Форум » Игровой архив » И из искры раздувается пламя » Ответить

И из искры раздувается пламя

Louis de Lorraine: 6 августа 1576 года. Франция, Реймс, дворец То. Вечер

Ответов - 25, стр: 1 2 All

Антуанетта д'Омаль: Что бы продемонстрировать, как именно она способна сохранять тишину, Туанетта прикрыла рот ладошкой, только глазами, ставшими большими и изумленными давала понять архиепископу Реймсскому, как она удивлена всем происходящим. Сдавленно пискнув, дочь герцога Омальского втиснулась в дверной проем, не слишком рассчитанный на объемную парадную юбку колоколом. О, в потайном кабинете было на что посмотреть, и, если бы рядом не присутствовал хозяин дома, любопытная Антуанетта сунула свой носик везде, где можно и нельзя. Но кузен Людовик был здесь, и приходилось вести себя прилично, к тому же, тот быстро нашел, как занять все внимание. Ларчик, который, конечно, содержал в себе что-то чудесное. Рассудив, что награда, наконец, нашла своего героя, Антуанетта попыталась приоткрыть крышечку, украшенную серебряным медальоном, на котором распускалась лилия, но, увы, шкатулка не торопилась раскрывать свою восхитительную тайну, а замочная скважина недвусмысленно намекала на то, что добрых пожеланий и волшебного слова «пожалуйста» будет недостаточно. Антуанетта бросила на кузена взгляд, полный упрека. С другой стороны… с другой стороны ей давали возможность услышать разговор герцога де Гиза с испанским послом, а демуазель сильно подозревала, что вдовствующая королева охотно позволила бы выдрать у себя клок волос, только бы узнать, о чем они будут беседовать. Очевидно, содержимое шкатулки будет наградой за способность хранить молчание и соблюдать тишину. Юная д’Омаль видела среди гостей испанского посла, он показался ей весьма привлекательным господином, хотя и старым. Воздух в потайном кабинете пах чем-то особенным. Туанетта чувствовала запах дерева, и еще чего-то, от чего тут же защекотало в носу так, что даже глаза заслезились. Чем больше девушка сдерживалась, тем труднее это было, и, наконец, уткнувшись носом в почти святое плечо Его преосвященства, девушка чихнула. К счастью, чих получился тихим и приглушенным. Могло быть и громче. Собственно, Антуанетта вовсе не была виноватой, просто для потайных кабинетов надо выбирать мечта просторные, светлые и хорошо проветриваемые. Что бы прятаться в них можно было с удовольствием. Когда-нибудь у нее будет такой.

Катрин де Монпансье: Что таят в себе большие торжества и приемы? Ничего не значащие фразы, обмен взглядами, улыбками, жестами, которые не говорят одним ничего, но для других в них заключается особый смысл. Кто-то преследует при этом любовные, кто-то политические цели, а некоторые и те и другие сразу. Так устроен мир. Порой за видимостью легкой беседы могли решаться судьбы целых государств. Зачем герцогу де Гизу требовалось переговорить с послом Испании, Катрин не знала. Ей и не нужно было знать. Иногда, неведение это своего рода тоже доверие. Испания, где жарко горели костры инквизиции, была не последней страной на политической арене. Одно лишнее слово, жест, взгляд и домыслы окружающих припишут то, чего нет. - Тогда на правах сестры архиепископа позвольте показать Вам некоторые интерьеры дворца То. Поверьте, они заслуживают внимания. Для росписи некоторых из них архиепископ пригласил Доменико Теотокопули. – Слова Катрин звучали мягко, даже доверительно. Так, возможно, делятся тайной, или словами, предназначенными далеко не для всех. Полуулыбка, взгляд из-под ресниц только добавили загадки для окружающих, что может скрываться за приглашением герцогини. Идя по коридорам дворца То, оставив за спиной шумную и пеструю толпу гостей, герцогиня де Монпансье поймала себя на мысли, что даже наслаждается тишиной галерей, где были слышны даже ее собственные шаги, а негромкие слова, отражаясь от стен звучат четко. - В библиотеке можно ознакомиться с уникальными рукописями и собранием книг, - улыбка коснулась ее губ, когда Катрин вспомнила о своем последнем посещении этого храма мудрости и знаний, накануне дня Святого Сильвестра, выбирая, что можно было поставить на домашнем спектакле. Ей тот день подарил знакомство с отцом Жаном, а вот сегодня послу Испании день подарит встречу с принцем Жуанвилем, стрелки часов уже подходили к назначенному часу аудиенции. Перед кабинетом архиепископа, герцогиня де Монпансье остановилась, и коснулась дверной ручки. - Синьор де Кальво, полагаю, что библиотеку и часовню мы осмотрим чуть позднее. А сейчас Вас ждет герцог де Гиз, - и прежде, чем постучать в дверь, Катрин изящно опустилась в реверансе перед представителем их католических величеств. Екатерина-Мария на минуту задумалась, стоит ли ей входить в кабинет. Брат просил ее лишь проводить испанца в кабинет, но не упоминал о ее присутствии. Катрин решила, что она вполне может вернуться к гостям, не заходя в кабинет Людовика.

Фернандо де Кальво: - Благодарю вас, мадам, - испанец невозмутимо поклонился своей спутнице, словно бы и не ожидал ничего другого от их прогулки. И в самом деле, не ожидал. Граф и хозяева празднества прекрасно знали, что свадьба лишь благовидный предлог для встречи и беседы, каким бы ни был результат этой встречи, в интересах обеих сторон было провести ее как можно скорее. Начиналась маленькая игра большой политики, и у Фернандо де Кальво, как у истинного дипломата, находившего наслаждение в соревновании умов, слегка засосало под ложечкой от предвкушения. Политика Испании, по мнению графа, представляла собой огромного спрута, чьи щупальца тянулись далеко за пределы великой католической державы. Это Португалия, о присоединении которой к Испании страстно мечтал король Филипп II. Это Англия, которую Филипп мечтал снова видеть католической. Вест-Индия, откуда Испания черпала и черпала богатства, упиваясь ими. И, конечно, Франция. Которая, конечно, была союзницей, но союзницей капризной и непредсказуемой. Франция, как поэтически мыслил дон Фернандо, была женщиной. Но правил этой прекрасной, волнующей женщиной мужчина, вернее, сразу несколько мужчин. Из чего следовало, что порядочной дамой она не была, скорее уж дорогой куртизанкой. И одни из этих мужчин был, несомненно, принц Жуанвиль, которому Его сиятельство, войдя в кабинет, поклонился крайне любезно, но без заискивания и с достоинством. - Ваша светлость, тысяча приветствий и наилучшие пожелания от Его католического величества, короля Филиппа! Мой господин всегда помнит о вас и молится за ваше здравие и процветание! Обмен любезностями это важно, даже если это слова, повторенные тысячу раз. Так ведь и дуэлянты, прежде чем скрестить шпаги, кланяются друг другу. Сражение ли, танец, любовь, ненависть, во всем благородный человек должен сохранять достоинство и изящество, в этом надушенный, нарядный, улыбчивый дон Фернандо был совершенно уверен.


Henri de Guise: Людовик и Антуанетта успели скрыться за гобеленом, его полотно перестало колыхаться, кабинет архиепископа Реймсского погрузился в тишину. Анри де Лоррейн весь подобрался внутренне, готовясь к предстоящему разговору, но заставил себя расслабить мышцы лица, и дернул уголком губ, словно проверяя, способны ли они непринужденно улыбаться. - Садитесь, синьор де Кальво, - на велеречивое приветствие посла, Гиз ответил скупым кивком головы, и указал на одно из кресел, стоящих в кабинете. Сам он занял место за столом брата. Генрих свободно говорил на нескольких языках, и испанский был одним из таковых. Но он не счел нужным оказать милость послу короля Филиппа, и заговорить на диалекте его родины; коли прибыл в чужую страну, живи по ее законам, говори на ее языке, и всегда помни о том, что ты тут только гость. Тем более в предстоящем разговоре речь пойдет о не взаимном удовольствии видеть друг друга, а о войне. Но дон Фернандо был прав в своей куртуазной вежливости - пока не зазвенела сталь и не загремели пушки, слова должны быть изысканы, а манеры безупречны. И в этом испанец был на высоте. Принцу Жуанвилю доставило особое удовольствие, что именно такого дипломата, как граф де Сердани, правитель Испании послал в Реймс для переговоров с лотарингцем. Дон Фернандо не впервые был с визитом во Франции, был хорошо знаком с королевским двором и, должен был, иметь неплохое представление о делах внутренней политики государства, граничащего с его Родиной. С новичком и дилетантом в политике сын Франсуа Меченого просто не стал бы разговаривать. - Передайте Его католическому величеству, Ваше сиятельство, что мы тоже не забываем о нем в своих молитвах. Вас же, граф, мы рады видеть лично в добром здравии и процветании, - серо-стальные глаза Генриха ничего не выражали, даже равнодушия. Таким взглядом на вас будет смотреть каменное изваяние, если вы сочтете нужным заглянуть ему в глаза. Улыбка герцога была безукоризненно-любезна, пальцы его рук спокойно лежали на деревянной столешнице, на одном из них матово поблескивал черный отцовский агат. Несмотря на то, что у его брата, Шарля Майеннского сегодня был праздник, вельможа был привычно одет в строгие коричнево-черные тона, контрастирующие с белизной тонкого кружева манжет камизы, обрамляющих запястья из-под рукавов дублета. Каждое сказанное слово было обдумано и вымерено. Герцог старался не дать возможности испанцу оттолкнуться в самом начале разговора именно от своих слов, хотя и был уверен, что дон Фернандо подготовился к предстоящему диалогу основательно.

Фернандо де Кальво: - Непременно передам, - пообещал испанец, усаживаясь в кресло. Очевидно, пора было переходить к делу. Любопытно то, что многими своими качествами Генрих де Гиз напоминал графу де Сердани испанца, чистокровного испанца, ревнителя веры, застывшего в доспехах из собственного величия и величия славных предков. Сам же он, проведя много лет во Франции, обрел живость и лукавство, свойственное галлам. И не считал это за грех. - Но, может быть, мне выпадет радость передать Его величеству еще более радостные вести? Король Испании протягивает вам руку и просит о помощи, Ваша светлость. Голос Фернандо де Кальво стал уместно-приглушенным, даже печальным. Увы, да, и могущественному королю Филиппу приходилось просить о помощи, старый лис гнался за несколькими зайцами разом, не догнал ни одного, а зайцы вдруг превратились в волков, которые норовили ухватить за хвост Его Католическое величество. А Филипп II, словно этого ему было мало, копил силы, деньги и праведный гнев против Англии и Елизаветы Тюдор, заявляя о том, что не умрет до тех пор, пока Англия не станет снова католической страной, как то и было до ведьмы и шлюхи Болейн. Великий король, жестокий правитель. - В вашей воле, герцог, оказать королю Испании величайшую услугу, поддержав его в такой тяжелый миг вашим военным талантом. Вы величайший полководец своего времени, объединив свой гений с военными силами короля Испании (и, кончено, добавив к ним свои собственные, но об этом дон Фернандо умолчал), вы умиротворите Фландрию. Фландрия была важна Испании. Фландрия, это деньги, это торговля и торговцы, это товары, без которых Испания не смогла бы прожить. Да, серебро и золото стекалось ручейком из Нового света, но ручеек этот был не так уж многоводен, а, кроме того, сам по себе благородный металл мертв. Его нужно превратить в зерно и вино, порох и пушки, шелк и бархат, кружево и лошадей. Одно «но». Фландрия устала это делать для Испании, и желала это делать для себя. И сражалась за это с остервенением взбесившейся волчицы.

Henri de Guise: Предложение было сделано. И сделано, что герцог оценил более всего, прямолинейно и без обиняков. Не теми обтекаемыми и многозначными словами, выстроенными в еще более многозначные фразы, из которых были составлены письма испанского короля. - Благодарю вас, синьор де Кальво, что проявили ко мне уважение, и не стали попусту растрачивать мое время. И за лесть спасибо, - по непроницаемому лицу каменной статуи пробежала тень улыбки, словно птица заслонило его на мгновенье от солнца своим крылом. – Я отвечу вам тем же на первое, но, с вашего позволения, воздержусь от второго. И воля ваша, как вы преподнесете мой ответ вашему государю. Сильные мира сего зачастую ошибочно полагали, что именно они вершат политику своих стран. Принц Жуанвиль был далек от подобных заблуждений. Он понимал, что вкус блюд, приготовленных из этой капризной особы, в большинстве случаев, зависит от того, как такие люди, как Сердани, посчитают нужным подать их на стол переговоров. Но тот же испанец, а он был далеко не глуп, как мог заметить Лоррейн, должен, если не понимать, то чувствовать, как его последующий выбор скажется на его дальнейшем пребывании во Франции. - Мой ответ будет – нет, граф. Вам хорошо известно, что моя страна сейчас во мне нуждается не меньше, чем ваша. И мой долг быть здесь. Кровопускание Варфоломея ослабили гидру кальвинизма, но, как водится у этой гадины, на месте срубленных голов вырастают по три новые. Но дон Филипп не раз помогал нам, - улыбка вельможи стала чуть более заметна на губах, но глаза оставались холодными. Казалось, Гиз даже не моргал, - и мы ответим ему тем же. Он получит от нас золото. Это даст возможность накормить и приободрить солдат, возможно, собрать новые силы. Мне известно, что наемники Его католического величества ограничены в провизии, им не выплачивают жалование, это может привести к мятежу. Запомните то, что я вам скажу, граф. Хуже сытого испанца будет драться только голодный швейцарец, - Генрих хорошо помнил и Людвига Пфиффера, и его людей, помогавших французским католикам в таком недалеком 1572 году. Их подстегивала не идейная борьба, а жажда наживы, которую они удовлетворяли за счет разграбления гугенотских семейств. - Пусть отведет войска в Мидделбург, хорошенько накормит, даст понять, что он все еще готов им платить за кровь, и ведет их на Фландрию, - деньги и хороший совет, это все чем Лоррейн был готов ответить на призыв о помощи, но, собственно, это и все чем когда-то ограничился Филипп Испанский в своей дружбе. - Как вы предпочитаете получить деньги для своего короля? В золоте или ценных бумагах, дон Фернандо? – изящно-изогнутая бровь Гиза чуть приподнялась, выдавая любопытство ее обладателя. Генрих откупался от Испании, и во власти граф де Сердани было принять этот откуп или отказаться от него от имени своего монарха

Louis de Lorraine: Людовик едва успел притянуть и прижать плотнее голову девушки к своему плечу, чтобы, насколько возможно заглушить ее чих. Когда звук, издаваемый юной проказницей стих, он отпустил ее макушку из своей длани, и чуть нахмурившись, покачал головой. Дверь в мастерскую была плотной, но стоя по одну сторону от нее можно было слышать, если прислушиваться, что происходит в кабинете, по другую. И архиепископ приготовился обратиться в слух, одними губами шепнув кузине: - Прошу, тише, - посол испанского короля и Генрих де Гиз начали свой разговор. Посол виртуозно владел французским языком и демонстрировал безукоризненные манеры. Анри оставался верен себе во всем, не давая возможности искусному политикану отступить, сделать вид, что и предложения то никакого не было. Лоррейн лишь покачал головой, политика – не поле боя, здесь чаще не избавляются от своих врагов, а ищут союзников. С другой стороны, сила и правда (своя правда) были сейчас на стороне принца Жуанвиля, и он был вправе воспользоваться ими. Ход в этой партии был за послом, и пока граф де Сердани не ответил, Луи еще раз приложил палец к губам, глядя на Антуанетту д’Омаль. Он понял в чем заключалась ее трудность и улыбнулся. На шкатулке, которую он вручил девушке, была замочная скважина, но это был декоративный изыск мастера, ее сотворившего. Открывалась коробочка вовсе не при помощи ключа. Он снова взял маленький ларец в свои пальцы и с двух сторон надавил на его бока, крышечка, повинуясь отжатой пружине, учтиво распахнулась, являя голубым глазам фрейлины свое содержимое. - Нравится? – спросил он ее, склонившись к розовому ушку. – Если да, то нитки и иголка, вот, - бесшумно подойдя к одной из полок, священнослужитель вытащил из небольшого горшочка, то, что обещал. Иногда приходилось шить парусину для своих маленьких кораблей. Жемчужную подвеску, которую он выбрал для кузины, можно было носить как на цепочке, так и пришив к платью.

Фернандо де Кальво: Если ответ герцога де Гиза и удивит короля Филиппа, то граф де Сердани удивлен им не был. Он раньше своего короля понял, что время крестовых походов прошло. И это правильно, потому что пока ты сражаешься за чьи-то интересы далеко от дома, кто-то, возможно, включил твой дом в круг своих интересов. Так что принц Жуанвиль был прав, предпочитая остаться во Франции. А поскольку принц Жуанвиль не только прав, но и щедр, предлагая золото, то Филиппу Испанскому останется только поблагодарить французского вельможу и заверить его в своем дружеском расположении. - Ваши таланты, Ваша светлость, ценнее всего золота мира, - лицемерно вздохнул он, изображая глубочайшее сожаление. – Счастлива Франция, имеющая такого выдающегося и верного сына. Благодарю вас за совет, и обязательно передам его дону Филиппу. Хороший совет от доброго друга… что может быть дороже доброму сердцу моего государя? То, что король Испании редко выслушивал чужие советы, полагаясь больше на свой опыт, и лисье чутье, знали все. Конечно, часть французского золота осядет в карманах солдат, но только часть. Филипп предпочитал держать свое войско, как и охотничьих собак, голодными, рассуждая, что так они будут злее. И действительно, о зверствах испанцев на покоренных землях можно было рассказывать легенды. Сибарит Фернандо де Кальво предпочитал не думать о таких малопритяных вещах. У него своя задача. Он даже уже придумал в уме первые строчки своего послания государю, в котором расскажет о том, как безмерно сожалеет герцог де Гиз, которому обстоятельства не позволяют возглавить испанскую армию во Фландрии. Отказ придется проглотить, но поскольку кусок будет позолочен, и, скорее всего позолочен щедро, Филипп его проглотит. - От имени моего государя и принимаю ваш великодушный дар, Ваша светлость. Ценные бумаги будет легче переправить в Испанию, я полагаю. Рука испанца в изящном жесте прижалась к сердцу, губы учтиво улыбались с приятного лица дона Фернандо, и вообще, в каждом его взгляде читалось удовольствие, словно вечер этот и этот разговор доставляли ему неподдельное удовольствие. - И как знать, может быть, именно благодаря ему войскам моего короля удастся вернуть мир во Фландрию. Деньги герцога де Гиза принимал не граф де Сердани, а король Испании, и граф мог не чувствовать себя униженным как политик и дипломат. Но король принимал их руками своего посла, так что и его честь не пострадала.

Антуанетта д'Омаль: Антуанетта поколебалась. Заняться своим туалетом – значило пропустить оставшийся разговор, но подвеска была так прекрасна, и так чудесно подходила к платью, что демуазель не устояла. Счастливо пискнув, и запечатлев на благочестивой щеке Его преосвященства благодарный поцелуй, демуазель шустро отошла в угол, оставив кузена и дальше внимать беседе принца Жуанвиля и испанского посла. Ей предстояла непростая задача, в одиночку, без помощи камеристки, справиться с тугим корсажем, и, не исколов себя, пришить украшение. Но все препятствия на пути к совершенству были преодолены, и, после продолжительного сопения и вздохов, Антуанетта вернулась на свое место, вернулась, кокетливо покачивая плечиками и демонстрируя розовый жемчуг. - Мне идет? – прошептала она с надеждой, одним ушком прислушиваясь к тому, что творилось за дверью. Ничего интересного. Голос испанца растекался сладким вином, превознося до небес дарования Генриха де Гиза. Слушать, как хвалят кого-то совсем не так интересно, как выслушивать похвалы себе, обожаемой. - Благодарю вас, Ваше преосвященство! Я так счастлива! Да, пока что для счастья Антуанетте было нужно не так уж много, правда, требовалось только самое лучшее. Наряды и драгоценности, внимание и немножечко восхищения. Невинные развлечения в виде танцев, охоты. Даже в семейные интриги она ввязалась словно бы играя. За год жизни при дворе мадемуазель, конечно, приобрела лоск и опыт, но взрослеть не торопилась, в глубине души, вероятно, чувствуя, что в этом ее спасение. Пока она будет улыбаться и смотреть на жизнь широко распахнутыми голубыми глазками хорошенькой недалекой куколки, ничего плохого с ней не может случиться.

Henri de Guise: Откуп был принят, и Лоррейн мысленно похвалил благородного идальго, выступающего от имени монарха соседнего государства. Лучше привезти своему королю отказ, поблескивающий золотом, чем пустые обещания. Он всегда это сможет приписать своему мастерству переговорщика. - Вы получите обещанное мной для вашего короля до окончания свадебных торжеств, синьор де Кальво, - герцог поднялся со своего места, давая понять дону Фернандо, что аудиенция закончена. К лести испанца он вновь отнесся, принимая ее как должное, то бишь, не обратив на слова о своих талантах внимания. Посол дона Филиппа говорил то, что ему надлежало сказать, получит он согласие, или же, как оно и вышло, ему уготовлен отказ. Есть фразы, уместные в любых ситуациях, и их знание составляет часть дипломатических навыков представителей разных стран на чужих землях. Умение же политика состоит в том, чтобы отделять эти самые фразы, от главной сути диалогов переговоров. - Мы желаем мира и благоденствия Испании, и здравия ее правителю, а вам, граф, хорошо провести время в Реймсе, и чтобы Франция для вас оказалась гостеприимной хозяйкой, - Генрих бросил едва заметный взгляд на гобелен на стене, решая, стоит ли ему дождаться, пока Сердани уйдет и еще раз переговорить с Луи и Антуанеттой насчет дальнейшей судьбы королевы Луизы. Нет, не стоит слишком давить на девушку, пока услышанного и увиденного ей достаточно. - Пойдемте, граф, я провожу вас до Большой залы, и мы войдем туда в разные двери, - нужно было еще переговорить с маршалом Вилларом о делах Лиги, но поскольку теперь они родственники, то это можно было сделать и не прячась от посторонних глаз. Празднование было в самом разгаре, но у Генриха не было времени на веселье, он проследил, чтобы дон Фернандо тоже появился среди гостей, и подошел к Оноре Савойскому. - Еще не все гости прибыли, маркиз, но, надеюсь, это вас не слишком удручает? Эпизод завершен



полная версия страницы