали содействие в случае необходимости и снабжали его сведениями о политических перипетиях в Европе. Аккуратности и системности, с которой молодой священнослужитель разбирал свою почту, мог позавидовать любой стряпчий. На столе в кабинете у Людовика, перед ним стояло несколько шкатулок, лежала пара папок и гроссбух, в который младший из лотарингцев скрупулезно заносил все сведения о пришедших вместе с письмами дарах, или же делал пометки, какие суммы, куда и на что, ему следует отправить в ближайшее время. Несмотря на отличную память, Лоррейн предпочитал не только держать все в голове, но и видеть необходимые ему столбцы цифр перед глазами. В папки аккуратно складывались письма, которые требуют ответа, и которые могут обойтись без того, в ларцы же, запирающиеся на замок, шли документы, связанные с делами Франции, вверенной ему епархии и отдельно стояла большая, но изумительно отделанная рубинами шкатулка, предназначенная для бумаг, касаемых семьи де Гиз. Удобно расположившись за столом с бокалом травяного отвара (нет-нет, архиепископ не хворал, он просто имел слабость к укрепляющим организм снадобьям, которыми его щедро поили в детстве из-за болезненности), Его преосвященство читал письмо от одного римского кардинала, не более не менее – племянника понтифика, который уверял своего адресата, что настроение у его дяди нынче очень благоприятствует свершению дел во имя святой веры. Папа, с небывалым рвением слал проклятия на голову спутавшейся с дьяволом еретички Елизаветы Тюдор, и чуть ли не лично благословлял направленные против нее заговоры. Читая строки, написанные с подачи пылкого сердца, Лоррейн тихо рассмеялся. Англия была вечной костью в горле католической церкви. Письмо было отправлено сразу в ларец, отвечать на него архиепископ Реймсский не видел необходимости. Открыв шкатулку с семейными бумагами, Луи взял лежащее на самом верху послание. Оно было от старшего брата Генриха, пришло недавно и извещало, что на днях в замок То прибудет Катрин де Монпансье и давал на ее счет некоторые поручения.* Хозяин замка уже распорядился, чтобы подготовили комнаты для сестры, и раздумывал над поручениями, которые Анри хотел возложить на сестру. Однако с улицы послышался шум, а вскоре тишину То разрезал громовой голос среднего из братьев Лоррейн. - Все же иногда Майенн появляется весьма вовремя, - пробурчал священнослужитель и обратил свой взор в потолок комнаты, безмолвно посылая туда хвалу небесам. - Ты приехал очень кстати, Шарло, - спускаясь со ступеней, ведущих в холл дворца со второго этажа и держа в руке письмо принца Жуанвиля, возвестил архиепископ своего брата. Слуги уже вовсю суетились вокруг пэра Франции, готовые принять плащ и исполнить любое распоряжение родственника своего господина. – Ты привез бумаги? – мягкий голубой взор скользнул по сундуку, который Майенн любовно прижимал к себе. – Отказавшихся было много? – речь шла о присоединении дворянства северных провинций к Лиге, которую король дозволил, но пока еще не изволил назначить ее главу. - Проходи, и давай сразу решим дела, а потом время и к обеду подойдет, - если Шарля сразу пустить за стол, то сие мероприятие затянется до вечера. – Передайте повару, что у нас гостит Его светлость, - бросил Луи слугам. Для местного кулинара это должно было послужить сигналом, что трапеза обеденная сегодня от него потребует всех его умений. С каждым визитом герцога Майеннского лысина бедняки становилась обширнее. *согласовано с Henri de Guise

Charle de Mayenne: Широкая физия герцога Майеннского расплылась в улыбке, когда он узрел его преосвященство, спускающегося по лестнице со своей неизменной лисьей грацией. Передав свой малиновый плащ и расшитые золотом перчатки слуге, Шарль двинулся навстречу архиепископу. Глаза среднего дрозда весело сверкнули. Майенн был единственным из всех детей Франсуа Лотарингского и Анны д`Эсте, кому передались глаза матери, не имевшие холодных серебристых оттенков. Зеленовато-карие. Смеющиеся. В них не было того железа, которое нет-нет да и сквозило в суровом взоре Анри, проникновенном взгляде Луи и лукавом выражении очей Като. Но в них сияло столько необыкновенной живости, что, если присмотреться, можно не без удивления открыть, насколько разительный контраст они создавали по сравнению с его рыхлым телом, немного неуклюжими движениями и копной беспорядочно вьющихся волос цвета выцветшей соломы. - Ещё бы, чёрт побери! - воскликнул пэр Франции, полностью разделявший мнение младшего брата относительно своевременности своего визита, - В самый раз для того, чтобы ты приказал накрывать на стол! Я голоден, как Гаргантюа! Развязной походкой Его светлость прошествовал в большую гостиную замка и с грохотом водрузил свой сундук на массивный дубовый стол, имевший в торцевой части две опорные стенки. При слове «обед» герцог взбодрился. Да уж, неплохо бы поскорее покончить с делами и приступить к трапезе. Есть стимул поторопиться. Интересно, чем его сегодня угостит повар его преосвященства? Голубиный пирог? Рагу из нежного крабового мяса в сливочном масле, приправленное луком, морковью и ячменём? Только бы не забыл добавить шафран! Только бы не забыл... - Привёз, братец, привёз, - кивнул головой лотарингский вельможа, - Мои чудеснейшие друзья из Амьена весьма славно потрудились, придав решимости тем дворянчикам, которые, аки кисейные барышни, испускали вздохи и никак не могли определиться, продемонстрировать ли светлому взору нашего Анри свой почерк, - усмехнувшись, Майенн запустил пятерню в свою густую пшеничную шевелюру и от души почесал макушку, после чего этой же рукой сделал в воздухе неопределённый жест, - Что же касается отказавшихся... Я бы сказал, их у нас подавляющее меньшинство. В основном, из Суассона и Перонна. Короче говоря, ничего серьёзного. Кроме того, у меня с собой есть один существенный аргумент, который может заставить этих умников пересмотреть свою позицию. Я не решился пустить его в ход, не посоветовавшись с твоим преосвященством, - Шарло извлёк из-за пазухи ключ и, вставив его в замочную скважину, два раза повернул по часовой стрелке, - Глянь-ка! - с этими словами герцог распахнул крышку сундука, представив Людовику на обозрение всё его содержимое, - Вот это твои бумаги, - выудив оттуда перехваченную тесьмой кожаную папку со списками новоявленных лигистов, он протянул её брату, - А вот это - мясистый палец герцога Майеннского безапелляционно указал на груду золота, заполнявшую сундук, - Аргумент. Что скажешь? Смеющиеся глаза Шарля де Лоррейна вопросительно устремились на архиепископа. Золота, которое он привёз, и которое являлось лишь толикой общего состояния лотарингского дома, с лихвой хватило бы на то, чтобы купить очень многих недовольных и несогласных. И будь на то его личная воля, герцог бы уже давно так и поступил. Но он не мог этого сделать, не получив одобрения братьев, которые вполне могли бы счесть подкуп мелкой подлостью, не достойной величия потомков Карла Великого, и найти золоту иное применение. Хотя, по-правде говоря, герцог Майеннский, не обременённый излишними моральными принципами, не видел для этих денег лучшего выхода.


Louis de Lorraine: Если когда-нибудь Майенн окажется не голоден, можно считать, что адское пекло и райские кущи поменялись местами. При этом Людовик откровенно сомневался, что знаменитый герой Франсуа Рабле может хоть как-то соревноваться с его братом в грехе чревоугодия. Никакая индульгенция, вздумай Шарло умерить свои аппетиты, не спасет его от временной кары за грех, не облегчит душевные муки. Но Его светлость либо не так все же и нагрешил, как могло показаться со стороны, либо все его душевные муки заглушались стонами вечно алчущего желудка. В любом случае, раскаиваться и сокращать количество потребляемой пищи для тела, и тем более заменять ее на духовную, он желания не проявлял. Внимая брату, говорившему о делах Лиги, Его преосвященство, казалось, и пары раз не взглянул на сундук, который приволок Шарль. Но это не помешало архиепископу Реймсскому прикинуть примерное количество собранных на севере страны подписей дворян в поддержку Священного Союза, и так же быстро определить, какую сумму Майенн привез нынче золотом в То, полагая ее веским аргументом для нерешительных. - Ты забываешь, братец, что не всем стоит предлагать 30 серебряников, и уж тем более не стоит рассчитывать на преданность тех, кто их возьмет. Твой аргумент хорош для мещанства, но не для людей благородного происхождения. Распоряжаясь этими монетами тем образом, который ты предлагаешь, мы можем не только не привлечь к себе новых друзей, но и окончательно отвернуть от себя тех, кто еще колеблется, на чьей он стороне, - отделив документы от монет, Лоррейн решительно закрыл крышку сундука. Нет, он не обладал той щепетильностью, которую унаследовал от Франциска де Гиза его старший сын, но он уже успел узнать человеческую натуру. Те души, которые нельзя купить за золото, продаются за веру, тот самый напиток для нищих и гордецов, который пьянит, не хуже доброго вина, если уметь его использовать верно. - Те, кто не согласились сейчас, согласятся потом, - едва заметно улыбнувшись, молодой священнослужитель положил изящную длань на могучее плечо своего родственника. – Предоставь это мне. Мне есть, что им предложить, - Луи небезосновательно полагал, что для многих станет аргументом не поощрение материальное, а благословление Лиги оплотом католической церкви, папой Григорием XIII. А раз Его святейшество, по словам его же родни, находится в благостном для подобных свершений расположении духа, то самое время испросить такое благословление. - А деньгам этим, Шарло, мы найдем применение более полезное для нашей семьи. Мы организуем на них твою свадьбу, - пока лотарингцы вели свой разговор, слуги замка То уже позаботились о том, чтобы челюсти пэра Франции не простаивали зазря, и принесли несколько ваз, наполненных орехами, фруктами и сладостями. Папку, которую тонкие пальцы младшего из дроздов лишь приоткрыли, унесли в кабинет. Там Луи еще сверится со списками, дабы выяснить поименно, чьих подписей не хватает. Сундук пока остался стоять на месте. - Оноре Савойский дал согласие на твой брак со своей дочерью Генриеттой. Так что, прикинь хорошенько, сколько нам еще потребуется средств, чтобы маршал остался доволен этим событием. Церемония пройдет здесь, в Реймсе. Ты же не откажешь мне в удовольствии обвенчать вас, Майенн? – кончиками перстов Лоррейн ухватил один из орешков, но вместо того, чтобы положить его в рот, отправил в камин. Даже такого скромного яства хватит чтобы перебить его голод.

Charle de Mayenne: Его светлость вздохнул и пожал плечами. Нет, он ничуть не обиделся на укоризненный тон архиепископа. Он просто плохо его понимал. По глубокому убеждению Шарля де Лоррейна - купить и продать в этом мире можно было всё, что угодно. И кого угодно. Вопрос лишь в цене и тех ресурсах, которыми ты обладаешь. А ресурсы лотарингского дома были колоссальными. Поэтому в душе он не соглашался с Людовиком. Но лишь потому, что грубее мыслил и не имел такого же развитого политического чутья. В то же время Майенн признавал за младшим братом его таланты тактика и дипломата, не сомневаясь, что такой тонкий человек всегда найдёт способ привлечь союзников, умело используя религию в качестве инструмента. В данном искусстве его младший брат достиг совершенства. И раз он уверял, что справится с этой проблемой, у герцога не было причин сомневаться. - Не стану с тобой спорить, Луи, - пэр Франции любовно погладил крышку сундука и подвинул его поближе к себе, напоминая ребёнка, боявшегося расстаться с любимой деревянной игрушкой, - В конце концов, суть дела не меняет, - средний из дроздов подмигнул брату, - Раз тебе есть, что им предложить, значит, это уже сделка, - Майенн коротко хохотнул, - А это лишний раз подтверждает, что для любого найдётся плата, которую он примет. Даже за то, что не собирался продавать. Новость, слетевшая с уст архиепископа, приободрила герцога Майеннского. Почти так же, как и вазы с дарами Цереры, в одну из которых вельможа без промедления запустил руку, зачерпнув горсть орехов и положив их к себе в рот. Ничтожно мало для того, чтобы хоть на секунду заглушить голод человека таких аппетитов, как Шарль де Лоррейн, но всё же лучше, чем ничего. Итак, маршал Савойский согласился. Это радовало Майенна не только потому, что приводились в исполнение замыслы его старшего брата, но ещё и потому, что ему теперь предоставилась возможность организовать свадебное торжество. А это была его вотчина. Что же до церемонии венчания - никому другому, кроме Луи, он и не доверил бы столь важную обязанность. Но вслух этого не сказал. Его светлость всегда стеснялся каких-либо проявлений нежности по отношению к своим братьям. И даже несмотря на то, что очень любил их, всегда держался с ними насмешливо. - Только если твоё преосвященство пообещает мне не затягивать и говорить покороче, - отвечал Шарль, выудив из вазы с фруктами румяное яблоко, - Ибо я намерен закатить такой пиршественный стол, какого ты, мой дорогой, не встретишь и в королевском дворце, - пэр Франции, дабы подчеркнуть сказанное, поднял палец вверх и впился зубами в сочный спелый плод, разбрызгивая сок. Воображение герцога Майеннского уже рисовало ему картины бесчисленных блюд, приготовленных по рецепту и под строгим надзором его личного кулинара, - Учти, я привезу с собой Пьера и назначу его главным среди твоих поваров. И провалиться мне сквозь землю, - хрустя и чавкая продолжал он, - Если сам маркиз де Виллар не проглотит свой язык! Кстати о нём, - покончив с яблоком, Шарло облизал и вытер пальцы о ладонь, - Любопытненько, что он представит в качестве приданого за своей дочуркой. Он не говорил?

Louis de Lorraine: Архиепископ коротко и благодушно усмехнулся. Майенн был прав и не прав. В силу своего характера и деятельности, он полагал, что все так или иначе покупается и продается. Людовик же предпочитал не плоды сделок, а дары. Бескорыстные. Когда люди сами ему давали то, что требуется, не прося и не ожидая ничего взамен. Иногда для этого лишь требовалось подождать. Но каждый зряч ровно настолько, насколько захотел этого Всевышний. - Не спорь, братец, ибо все равно проиграешь, - рассмеялся Лоррейн. В гостиную попадали лучи солнца с улицы через окна, и священнослужитель недовольно поморщился. От яркого света приходится жмурится и глаза быстро уставали, поэтому хозяин То распорядился задернуть плотно тяжелые занавеси, и зажечь свечи. Их свет мягче и привычнее был для него. – Ты искусен в обретении капитала, я в словоизлияниях, вот и должно каждому из нас заниматься тем, что нам предназначено свыше. Вдохновленный подвигами Генриха и им самим, а быть может и еще какими личными мотивами, Шарло как-то взял в руки оружие и испытал себя на поприще боевой славы. Особых лавров осада Ла-Рошели ему не принесла, и средний из лотарингцев вернулся к делам, милым ему сердцу. Туда, где грохот маршей и церковные песнопения заменяет звон золота. Там он и преуспел, как никто из семьи. Там и было определено его место кланом де Гиз в гнезде семейных интересов. - Твоей свадьбе надлежит стать не только большим пиром, Шарль, - вкрадчиво начал архиепископ Реймса. Он понимал, что нельзя лишать брата удовольствия провернуть это событие с размахом, присущим его натуре. Но ублажение желудков гостей на приеме в честь брака одного из дроздов с Генриеттой де Виллар, не было первостепенной задачей планируемого празднества. – В лице маршала Онора Лига обретет еще одного предводителя – это и есть главное приданое его дочери, кроме земель и денег, что он дает за ней. На церемонию съедутся многие наши друзья, но, думаю, и врагов, и стервятников налетит достаточно. Кроме того, нам необходимо пригласить на торжество Генриха Валуа, - Луи дернул плечом, словно бы само имя короля Франции вызывало в нем отвращение. – Я буду молиться, чтобы он отказался под веским предлогом. До тех пор пока корона Франции покоилась на челе не Анри де Лоррейна, Гизы, как и любое высокозначимое в государстве семейство, были обязаны делать вид, что принимать у себя монарха для них великая честь.

Charle de Mayenne: - Продолжай изливаться в том же духе, Луи, - добродушно усмехнулся герцог Майеннский, хлопнув архиепископа по плечу, - И однажды ты обязательно станешь папой. Земли и деньги - для среднего сына Франсуа де Гиза, грешившего некоторой жадностью и тягой к роскоши, эти слова его преосвященства отзывались музыкой. На самом деле, Шарль де Лоррейн, точно так же, как и его братья, имел глубокий ум. Проблема состояла лишь в том, что всю основную энергию оного герцог направлял, по большей части, практически только в одно-единственное русло - создание вокруг себя максимально комфортных условий. Обладатель математического склада, Майенн лучше всего в своей жизни умел считать деньги и управляться с цифрами, которые в его финансовых операциях представляли собою чеканные монеты, наделы, ценные бумаги, а также различная продукция множества фабрик и предприятий. И, как следствие, при всех своих возможностях, сколачивал капитал, постоянно обогащаясь и вместе с тем пополняя казну лотарингского дома. Тем не менее, он был вполне согласен с Людовиком, что поддержка маркиза де Виллара на политической арене куда приоритетнее преходящего богатства. Бесспорно, наличие влиятельных союзников сейчас намного важнее наличия золота, тем более что в нём как раз-таки недостатка не было. Ведь такие личности, как Оноре де Савой, имеют под своим началом людей. А люди - это тоже цифры. И в данном случае, даже более необходимые, чем деньги. - Ну а если не откажется, - проворчал лотарингский вельможа, склоняясь над сундуком, опять вставляя ключ в замочную скважину и поворачивая его два раза, но на сей раз против часовой стрелки, дабы закрыть, - Рекомендую тебе молиться, чтобы он подавился чем-нибудь во время трапезы и облегчил нам всем задачу. Вообще-то, Его светлости не было никакого дела до Генриха Валуа. Он никогда не анализировал ни нравственные качества короля, ни род его деятельности как главы государства. Человеку столь незатейливых запросов, каковым являлся средний из дроздов, было, по большому счёту, всё равно, под каким монархом существовать - лишь бы карман был полон да желудок набит. Однако у него не было ни малейших сомнений относительно того, что его брат Анри стал бы лучшим правителем, и что царственный венец привлекательнее смотрелся бы именно на его голове. Кроме того, быть братом короля - это высшая привилегия. Подумать только, до какого совершенства можно довести французскую кухню, будучи наделённым такой властью! Кстати о кухне. Вот уже и свечи горят, а к обедне всё не зовут. Не порядок. Придётся проявить настойчивость. Но перед этим следовало придать Людовику уверенности. Шарло чувствовал, что тот, хотя и не показывал этого, был обеспокоен грядущими событиями и несколько задавлен под тяжестью размышлений над теми важными делами, которые их семейству предстояло совершить. - Не тревожься, братик, - улыбнувшись архиепископу, проговорил Шарль де Лоррейн и добавил уже серьёзнее, - Всё пройдёт как по маслу. Я прекрасно понимаю суть вещей. И даю тебе слово, что со своей стороны подготовлюсь к этой церемонии со всей тщательностью и без дураков. Так что будь спокоен. А теперь, - в зеленовато-карих глазах герцога Майеннского мелькнуло нетерпение, он умоляюще взглянул ими на Луи и почти жалобно вопросил, - Может, мы, наконец, пойдём кушать?

Louis de Lorraine: Людовик рассмеялся оптимизму брата, и от смеха его, обычно строго-серьезное лицо, стало совсем шкодно-мальчишеским. - Ну уж нет, Майенн, мое честолюбие велико, но так далеко не распространяется, - дело было не в честолюбии, которое у архиепископа Реймсского распространялось гораздо дальше, чем ощутить на своем челе тиару понтифика. Место главы католической церкви всего лишь определяло, что тот, кто его занимает, почитаем своими единоверцами. Считалось, что у папы имеется связь с самим Господом, но Луи прекрасно знал, что тот же Григорий XIII не больше, чем обычный человек, гласу которого внимают, но у которого есть свои слабости и свои искушения. И им тоже правили умы людей, которые его окружают. Лоррейн предпочитал входить в число таких людей, а не занимать место, дающее не только власть, но и требующее ответственности. - Если бы Генрих Валуа страдал тем же непомерным аппетитом, которым можешь похвастаться ты, я бы молился о том неустанно, - светлые глаза лукаво блеснули, наблюдая за тем, как пэр Франции обихаживает свой сундук. – А обедать ты тоже с ним пойдешь, Шарло? Когда перешли из гостиной в огромную столовую замка То, которой приходилось принимать в своих стенах не одного французского короля и пэров государства после церемоний коронации, глазам двух братьев предстало все мастерство местного повара, расстаравшегося по поводу приезда такого гурмана, как господин герцог Майеннский. К слову сказать, сам архиепископ Реймса не слишком любил эту парадную залу, предпочитая трапезничать прямо у себя в кабинете или в гостиной, но присутствие Шарля не давало ему сегодня возможности последовать своим привычкам. На столе были представлены всевозможные блюда, начиная от гренок, запеченных в сыре, и заканчивая тушкой козленка, приготовленной на вертеле и фаршированной мелко-нарубленной говяжьей печенью, отваренной в бульоне из трав, и перемешанной с также рубленными яйцами перепелов. В середине стола было установлено блюдо, где красовалось ассорти из мяса птицы в виде гнезда, в котором седели четыре приготовленных в кипящем масле карезы. Ближе к месту, которое обыкновенно занимал хозяин владений была установлена чаща с дымящимся бульоном, без которого молодой священнослужитель не обходился во время своих трапез. Дворецкий поклоном приветствовал господ Лоррейнов и сообщил, что повар готов предоставить сегодня по меньшей мере восемь перемен блюд, при необходимости, доведя это число до двенадцати. - Твоя душенька довольна, братец? – чуть насмешливо поинтересовался Луи, полагая, что оголодавший с дороги и разговоров родственник уже прикидывает с чего начать обед.

Катрин де Монпансье: Екатерине де Лоррейн казалось, что еще немного, и она возненавидит любые путешествия. Лето не самое лучшее время для поездок из-за жары и пыли, от которой не помогала даже дорожная маска. Сейчас молодой женщине, ехавшей со всеми удобствами было не до любования пейзажами, проплывающими за окном. В ее голове теснились одна за другой мысли, от которых не могло отвлечь даже монотонное чтение книги вслух сопровождающей ее камеристки. Генрих де Гиз упомянул о том, что у младшего брата есть для нее дело. Какую помощь она может оказать при подготовке торжества в честь бракосочетания герцога Майеннского и дочери маршала Франции? Уж явно не в составлении меню праздничного обеда. В эту вотчину Шарль никого не допустит кроме своего повара. Дочь Франсуа де Гиза который раз убеждалась, исходя из своих мыслей, что ее попросту отправили под надзор семьи. У нее еще не самое худшее положение. Лучше она проведет время в Реймсе в обществе младшего брата, чем ехать обратно к югу Франции в Мулен. Последние сутки герцогиня де Монпансье велела ехать без остановки, что бы ночевать уже во дворце То, а не где-нибудь в пригороде. И она уже предвкушала встречу с архиепископом Реймсским, тем более, что ее там ждали. И вот, наконец, ее дормез еще к середине дня въезжал в славный город Реймс. Старинные улочки города, вымощенные камнем, вот ратуша, еще поворот и площадь с величественным собором и дворцом архиепископа. Екатерина-Мария любила Реймс, сюда она последний раз приезжала в декабре с Антуанеттой д'Омаль. Прекрасные дни, полные семейного согласия, предпраздничной суеты, несмотря на Рождественский пост. Само Рождество в Реймсе и день Святого Сильвестра. Все эти милые сердцу воспоминания вытеснили из души Катрин все дурные мысли, терзавшие ее в дороге. Она и не заметила, как ее дормез остановился, кто-то из слуг открыл дверь и опустил ступеньки. Герцогиня Монпансье уже прошла в гостиную, где была встречена дворецким, который поспешно объявил ей, что архиепископ сейчас в столовой замка. Немного удивившись тому, что Луи изменил привычке трапезничать прямо у себя в кабинете или в гостиной, Катрин направилась в столовую, предварительно приказав дворецкому доложить о ней архиепископу. Если обед подан в большой столовой, то, возможно в замке То важные гости, и ее появление там не совсем своевременно. Но, ожидание у дверей столовой заняло лишь несколько минут. Когда перед ней открыли двери, и она вошла в залу, то причина сервировки обеда по всем правилам этикета стала ей понятна. Шарль! Братец Шарль собственной персоной. Уж он то не допустит пренебрежительного отношения к обеденной трапезе. Приятнее сюрприза для Катрин и не могло быть, чем приезд герцога де Майенн в Реймс именно сейчас! Стол был обильно сервирован, и обед, по всей видимости, начался совсем недавно. В первую очередь Катрин подошла поздороваться с хозяином дома. - Ваше преосвященство, - колени герцогини чуть согнулись, а губы коснулись перстня, символизирующего власть князя церкви, - я счастлива видеть Вас в добром здравии, примите в стенах Вашего дома сестру свою. - Ваша светлость, - пэру Франции был адресован реверанс, - для меня нет большего сюрприза видеть Вас сегодня здесь. Если бы не присутствие слуг, то дочь Франсуа де Гиза расцеловала бы в щеки своих братьев, невзирая ни на свой, ни на их титулы. Дамоклов меч, именуемый этикетом, постоянно напоминает о необходимости сдерживать эмоции и поступать как должно, а не как хочется. Прислуга должна видеть почтение сестры к своим братьям, а не радость от их встречи. Но никто и ничто не могла помешать проявляться радости во взгляде Катрин и искренней улыбке.

Charle de Mayenne: - Режим питания нарушать нельзя, братец, - Шарль де Лоррейн назидательно поднял вверх указательный палец в ответ на каверзный вопрос брата и, сунув ключ от сундука обратно за пазуху, спешно поковылял вслед за ним в знаменитую столовую замка То. Изобилие, раскинувшееся перед пэром Франции на устланном белоснежной скатертью длинном столе, зажгло в его светлых глазах особый, ни с чем не сравнимый блеск и наполнило рот слюной. Запахи, дразнившие чуткое обоняние гурмана, лишь подогревали и без того совсем не нуждавшийся в этом аппетит Его светлости. - И послал Он им пищу для сытости...* - пробормотал Майенн, хотя из его уст в данной ситуации это прозвучало несколько богохульно. Сияющим взором окидывая каждое из блюд, он, действительно, как совершенно верно предполагал архиепископ, размышлял, с которого из них начать, - Ах, Луи! - растроганно воскликнул средний из дроздов, вырванный вопросом брата из омута своего мысленного единения со снедью, - Это просто прелесть что такое, честное слово! Пожалуй, первым в дело пойдёт козлёнок. Ассорти из птицы, находившееся в середине стола, было слишком красиво оформлено, чтобы не оставить его напоследок, немножко полюбовавшись стараниями кулинаров замка То. Что же до гренок - с ними лотарингский вельможа намеревался расправляться одновременно в процессе поедания других яств. Майнну уже не терпелось приступить к обеду. Но он знал, что сперва следовало дождаться, пока его преосвященство прочтёт традиционную молитву, во время которой пэр Франции считал секунды, надеясь, что так она быстрее закончится. И как только мелодичным голосом Людовика было произнесено последнее Amen, а сам священнослужитель с присущим ему изяществом опустился на своё место за обеденным столом*, герцог машинально перекрестился и плюхнулся на высокий стул из красного дерева, спинка и ножки которого были украшены искусной резьбой. Шарло уже покончил с тремя хрустящими гренками и с завидным усердием поглощал нежное мясо козлёнка, когда в столовую вошла герцогиня де Монпансье. - Мммм!.. - радостно промычал он, неспособный с набитым ртом выговорить ни одного членораздельного слова, и в то же время будучи не в силах скрывать свои эмоции при внезапном появлении сестры, которую отнюдь не ожидал увидеть. Ох и шельма же Луи. Хоть бы словом обмолвился о том, что она нанесёт визит в Реймс. Дожевав и проглотив пищу, он поднялся со стула и прогремел, - Като! - искренняя улыбка осветила довольное лицо Его светлости, - Душенька моя! - в голосе среднего сына Франсуа де Гиза послышалось умиление, зеленовато-карие глаза лукаво прищурились, - А ну-ка поди сюда! Вместо этого, Шарль де Лоррейн, которого присутствие слуг абсолютно не смущало, сам подошёл к ней и беспощадно стиснул хрупкую женщину в своих медвежьих объятиях. Герцог обожал свою сестричку и не считал нужным стесняться какими-либо приличиями в проявлении своей подлинной радости. Даже не то, что не считал. В таких случаях он и вовсе о них не думал. - Надо сказать, драгоценнейшая моя, что это взаимно, - продолжал Майенн, смилостивившись и выпустив сестру, - Представляешь, твой высокочтимый братец, - вельможа обличительно указал Катрин на архиепископа и с притворным осуждением стрельнул в его сторону смеющимися глазами, - Даже не догадался предупредить меня о твоём приезде. Впрочем, возможно, он поступил правильно. Ибо в противном случае я бы не был так приятно удивлён, - широким жестом Шарль распростёр свою длань над сервированным столом и добавил, будто бы это он был хозяином замка То, а не его младший брат, - Как видишь, мы только начали, - он улыбнулся с заговорщическим видом и призывно качнул головой, - Присоединяйтесь, герцогиня, присоединяйтесь. По выражению герцога Майеннского, "только начали" - означало, что он всего лишь уничтожил половину гренок и почти успел покончить с фаршированным козлёнком. *Псалтырь, 77:25. *Согласовано с архиепископом Реймсским.

Louis de Lorraine: Шарло, все же, расстался со своим драгоценным сундуком, и Людовик распорядился отнести его в апартаменты, отведенные для герцога в замке. Степенно усевшись за стол и чуть подтрунивая над братцем, Луи завел благодарственную предтрапезную молитву. Мелодичный голос молодого священнослужителя отражался от стен большой столовой дворца То приобретая особое величие. Сквозь опущенные длинные, словно у девицы, ресницы Лоррейн наблюдал за нетерпением Шарля. Господь велел проявлять человеколюбие, и архиепископ Реймсский не стал злоупотреблять добродетелями Майенна, ограничившись молитвой не слишком длинной. Почти детский восторг, которым загорелись глаза среднего из лотарингцев при виде кушаний был для него лучшей наградой за то. Пока Шарль отдавал должное гренкам и козленку, неустанно работая челюстями, которые еще в детстве Луи напоминали мельничьи жернова, способные перемалывать даже кости, Его преосвященство указал лакеям, что ему можно налить бульон. Когда серебряная с золотым кантом чаша была наполнена ароматным варевом, юноша негромко вздохнул. Зависть не красит служителя Господа, а именно это чувство он испытывал, глядя на аппетит пэра Франции, и что самое главное, восхищаясь возможностями его желудка. Погрев ладони о металл, архиепископ успел сделать всего пару глотков, когда в столовой появился еще один близкий ему человек, Катрин де Монпансье. Он промокнул губы салфеткой и прикоснулся ими к челу сестры. Будучи предупрежден письмом Генриха, удивления при ее появлении младший из детей Франсуа де Гиза и Анны д’Эсте не испытал. - Я рад тебя видеть, Катрин. Твои комнаты готовы, те самые, что ты занимала зимой, - мягкая улыбка и добрый взгляд были посланы Ее светлости, которую Его светлость, казалось, вознамерился задушить в объятьях. – Ты присоединишься к нам или желаешь сначала отдохнуть с дороги? - В отличие от среднего из Лоррейнов, для которого все было очевидно, Луи считал необходимым оставить женщине возможность самой выбрать, что ей больше необходимо – еда или отдых. Но, чтобы не решила Катарина, хозяин дома сделал знак слугам уложить под стол, к одному из стульев бархатную подушку, чтобы ножки дамы могли отдохнуть, если она разделит со своими родственниками трапезу. - У Анри все в порядке? Хвори не досаждают нашему брату? – вопрос был больше данью вежливости, ибо каждый из лотарингцев знал, что Генрих де Гиз обладал могучим здоровьем, которому были не страшны даже тяготы войны. Если бы Людовику довелось хлебнуть походной жизни во всем ее неудобстве, то он в первый же день свалился бы с лихорадкой или болезнью живота.

Катрин де Монпансье: Нет ничего лучше оказаться там, где тебя ждут и любят, не взирая ни на что. Не многие могут похвалиться этим, но Катрин знала, что любой из ее братьев будет рад встрече с ней. Вот и сейчас прикосновение губ Людовика, был, словно благословение, залечивающие все ранки обид или невзгод, оставшимися за стенами дворца То. Куда как эмоциональнее было приветствие второго брата. Оказаться в объятьях Шарля де Лоррейна испытание, которое не каждому под силу, но что может быть искренней радости встречи. - Шарль! Шарль! – негромко засмеялась Като, я - уже прочувствовала всю силу твоей братской любви. – Силе среднего сына Франсуа де Гиза мог позавидовать сам Голиаф. - Пожалуй, я присоединюсь к вам сейчас, - ответила герцогиня хозяину дома, улыбаясь в ответ, - я с большим удовольствием побуду в вашем обществе, чем буду отдыхать с дороги. Тут я отдохну, прежде всего, душой, - и это было правдой, Катрин сейчас не лукавила. – Тем более, что я с удовольствием выпью того бульона, аромат которого чувствуется даже тут. - Когда я уезжала, то у Генриха не было, на мой взгляд, причин жаловаться на здоровье, - ответила Катрин, усаживаясь на стул, и с блаженством устраивая ножки на бархатной подушке. Такая забота и предупредительность была проявлением любви брата к сестре лучше, чем тысяча слов. Слуги действовали, как по нотам, один из них принес чашу с розовой водой для рук и салфетку, второй уже наливал в серебряную чашу бульон. –Генрих уже сообщил мне чудесную новость относительно решения маркиза де Виллара. – Эти слова были обращены уже к Шарлю. - Нас всех ждет в скором времени большое торжество. – Невольно мадам Монпансье вспомнила собственное бракосочетание, и опустила глаза. Что может чувствовать молодая девушка, получая в мужья человека по возрасту годящегося ей в отцы? Несправедливость или жестокость родных по отношению к ней? Сознание того, что она исполняет свой долг перед семьей, что ее брак принесет пользу Лотарингскому дому, а сама она может назвать мужем человека проявившего доблесть на поле брани, являющегося принцем крови – слабое утешение для романтических натур. Екатерина-Мария не была мечтательной демуазелью, и иллюзий насчет семейного счастья не питала. Утопив отрывки своих воспоминаний в чаше с бульоном, она уже снова улыбалась и отдавала должное изысканно накрытому столу, но куда скромнее, чем пэр Франции.

Charle de Mayenne: Его светлость, неспешно перемещаясь, вернулся за своё место, испустив сладостный вздох, словно бы только сейчас имел долгожданную возможность отдохнуть после длительной пешей прогулки, и откинулся на спинку стула, дабы занять более удобную позицию и продолжить обед. Прошло совсем немного времени прежде чем стало понятно, что мясному ассорти из птицы недолго осталось радовать очи сотрапезников. - Бьюсь об заклад, что даже если бы у Анри и нашлись причины на что-нибудь жаловаться, - изрёк герцог, окуная крылышко фазана в чесночный соус, - Он бы всё равно нам о них не сказал, - вельможа философски пожал плечами, - Такая натура. Сколько его знал Шарль де Лоррейн, старший из дроздов никогда не позволял усомниться в своей силе и несокрушимости духа. Никому. Даже самым близким людям. Майенн не припомнил, чтобы принц Жуанвиль хоть раз откровенно сетовал или делился душевными переживаниями по какому-либо поводу. Хотя догадывался, что поводов к этому у человека подобного ума и положения наверняка предостаточно. Между тем, герцог де Гиз первым поддерживал и делал всё, что в его силах, если с кем-то из членов дружной семьи Лоррейнов приключалась беда. Окружив себя ореолом стойкости и непоколебимости, он был надёжной опорой для своих родных, и даже если они сами иногда отягощали Генриха своими заботами, его собственные просьбы к ним никогда не выглядели обременительными. Что тут скажешь? Старший брат. Шарло невольно задумывался о том, что Анри, которого обожали поголовно все солдаты и офицеры, мог бы в любой момент развернуть своих трубачей на Париж и скомандовать: "Вперёд!". В столице его армия пополнилась бы горожанами. Майенн был убеждён, что народ бы встал на сторону своего кумира. И Анри оставалось бы только припереть к стене королевских приближённых, а самому Валуа предъявить ультиматум. Но французский государь был тем, кто скорее предпочтёт смерть позорному отречению. А Генрих де Лоррейн никогда не позволил бы себе утопить Лувр в крови. И за благородство своё был также ценим членами своей семьи, как никто другой. Даже таким циником, как герцог Майеннский. - Это правда, - прогнав из головы серьёзные и глубокие мысли, которые слишком утомляли его мозг, средний сын Франсуа де Гиза усмехнулся, - Скоро я распрощаюсь со своей сладкой холостяцкой жизнью, - вельможа аккуратно вытер краешком кружевной салфетки уголки губ и, сложив руки на своём массивном животе в ожидании перемены блюд, вздохнул, - Подумать только, женатый мужчина. Какая большая ответственность, - протянул Майенн, обводя Луи и Катрин довольным взглядом сытого кота и в душе надеясь, что брак не привнесёт в его спокойное, размеренное и непринуждённое существование никаких колоссальных изменений, - Но не переживай, Като, - Шарль де Лоррейн подмигнул сестре, - Ты всё равно останешься для меня самой любимой красавицей. Протянув руку, Его светлость обхватил мясистыми пальцами бокал, который слуга каждый раз заблаговременно пополнял бордо, и поднёс его к губам. - Ну, а теперь признавайся, голубушка, - смеющиеся глаза слегка прищурились, - Какое у тебя дело к нашему преосвященству, - Майенн пригубил вино, смакуя тонкий вкус, подольше держа во рту, перекатывая под языком и только потом глотая, - Ведь не просто же так ты приехала его навестить. Потому как тогда я буду очень обижен, что ты не нанесла мне первому визит в Амьене!

Louis de Lorraine: Людовик никак не прокомментировал высказывание среднего из лотарингцев, относительно натуры старшего, хотя в душе признавал, что Шарль бы выиграл подобное пари, имей оно место быть. Не в характере самого архиепископа было озвучивать свои соображения, насчет членов его семьи. Быть может, именно благодаря этой привычке, он и избегал открытого объяснения с Генрихом, почему поддерживает переписку с их матерью, Анной д’Эсте. После смерти отца в феврале 1563 года и брака вдовы де Гиз с герцогом Немурским в мае 1566, Луи, как самый младший из отпрысков этой семьи больше всех страдал из-за разлуки с матушкой, на которую всех детей великого Франсуа обрек его старший сын. Но он слишком любил Анри, чтобы хоть словам упрека омрачить их отношения. Что вело Лоррейном-младшим, когда впервые получил он письмо от своей родительницы, ответить на него, он сам не мог себе объяснить. Возможно сыновья любовь, а, возможно, и расчет священнослужителя, предпочитающего в своих руках держать даже самые зыбкие нити связей. В любом случае, мать имела право знать, что вскоре один из ее старших детей сочетается браком с родственницей ее нынешнего мужа. И наверняка Шарль получит от нее что-нибудь ценное в подарок. Катрин подали бульон, и архиепископ бросил на сестру благодарный взгляд, за то, что она решила с ним разделить это скромное блюдо. Иначе бы Луи чувствовал себя в обществе Майенна, как обычно, болезненным юношей на фоне пышущего здоровьем и аппетитом братца. - Самое главное, Шарло, что на тебя, также как и на Анри, будет возложена ответственность позаботиться о продолжении нашего славного рода, - едва заметно улыбнулся хозяин дворца То. – Поэтому, ублажая свою суженную разными изысканными яствами, следи за тем, чтобы она полнела не только от них. На то тебе мое светлейшее благословение, - размочив лепешку в ароматном бульоне, Людовик откусил от нее самый краешек и отложил в сторону. Чесночный соус стал бы слишком большим испытанием для его желудка, но постное мясо юный князь церкви вполне мог себе позволить. В отличии от пэра Франции, он не торопился лезть с расспросами к сестре, но, коли уж Майенн спросил, поднял на герцогиню внимательный взор, ожидая ее ответа. - Наверно потому, дорогой братец, что тебя, занятого делами нашей семьи, застать в Амьене гораздо меньше вероятности, чем меня в своей епархии. А объезжать все возможные места твоего пребывания, начиная от Генуи, для дамы утомительно, - сдержав улыбку на этот раз, Лоррейн едва заметно кивнул Екатерине, оставляя ей самой решать, что сказать дальше.

Катрин де Монпансье: Герцогиня Монпансье лишь мысленно поблагодарила Деву Марию, что на нее саму не была возложена миссия продолжения рода Монпансье. У герцога уже был сын, наследник рода (старше своей мачехи почти на десять лет), были и дочери, и те из них, кто не получил мужа, были благополучно пристроены в монастыри. Прискорбнее всего было то, что некоторые из детей Людовик III де Бурбон-Вандом приняли протестанство. - Надеюсь, что мы подружимся с герцогиней де Майенн, Шарль. На мой взгляд, тебе как раз подойдет роль почтенного главы семьи. – От остальных комментариев или реплик относительно того как часто должна увеличиваться талия будущей герцогини, Катрин воздержалась. Те, темы, на которые свободно между собой могли говорить братья, все же требовали от женщины деликатного молчания. На смену одним блюдам подавали другие, и как хорошая приправа к застолью, беседа текла своим чередом. Тут не было двусмысленных разговоров, остроумных шуток, вызывающих у одних смех, у других обиду. То была атмосфера семейного доверия. Мало кто из знатных семей Франции мог похвастаться таким сокровищем. Но был один вопрос заданный Шарлем совершенно простодушно, на который Катрин Монпансье не смогла бы ответить честно. Благодарно взглянув на Людовика, который высказал одну из возможных причин, по которой сестра нанесла визит именно ему, а не герцогу Майеннскому в Амьен. Катрин, сделав глоток вина, поставила в сторону серебряный кубок. - Шарль, разве я не могу просто так, без всякой причины, кроме как сестринской любви навестить Людовика? И он прав, я же не могла быть уверенной в том, что застану тебя в Амьене. – Ах, какая была тонкая грань, что бы и не обидеть среднего из братьев Лоррейнов, и не сказать всей правды. - Я должна сказать спасибо Генриху за то, что он предложил мне посетить Реймс, - о том, что Реймс был предложен как альтернатива поездке в Мулен к герцогу Монпансье, она промолчала, но сказанная часть правды еще не есть ложь. – Похоже, он знал, что я могу застать тут обоих своих братьев, и мне не придется разрываться свое сердце на части, решая кого из вас раньше увидеть. Выбрав из красовавшегося на столе ассорти из птицы перепела, герцогиня знаком попросила слугу положить ей его на тарелку. Внутри перепел оказался начинен паштетом с рублеными каштанами и миндальными орешками, была добавлена еще какая-то тонкая приправа, но Катрин не стала утруждать себя над разрешением этого кулинарного шедевра. - Луи, мне понравилось, как был приготовлен бульон. Пусть такой же завтра приготовят к обеду. Это хорошее начало трапезы, чувствуется, как бульон придает сил и бодрости. Пожалуй, я заведу такую же традицию у себя дома. – Это была, конечно, опасная тема для разговоров. Шарль, как истинный ценитель гастрономии, мог часами разговаривать на тему кулинарии, но слово не жаворонок, вылетит и не поймать, поэтому оставалось только быстро сменить тему. - Шарль, признайся, что свадебное меню ты продумал уже прежде списка гостей, но расскажи, где ты планируешь проводить свадебные торжества и где потом будет дом новоиспеченной герцогини де Майенн?



полная версия страницы