Форум » Игровой архив » И из искры раздувается пламя » Ответить

И из искры раздувается пламя

Louis de Lorraine: 6 августа 1576 года. Франция, Реймс, дворец То. Вечер

Ответов - 25, стр: 1 2 All

Louis de Lorraine: Этим вечером во дворце архиепископа Реймса звучала вовсе не церковная музыка. Празднество, посвященное венчанию Шарля Лотарингского и Генриетты Савойской было в самом разгаре. Церемония происходила в городском соборе и Людовик де Лоррейн лично соединил от имени Бога брачующихся нерушимыми узами. Но сейчас его настроение было далеко от праздничного. Он успел переоблачиться из церемониальной сутаны в обычную, алую, кою было положено носить священнослужителю его ранга, и, находясь у себя в кабинете, куда доносились отголоски скрипок только, когда открывалась дверь, он следил за выражением лица старшего брата, читающего письмо.* Послание было написано женской рукой, слова его были сумбурны, зато очень ясен смысл. - Я отправил слугу за ней, Анри. Пусть сама расскажет, как все было. Конечно, она еще девочка, однако надо отдать ей должное, весьма сообразительная. Но, я совершил оплошность в разговоре с ней, - изящная ухоженная рука смахнула с плеча неведомо откуда взявшуюся пушинку. Не иначе Майенн сам гусей ощипывал, да не где-нибудь, а в рабочем кабинете брата. – Сказал ей о том, что ты прислал ей платье, и понял, что ничего больше внятного не услышу. Тщеславие этой крошки может дать фору тщеславию любой королевы, - снисходительно улыбнувшись своим мыслям, Людовик опустился бедром на край стола и переплел руки на груди. - Лакеи говорят, что, проходя мимо комнат демуазель, слышали восторженный писк – полагаю, свидетельство того, что твой подарок пришелся ей по душе.** Но, я скажу тебе, сумев добыть это письмо и привезя его сюда, она заслужила еще минимум три платья. Весь вечер накануне архиепископ Реймсский, работая в своей мастерской над очередной моделью плавучего судна, размышлял, как выгоднее для семьи использовать «добычу» кузины. И у него сложилось определенное мнение на сей счет. Но, прежде чем его озвучивать, он хотел, чтобы принц Жуанвиль лично услышал, какую новость привезла фрейлина королевы Франции своим родственникам и покровителям из уст самой юной авантюристки. *согласовано с Henri de Guise **согласовано с Антуанеттой д'Омаль

Henri de Guise: Читая письмо королевы Франции, адресованное любовнику, принц Жуанвиль мрачнел с каждой строчкой все больше. Как бы то ни было, Луиза де Водемон была представительницей лотарингского рода. И она избрала себе для утех никчемного дворянчика из Гаскони, озабоченного больше всего на свете самим собой. Складка в уголке губ вельможи залегла чуть глубже. Для тех, кто знал его, это было достаточно явным признаком недовольства. - Луиза Лотарингская больше не имеет права рассчитывать на нашу поддержку и защиту, - сухо и брезгливо бросил он в воздух, и жестом, полностью солидарным с интонациями речи, отправил письмо королевы Франции на стол архиепископа Реймсского, бросив мимолетный взгляд на перо и чернильницу, стоящие там. Это было не его оружие. Как политик он мог ранить словом, но, как воин, предпочитал меч в руке. И то, и другое могло пролить реки крови, но слово, переданное бумаге, обычно, губило тех, кто его написал. - Это ее смертный приговор, Луи, подписанный ей самой, и, мне кажется, ты это понимаешь не хуже меня, - в голосе Анри де Гиза не было и тени сочувствия, а взор его стал холоден и прозрачен. – Безусловно, наша кузина заслужила награду, и не только за то, что добыла для нас это письмо, но и за то, что уберегла его от других рук. Теперь мы хотя бы будем готовы к той грозе, которая, если разразиться по глупости и неосторожности нашей коронованной родственницы, может задеть краем и нас всех. Но, прежде, чем решать что-то, я действительно хочу выслушать все от самой мадемуазель д’Омаль, насколько критична ситуация и насколько обезумела королева. Впрочем, это было уже очевидно. Но герцог не торопился рубить с плеча. Ему нужно было время подумать, взвесить последствия каждого возможного их дальнейшего шага. Интересы Луизы Водемон он больше не считал нужным соблюдать, важнее всего были интересы самих Лоррейнов. - На следующем сборе лигистов, мы должны будем бросить в пасти наших собратьев по вере кость сомнений в том, насколько добрая католичка наша королева, и заявить, что все ее паломничества к святыням и добродетельное поведение являются лишь хорошей ширмой для прикрытия ереси, что чернится в ее душе, и порока, окутывающего весь королевский двор, - Генрих подошел ближе к брату и, положив ему руку на переплетенные предплечья, заговорил чуть тише. – Еще рано бросать факел в солому, но, когда запылает костер, они должны знать, кто в нем должен гореть. Отдав на съедение одну из своих родственниц, Гизы ничего не потеряют, лишь возвысятся в глазах католиков, как люди, способные на жертву, ради чистоты веры.

Антуанетта д'Омаль: Судьба королевы Франции меньше всего занимала в эти дни Антуанетту д’Омаль. Она привезла письмо, передала его кузену, сопроводив его кратким, но красочным устным рассказом обо всем, что произошло в Фонтенбло, и с головой окунулась в радость праздника. Поскольку дочь герцога Омальского не была невестой или хозяйкой, ни даже родной сестрой счастливого новобрачного, ей можно было беззаботно веселиться, блистая новыми нарядами – щедрым подарком от герцога де Гиза. Если Туанетта и вспоминала о своей госпоже, то лишь с презрительным сочувствием. Милейшая госпожа де Водемон, если бы проявила немного больше ума и дальновидности, могла бы заручится помощью самых могущественных людей Франции. А в том, что Лотарингский дом являлся именно таковым, сомнений ни у кого не было, достаточно было взглянуть на тех, кто присутствовал на свадьбе. Все они были объединены не только узами крови, но, что важнее, узами единой цели, о которой мадемуазель не знала, а лишь догадывалась по обрывкам разговоров, которые замолкали, стоило младшей дочери герцога Омальского приблизится к говорящим. Антуанетта не обижалась. С молодыми незамужними девушками следовало говорить о стихах и лунном свете, а не о политике. Но, пожалуй, впервые почувствовала, что все, что она делает, имеет отношение не только к ее будущему и не только к ее благополучию, но и к чему-то более значительному. Но долго думать об этом ей было скучно. Изящно подобрав парчовую юбку, натянутую гладким колоколом, играя веером, Антуанетта скользила в своих маленьких туфельках по залу, деля внимание между столом со сладостями, где выгибали шеи два десятка сахарных лебедей в гнездах из пирожных и сладких орешков, и живописной группой таких де юных демуазелей, прибывших с невестой. Приятно, когда тебя расспрашивают о жизни при дворе и смотрят с таким восхищением на твой наряд! Словом, маленькая Антуанетта всячески тешила свое большое тщеславие, когда ее нашел слуга и передал, что ее желают видеть. « Его светлость и Его преосвященство», - весомо добавил он, заметив, вероятно, неудовольствие в том, как юная демуазель пожала плечами. Неудовольствие пришлось спрятать, а на свет извлечь самую кроткую из всех возможных улыбок, и покинуть праздник. Рабочий кабинет кузена Людовика был словно из другого мира. Тут царил строгий полумрак, звуки праздника если и доносились, то самыми высокими аккордами. Да и в самом воздухе, Антуанетта сразу почувствовала это, как вошла, витало совсем не праздничное настроение. Так что, изобразив скромный реверанс, дочь герцога Омальского застыла на пороге статуей, теребя пальчиками жемчуг, которым был щедро расшит корсаж. Конечно, вряд ли у кузенов были причины быть ею недовольными, Тотти вела себя на редкость осмотрительно, и даже не тратила больше разумного на наряды и всякие соблазны мэтра Рене, а видит бог, как это было трудно. Но все же ей было немного не по себе. - Ваше преосвященство, Ваша светлость, мне передали, что вы желаете меня видеть? Осведомилась она, подняв невинный взгляд голубых глаз на тех, от кого зависело так многое в ее судьбе и в судьбе всей Франции.


Louis de Lorraine: Брат говорил дело. Младший из лотарингцев внимательно слушал его, не перебивая, и лишь изредка кивал головой, выражая свое согласие со всем сказанным. Мысля едино двое Лоррейнов без лишних слов пришли к общему решению. Прежде чем довести Луизу Лотарингскую до отлучения от церкви, ее отлучат от родной семьи. - После свадебных торжеств, я сам съезжу к Меркеру и поговорю с ним. Наш родственник сегодня не здесь, - усмехнулся Луи, - меняя жен и плодя детей, одного за другим, он подрастерял здоровье. Но, все же, он был некогда епископом Меца, я думаю, что мы поймем друг друга, - тонкая улыбка, так похожая на улыбку Генриха, мимолетно скользнула по губам священнослужителя. У Николя де Водемона было и правда много детей, тогда как сам он был уже стар. Он явно не захочет, чтобы все его отпрыски получили врагов в лице могущественной родни. Но в таком случае, ему придется рано или поздно пожертвовать одной из старших дочерей. Во имя будущего остальных. Но об этом Людовик промолчал. Анри с его извечной щепетильностью вовсе не стоило знать, какие методы убеждения иногда применяет его младший брат, для достижения своих целей. - Кроме того, я могу снять текстильную копию с этого письма, чтобы не подвергать опасности оригинал. Этой технике меня научили в Испании, в монастыре Санта-Мария-де-Ла-Рабида, когда мы с дядей там посещали останки Гонсало де Сандоваль, - обернувшись в прошлое и черпнув ложку воспоминаний из него, молодой архиепископ тихо рассмеялся. – Францисканцы очень терпеливы, братишка. Но смех его быстро истаял, и голос вновь ровно зазвучал в стенах кабинета. - Копию мы можем использовать в двух случаях. Во-первых, я показал бы ее одному нашему другу, духовнику королевы Луизы, отцу Жану. Мне показалось, что он несколько сомневается в том, насколько завязла в пучине греха его духовная дщерь, а во-вторых…, - договорить Луи не успел, в дверь постучали и в комнате появилась герцогиня Анжуйская собственной персоной. Вся в роскоши и блеске своей молодости, красоты и сиянии драгоценных камней на платье. - Мы действительно хотели видеть вас, кузина, чтобы полюбоваться на вас и спросить, как вы находите сегодняшнее празднество? – арихиепископ Реймса ободряюще улыбнулся девушке. Он не раз видел, как в обществе Генриха де Гиза девы терялись, а их щечки начинали расцветать словно розы. Но сейчас смущение Антуанетты было бы неуместно. - Принц Жуанвиль угодил вам с подарком? По мне, так он восхитительно подходит вам… Пожалуй, не хватает лишь одной маленькой детали, - чертенята, выдававшие в служителе Божьем опытного искусителя, заплясали в серо-голубых глазах. Лоррейн отошел от стола и ключом, извлеченным из горловина сутаны, приоткрыл дверцу одного из шкафчиков, находящихся в кабинете. Оттуда он извлек небольшую шкатулку, саму по себе – произведение искусства, но явно скрывающую нечто большее. Отдавать ее Туанетте он не спешил. То, что находилось в маленьком ларце, он купил специально для кузины, едва увидев, какое платье ей прислал герцог. Только ни что в этом мире не дается просто так. И сейчас ему нужно было, чтобы мадемуазель д'Омаль, как следует постаралась, вспоминая мельчайшие детали разговоров со своей госпожой.

Антуанетта д'Омаль: Вдова герцога Омальского муштровала свою младшую дочь, как солдата на плацу и внучка Дианы де Пуатье получила прекрасное воспитание. Это означало, что ее душевные качества, такие как совесть, сострадание, доброта и набожность находились в восхитительном беспорядке, делая девушку особой, отлично подходящей для интриг, но манеры были безупречны. Так что, хотя алчность в душе Антуанетты и запела голосами ангельскими, когда кузен Людовик достал шкатулку, она позволила себе лишь мимолетный взгляд на вожделенный подарок, ограничившись благодарной улыбкой, адресованной архиепископу Реймсскому, и застенчивым: - Вы так добры, Ваше преосвященство! Были у Туанетты свои сомнения относительно слов кузена, будто он и герцог де Гиз пригласили ее, только чтобы полюбоваться на ее наряд и заботливо спросить, достаточно ли ей весело на празднике. Нет, тут дело, скорее всего, в письме королевы, и то сказать, юной герцогине Анжуйской было до крайности любопытно, как потупят с госпожой де Водемон ее родичи. И плутовка решила первая бросить камень в этот тихий пруд светской родственной беседы, чтобы посмотреть, что будет. Но делать это надо было осторожно. - Благодарю вас, Ваше преосвященство, Ваша светлость. Наряд чудесный, праздник просто восхитительный. Ее величество королева Луиза очень сожалела, что не сможет присутствовать на нем и просила меня передать вам ее любовь и наилучшие пожелания. В небесно-голубых глазках Антуанетты не было и следа лукавства или иронии, глядя на это юное привлекательное создание вряд ли бы кто-то предположил, что у нее за душой есть грехи потяжелее, нежели пропущенная вечерняя молитва.

Henri de Guise: Принц Жуанвиль сделал едва заметный знак брату, говорящий о том, что он сам начнет разговор с кузиной на интересующую их тему. Герцог некоторое время молчал, выдерживая паузу и размышляя над все сказанным Людовиком, и в кабинете архиепископа Реймсского повисла тишина. Сделать с письма копию – это было блестящей идеей. Она позволит не рисковать оригиналом. Двум лотарингцам пришлось прервать свой разговор при появлении юной родственницы, но Генрих не сожалел об этом. Сегодня у них будет достаточно времени, чтобы продолжить его, хотя и дел предстояло немало. Не сводя с юной родственницы серебристо-серого взора, Его светлость, наконец, улыбнулся одними уголками губ. Но глаза его сохраняли серьезность. - Мне очень приятно, дорогая Антуанетта, что вам понравился мой скромный подарок, - проговорил де Гиз, и чинно подав фрейлине королевы руку, усадил ее в кресло. *Дочь герцога Омальского была еще очень молода, но именно маленькие женщины очень любят, чтобы с ними обращались, как с большими. Анри, на плечи которого когда-то упало бремя воспитания не только двух младших братьев, но и сестры, хорошо знал об этом и никогда не забывал. В подаренном им платье, которое по количеству драгоценностей на нем могло поспорить с нарядом невесты, кузина выглядела потрясающе. Вообще удивительно было, как при его тяжести демуазель умудряется легко передвигать свои ножки. - Вы прямо сияете, Ваше высочество, - герцог умело скрыл легкую иронию своего комплимента искренностью интонаций. - Боюсь расстроить вас, сударыня, но, мы не сможем принять любовь Ее величества, так как нам стало известно, не без ваших усилий, - Гиз снова сдержанно улыбнулся девушке, - что сердце ее весьма любвеобильно. Мы благодарны вам за то, что сумели предупредить нас об этом обстоятельстве, но нам хотелось бы узнать подробности того, как вы получили эту информацию, и насколько она достоверна. Быть может та бумага, которая безусловно порочит светлый облик королевы Франции, была написана в шутку? Что вы на это скажете, кузина? И тогда жертвой этого розыгрыша станем мы сами, поверив в него. И вы тоже, - голос вельможи звучал ровно, но сухо. Он говорил о деле, а дела не терпели эмоциональности. – Сможете ли вы, при необходимости и не только перед нами, заявить о том, что измена имела место быть, и какие у вас, кроме этого письма, к тому есть доказательства? Взгляды двух братьев встретились. Они оба понимали, что, поощряя происки Антуанетты в опочивальне Луизы де Водемон, не должны позволить ее юной головушке закружиться от успехов.** Излишне самоуверенный человек всегда наделает ошибок. *согласовано с Антуанеттой д'Омаль **согласовано с Louis de Lorraine

Антуанетта д'Омаль: Усаживаясь, Антуанетта бросила быстрый вопрошающий взгляд на архиепископа Реймсского. Со стороны могло показаться, что смущенная девушка ищет поддержки у старшего родственника, но на деле же дочь герцога Омальского ждала какого-нибудь знака от Луи де Лоррейна. Знака, который даст ей понять, известно ли главе Лотаринского дома о той беседе на троих в отеле де Гиз, когда она получила от архиепископа ясные указания: не только следить за любовной интрижкой королевы, но и помогать ей. Очевидно, не знал, иначе бы не спрашивал о доказательствах. Пожалуй, дабы избежать ошибки, будем исходить из этого. Туанетта чинно сложила руки на пышной юбке, подняв на Генриха де Гиза спокойный взгляд, словно говорящий: «Мне нечего скрывать». - Если позволите, Ваша светлость, то я скажу, что госпожа де Водемон не способна на розыгрыши. Она чувствительна и боязлива по своей натуре. Только крайние обстоятельства способны подтолкнуть ее к решительным действиям. Демуазель не была добра, хотя это качество считается непременным у молоденькой, красивой девушки, и не собиралась обеливать свою госпожу перед Генрихом де Гизом. Но не была она и мелочно-злобной, поэтому не собиралась ее чернить. Благо, Луиза де Водемон и сама с этим прекрасно справлялась. - Письмо было написано королевой в минуту глубочайшего душевного волнения. Она говорит в нем о покушении на свою жизнь, и я склонна поверить, что это не домыслы. Несчастный случай действительно имел место во время прогулки на лодках по озеру Фонтенбло, королева упала в воду и начала тонуть. Вместе с ней в лодке находилась королева-мать. Говоря спокойно и размерено, словно проговаривая перед строгим учителем выученный урок, Антуанетта сквозь опущенные ресницы украдкой разглядывала своего могущественного кузена, пытаясь предугадать его дальнейшие шаги. Учувствовать в подобных интригах, касаемых судьбы королей и королев было невероятно захватывающим, но мадемуазель д’Омаль прекрасно понимала, что может быть отстранена от них в любой момент. Чтобы этого не случилось, необходимо было словом и делом доказать свою незаменимость. - Я была свидетельницей свиданий королевы Франции и месье де Ногарэ, я могу описать и опознать драгоценности, которые госпожа де Водемон дарила своему любовнику, а так же пересказать содержание записок, которыми они обменивались, Ваша светлость, - закончила она свой маленький отчет, вполне довольная собой. О чем там говорят в праздничном зале девицы? О кавалерах, танцах, нарядах. Обсуждают свадебное платье невесты и ее драгоценности. Все это, конечно, прекрасно, но Антуанетта, почувствовавшая вкус интриг, предпочитала быть здесь, а не там.

Louis de Lorraine: Архиепископ ободряюще кивнул кузине, давая понять, что она среди своих и может говорить свободно. Генрих де Гиз сам не ради лишь облагодетельствования родственницы вытащил ее из провинции и пристроил в штат фрейлин государыни. Им всем были нужны при дворе свои уши и глаза. А такое юное и с виду невинное создание, как мадемуазель д’Омаль ни у кого не могла вызвать подозрений. Про случай в лодке Антуанетта ему ничего не рассказывала. В беседе накануне плутовка не обмолвилась о происшествии, постигшем королеву Франции ни словом. Но в общем, она была права. Доказательств того, что королева-мать пошла на убийство невестки, а, как сейчас становилось ясно из ее рассказа, у Луизы были одни лишь подозрения и ощущения, не было. А значит этот факт, даже если предположить его вероятность, никак нельзя было использовать в своих планах. Тем более в игре с Катрин Медичи, ибо это будет одна из самых крупных игр в ближайшее время, и ходы должны быть выверены и просчитаны, а подкрепляющие их сведения проверены и, желательно, подтверждены какими-либо бумагами. - То есть, если бы не случайное падение из лодки, а я думаю, что не имея доказательств, мы не должны называть это покушением на ее жизнь, - Лоррейн многозначительно посмотрел на принца Жуанвиля, делая ударение на каждом слове, постукивая холеными пальцами по шкатулке, что держал в руке, - королева Луиза не написала бы этого письма любовнику? Возможно, ей овладело безумие? Тронувшаяся рассудком жена монарха может рассчитывать на снисхождение людское и милость Божию, ее оставят жить, определят в монастырь, где она и закончит свои дни, забытая всеми. Нет, такой вариант лотарингцев бы совсем не устроил, если они собирались выступать в роли обвинителей и обличителей порока. Из Людовика мог бы получиться отличный адвокат, он свободно бы манипулировал законами человеческими, как сейчас поставил на службу своей семье законы церковные.

Henri de Guise: Обстоятельство, о котором заговорил Людовик, могло стать той самой мухой, которая испортить весь котел с похлебкой, которую собирались заварить Лоррейны, и тогда расхлебывать ее придется не королеве Луизе, а им самим. Но лучше все предусмотреть сейчас, нежели потом кусать себе локти с досады. Желваки между скул на лице прославленного военноначальника дернулись под тонкой белой кожей. В складывающихся обстоятельствах покидать Францию ему, Генриху де Гизу, было вдвойне неразумно, и пусть он уже решил ответить отказом на предложение, которое станет главным предметом беседы в сегодняшней следующей встрече, у него добавился к тому еще один аргумент. - Хорошо, допустим, вы верно оцениваете таланты и способности своей госпожи, Антуанетта. Вы молоды, но без сомнения умны и проворны, - старший сын Франсуа Меченого взглянул в наивные голубые глаза кузины. Сказать по правде, чем больше невинности она напускала на свой лик, тем меньше в нее верилось. Здесь, с ним и Луи, пускай, здесь не страшно. Главное, чтобы не переигрывала перед мадам Катрин. Та, получше самого герцога, разбирается в девичьих гримасках и в их искренности. Итальянская волчица стара, но не стоит рассчитывать на то, что она с годами ослепла. Принц Жуанвиль наедине с самим собой не раз сожалел, что его собственная мать не стоит и мизинца на руке Екатерины Марии Ромулы ди Лоренцо ди Медичи. - Тогда скажите нам, любезная кузина, насколько королева Луиза способна к лицедейству? – Анри хорошо помнил дочь Меркера в юности, она была наивна, набожна, и не обладала честолюбием, но жизнь при дворе меняет людей, а Водемон там находится уже не первый день. Даже то, что она завела себе любовника, уже говорило о том, что моральные устои молодой женщины претерпели изменения. - Мог ли быть ее испуг мнимым? Или, возможно, дама, едва не очутившаяся на дне озера Фонтенбло, приписала эту случайность тому, кто ее не совершал? Если Ее величество, как бабочка паука, боится свою свекровь, оно, конечно, все объяснимо, но, что могло вызвать такой страх? Королева-мать демонстрирует прилюдно свою нелюбовь к невестке? – про себя Анри усмехнулся, но внешне он был озабочен и не сводил взора с юной фрейлины. Если Антуанетта ответит «да» на последний вопрос, то не следует всерьез воспринимать и все ее остальные слова. Медичи скорее откусит и проглотит свой язык, чем позволит себе при всем дворе посеять сомнения в единстве семьи Валуа.

Антуанетта д'Омаль: «Похоже, скоро я смогу написать ученый труд о королеве Луизе. Пишут же о всяких явлениях, цветах и минералах и их свойствах», - ехидненько фыркнула про себя Антуанетта, оказавшись под градом вопросов, сыпавшихся со стороны архиепископа Реймского и герцога де Гиза. – «Или целое сочинение, как королева Маргарита Наваррская». Но, разумеется, герцогиня Анжуйская позаботилась о том, чтобы ехидство это не отразилось ни в глазах, ни в серьезных и почтительных интонациях речи. Шкатулка в руках у кузена Людовика наставляла в смирении куда лучше всех проповедей отца Жана. - Ваше преосвященство, уверяю вас, мадам Луиза в своем уме, напугана, конечно, и постоянно твердит, как она несчастна, но она так же безумна, как и мы с вами. Что касается ее письма… Туанетта невольно нахмурилась, пытаясь облечь свои ощущения в слова, это было не так-то просто для молодой девушки, у которой больше амбиций, нежели опыта. - Письмо… она давно хотела его написать. Но месье де Ноагрэ уехал так внезапно, что это было похоже на бегство, и королеву удерживала гордость и остатки осторожности. А после случая на озере она заявила, что этот господин должен приехать и защитить ее. Но мне кажется, что если бы ни несчастье с ее падением в воду, то она бы придумала еще какой-то предлог. Дочь герцога Омальского пожала плечами, признавая, что объяснить поступки королевы куда сложнее, чем их понять. Она сама считала, что Луиза не умна, и подвержена тому, что отец Жан называл соблазном чувственности и чувствительности. Но как это объяснить двум умнейшим политикам, Генриху де Гизу и Людовику де Лоррейну? Они во всем ищут подводные камни и скрытые мотивы, но в случае с госпожой де Водемон мотив был один – раненое самолюбие. Ну, еще, конечно, страх. - Ваша светлость, - перевела она взгляд голубых глаз, потерявших ненадолго привычное выражение кокетливой невинности, на своего именитого родича. – Королева Луиза лжет неохотно и неумело, и каждая ложь, к которой она прибегает, в результате заканчивается слезами и покаянием. Но я уверена в том, что случайностью падение в озеро не было не поэтому. Незадолго до своего отбытия в Анже, Мадам Екатерина заметила пропажу некоторых драгоценностей, которые королева дарила Жану-Луи де Ногарэ, и устроила допрос всех дам ее свиты, в том числе, и мне пришлось отвечать на ее вопросы. Определенно, она подозревала королеву, и, мне кажется, ее подозрения не улеглись так легко. Я понимаю, что это всего лишь догадки, но они дополняют картину, не так ли, Ваше преосвященство, Ваша светлость? При всем желании, Антуанетта не могла бы объяснить, является ли она сейчас обвинителем королевы Луизы, или ее защитником. Она говорила правду, а правда имеет неудобное свойство быть сама по себе. Но об этом пусть болит голова у ее кузенов. - Королева-мать недолюбливает госпожу де Водемон и не скрывает этого. На людях она то любезна, то насмешлива. Когда она допрашивала нас на предмет пропавших драгоценностей, особенно спрашивала о мужчинах, которые посещают королеву Луизу. Мне кажется, ей известно то, что узнала я... Не имя, конечно, но само положение вещей. Туанетта обвела кузенов торжествующим взглядом и, наконец, выложила на стол те карты, что специально приберегала к этой встрече. - Королева Франции и Жан-Луи де Ноагрэ уже были близки раньше, в этом мне призналась сама госпожа де Водемон. Она тогда только прибыла ко двору и он, по ее собственному выражению «утешил ее в ее страшном одиночестве». Дальше мадемуазель д’Омаль предоставляла всем присутствующим делать самим очевидные выводы, основываясь на общеизвестных фактах. Пренебрежение короля супругой, беременность королевы, закончившаяся весьма внезапно и трагично... Собственно, Туанетта уже не сомневалась, что отцом нерожденного ребенка был именно алчный фаворит короля Генриха.

Фернандо де Кальво: Человек может подождать, политика никогда, а Фернандо де Кальво служил политике, как иные служат Золотому тельцу, или богу Эросу. Каждый сам для себя выбирает кумиров, и тут, как говорится, важно правильно выбрать единомышленников. Вот за единомышленниками граф де Сердани и прибыл в Реймс. Нет, формально только за тем, чтобы принести поздравления от испанского короля Филиппа II молодоженам и подчеркнуть тем самым, как расположен Его католическое величество к семье герцога де Гиза, в котором и Испания, и Рим видели главный оплот истиной веры во Франции, где ересь все пышнее расцветала при попустительстве нынешнего короля. Но на самом деле, королю нужны были единомышленники, их деньги и их солдаты. А так же, разумеется, ум и стратегические таланты герцога де Гиза, говорить с которым графу еще не выпало чести, но он терпеливо ждал. В отличие от политики у него есть время. Фернандо де Кальво умел никуда не торопиться. Не торопясь, посол Филиппа Испанского прогуливался по залу, расточая дамам горячие взгляды, красноречивые улыбки и запах флердоранжа, когда близко от него проходила какая-нибудь французская красавица. Фернандо нравилось быть любезным, идальго не видел смысла в чопорной холодности, принятой при испанском дворе, как не видел смысла в неизменных черных одеждах испанских грандов, поэтому блистал в камзоле цвета нежной примулы, расшитой золотом и жемчугом. С массивного ожерелья, лежащего на достойной груди достойного посла, свисал квадратный рубин размером с куриное яйцо в окружении аметистов и алмазов, еще один, чуть поменьше, украшал эфес парадной шпаги. Одна жизненная мудрость гласила: хочешь просить? Выгляди богато. Тогда тебе не откажут. Может быть, не откажут. Фернандо признавал, что миссия его не так уж проста. У лотарингского принца были свои резоны, и не все они были известны Филиппу Испанскому. Захочет ли он помочь королю с Фландрией, все еще не сломленной, не покоренной не смотря на все старания испанцев? Казалось, чем больше войска туда посылает Филипп, чем больше золота сыпет в этот пылающий гнойник мятежа, тем больше он разрастается и набирает силы. Граф де Сердани оправил лиловую ленту на рукаве, раздумывая, что все же ему повезло. Он во Франции, а не во Фландрии, он на свадьбе, а не на похоронах. Слуга, поклонившись, остановился возле гостя с подносом, на котором стояли бокалы с вином. Да, и вино тут отменное.

Катрин де Монпансье: Торжество, посвященное венчанию Шарля Лотарингского и Генриетты Савойской, было в самом разгаре. Всю официальную часть Катрин де Монпансье провела в обществе герцога Монпансье, прибывшего в Реймс ради такого события. Герцогиня была благодарна супругу, что тот не вспоминал о небольшом недоразумении весной, когда в Мулене Катрин так и не появилась. А, посему, она в благодарность, вела себя так, что никто не мог упрекнуть ее во невнимании к герцогу де Монпансье. Она даже справилась о здоровье его детей от первого брака, правда не преминув посетовать, что некоторые из них так и продолжают придерживаться кальвинизма. Платье Ее светлости из рытого шелкового бархата бирюзово-синего цвета было расшито серебряной нитью, сквозь прорези двойных рукавов кокетливо выглядывал белоснежный тонкий шелк. Топазы в обрамлении бриллиантов, выбранные в качестве украшения, выгодно подчеркивали цвет платья. Зал был наполнен многочисленными гостями. По случаю данного бракосочетания представители могущественнейших, и знатнейших фамилии Франции (и не только) присутствовали во дворце То. Большинство гостей разошлись по небольшим группам из двух-четырех человек, о чём-то оживленно болтали, негромко смеялись. Женщины постарше обмахиваясь веерами, вели свойственные для них беседы: о детях, о выгодных браках, не забывая зорко следить за молодежью, время от времени обмениваясь замечаниями между собой. А молоденькие демуазель были заняты разговорами: о нарядах, кавалерах, танцах. Мужчины говорили обо всем понемногу: о женщинах, о службе, войнах, политике. Словом каждый находил себе компанию и тему для разговоров. Екатерина-Мария не без гордости отметила, как хороша ее кузина. Антуанетта за время, проведенное при дворе королевы Луизы, еще больше похорошела, а в сегодняшнем наряде выглядела просто очаровательно. Кроме представителя короля Франции Генриха Валуа, в зале находился представитель испанского короля Филиппа II - Фернандо де Кальво, граф де Сердани. Посол Испании был представлен герцогине де Монпансье на официальной части нынешнего торжества, и именно его она сейчас искала среди пестрой толпы гостей. - Вы первые раз Реймсе? – обратилась она к испанскому послу, вежливо улыбаясь. - Сколько бы я ни бывала в этом городе, но не устаю восхищаться его красотой. Особенно его соборами. Величественнее Реймсского собора разве что Собор Парижской Богоматери в Париже, - начала Катрин ничего не значащий светский разговор. - Вы, при желании, можете посетить собор Сен-Реми в Реймсе. Святой Реми здесь, в Реймсе, крестил короля франков Хлодвига I. – Беседа о христианских святынях всегда уместна в устах дамы. Вопреки сложившемуся стереотипу, граф не был облачен в строгий наряд черного цвета, который оживлял бы лишь белый воротник. Посол Испании вполне мог соперничать по роскоши наряда с любым из фаворитов Французского короля. Как истинная женщина, правнучка Людовика XII, оценила цвет и покрой наряда испанца. Искать встречи с графом де Сердани, ее заставило не простое женское любопытство или тщеславие, данному вельможе была назначена аудиенция принцем Жуанвилем, здесь, во дворце То. Если они выйдут из залы под предлогом осмотра библиотеки или часовни, то это никого не удивит. Величественная часовня, с готическими стрельчатыми переплетами и витражами, или собрание книг, к пополнению которых приложил не один владелец дворца То, и одно и другое заслуживало внимания. – Если Вы хотите, я могу показать Вам часовню во дворце То, или Вы можете при желании осмотреть библиотеку архиепископа, - небрежно, словно не придавая этому значения, обмолвилась герцогиня де Монпансье, обмахиваясь веером, круглый экран которого был расшит серебром, и отделан серым лебяжьим пухом.

Фернандо де Кальво: Святыни, погода, цвета лент и маленькие собачки. Вот самые проверенные, безопасные и благопристойные темы для бесед между мужчиной и женщиной, между которыми стоит стена приличий, условностей и прочих оков, которые накладывает происхождение и положение. А еще, в церквях устраивались свидания, сам дон Фернандо пожал немало хорошеньких женских ручек, подавая им святую воду. Дождливая погода служила прекрасным поводом задержаться в алькове прекрасной дамы чуть дольше, чем следует, а ленты, подобранные в тон наряду соблазнительной красавицы, служили немым признанием в страстной любви. Ах, да, оставались еще маленькие собачки. Ну, это уже было зло, чистейшей из зол, которое приходилось терпеть ради райского блаженства. К счастью, собачки при герцогине де Монпансье не было, а и из всех возможных тем сестра одного из самых могущественных принцев христианского мира выбрала самую благодатную. - Реймс воистину великий город, - набожно отозвался граф де Сердани, ласково глядя в привлекательное лицо герцогини де Монпансье своими черными глазами, с удовольствием любуясь соразмерностью черт и благородством красок. – Сожалею только о том, что раньше не имел счастья увидеть его и поклониться его святыням. Если вы возьмете на себя труд показать мне красоты замка, то я буду считать себя вашим вечным должником! Посол короля Филиппа изысканно поклонился. Понятно, что это всего лишь предлог, преамбула для чего-то большего, но испанец не любил торопиться. Любовь ли, политика ли, все раскрывается только перед тем, кто способен ценить. Как хорошее вино, которое доставляет истинное удовольствие лишь знатоку.

Henri de Guise: - Я рад, Антуанетта, что вы столь осторожны, что не выдаете желаемое за действительное. Мы будем и впредь полагаться на вас, как и вы можете рассчитывать всегда на нашу поддержку, - сухо улыбнулся Гиз своей маленькой кузине. Он кивнул Людовику, давая понять, что узнал все, что его интересовало, и далее задерживать девушку было ни к чему. Дочери герцога Омальского пора было возвращаться к гостям, но в дверь постучали. Появился слуга архиепископа с предупреждением, что к кабинету приближаются герцогиня де Монпансье и синьор де Кальво. * Время в живой и познавательной беседе пробежало незаметно; хорошо, что предусмотрительный архиепископ отдал распоряжение лакею быть начеку и предвестить появление испанского посла. - Луи, уведи ее, - серебристо-серые глаза на мгновение остановились на фигурке девушки. Она полагала, что политика - это веселая забава, в которую можно играть и выигрывать, достаточно лишь быть ловкой и сообразительной. Возможно, ей стоило преподать урок, в то же время давая почувствовать, насколько ей доверяют. - А лучше спрячь, не нужно, чтобы посол видел вас выходящими отсюда. Даже видимость суеты неуместна сейчас, - герцог многозначительно посмотрел сначала в лицо брата, а потом на гобелен, что скрывал вход в его мастерскую. Придется им обоим раскрыть их маленькую тайну перед фрейлиной королевы Луизы. Ничего плохого в том, что демуазель увидит, что у ее кузена-архиепископа есть свои увлечения не было, гораздо хуже будет, если испанский нос заинтересуется семейными делами лотарингцев и девицами из их рода, служащими государыне Франции. В дверь постучали вновь, и принц Жуанвиль едва заметно нахмурился, выказывая свое нетерпение. *согласовано с Louis de Lorraine

Louis de Lorraine: Одобрительно кивнув слуге (Людовик всегда готов был воздать по заслугам и каждому), он с мягким укором посмотрел в родные светло-серые глаза. Впрочем, Антуанетта д’Омаль была нечастой гостьей в То, а потому ей вполне можно было показать «мастерскую» архиепископа Реймсского. Тем более, что Генрих, судя по всему, сам готов был поделиться с кузиной одним из своих секретов. Герцог не мог не помнить, что из соседнего с кабинетом помещения прекрасно слышно, что твориться в самом кабинете. С другой стороны, ничто не сближает так людей, как общая тайна, а та, которой принц Жуанвиль собирался поделиться с юной фрейлиной королевы Франции, была слишком незначительной по сравнению со всем остальным, что связывало их троих. Быстро одернув гобелен, Луи вложил в замочную скважину ключ, и бесшумно открыл спрятанную за тканью дверь. - Прошу вас, сударыня, - Лоррейн чуть отошел, открывая Антуанетте в ее великолепном одеянии проход и понизив голос до шепота. – Нас не должно быть не только видно, но и слышно. Надеюсь, вы способны будете сохранять тишину? Предстоящий разговор Анри и испанского посла молодому священнослужителю было интересно послушать и самому. Не только глава лотарингского рода получал письма из страны, в которой один за другим возгорались мятежи еретиков. В переписке друг с другом священнослужители двух государств выказывали друг другую свои опасения, что Брюссель скоро может постигнуть участь Мехелена, испанцы его выжгут дотла, дабы он перестал быть прибежищем кальвинистов. - Ваша светлость, - еще тише обратился хозяин замка То к брату, - прежде, чем отвечать испанскому посланцу, я прошу вас подумать еще и еще раз. Возможно, вы их последняя надежда… Он не имел права указывать Генриху, как ему должно поступать, но младший сын Франсуа де Гиза понимал, что для Лоррейна-старшего Франция – все равно, что любимая женщина, от которой он не сможет отказаться, даже если другие дамы раскроют перед ним ворота в райские кущи и посулят неземные блага. Когда гобелен опустился за спинами Людовика и Антуанетты*, он приложил к своим губам палец одной руки, снова прося ее о тишине, и раскрыл перед девушкой ладонь другой. На ней лежала та самая шкатулка, которую он достал из шкафчика специально для нее. *согласовано с Антуанеттой д’Омаль

Антуанетта д'Омаль: Что бы продемонстрировать, как именно она способна сохранять тишину, Туанетта прикрыла рот ладошкой, только глазами, ставшими большими и изумленными давала понять архиепископу Реймсскому, как она удивлена всем происходящим. Сдавленно пискнув, дочь герцога Омальского втиснулась в дверной проем, не слишком рассчитанный на объемную парадную юбку колоколом. О, в потайном кабинете было на что посмотреть, и, если бы рядом не присутствовал хозяин дома, любопытная Антуанетта сунула свой носик везде, где можно и нельзя. Но кузен Людовик был здесь, и приходилось вести себя прилично, к тому же, тот быстро нашел, как занять все внимание. Ларчик, который, конечно, содержал в себе что-то чудесное. Рассудив, что награда, наконец, нашла своего героя, Антуанетта попыталась приоткрыть крышечку, украшенную серебряным медальоном, на котором распускалась лилия, но, увы, шкатулка не торопилась раскрывать свою восхитительную тайну, а замочная скважина недвусмысленно намекала на то, что добрых пожеланий и волшебного слова «пожалуйста» будет недостаточно. Антуанетта бросила на кузена взгляд, полный упрека. С другой стороны… с другой стороны ей давали возможность услышать разговор герцога де Гиза с испанским послом, а демуазель сильно подозревала, что вдовствующая королева охотно позволила бы выдрать у себя клок волос, только бы узнать, о чем они будут беседовать. Очевидно, содержимое шкатулки будет наградой за способность хранить молчание и соблюдать тишину. Юная д’Омаль видела среди гостей испанского посла, он показался ей весьма привлекательным господином, хотя и старым. Воздух в потайном кабинете пах чем-то особенным. Туанетта чувствовала запах дерева, и еще чего-то, от чего тут же защекотало в носу так, что даже глаза заслезились. Чем больше девушка сдерживалась, тем труднее это было, и, наконец, уткнувшись носом в почти святое плечо Его преосвященства, девушка чихнула. К счастью, чих получился тихим и приглушенным. Могло быть и громче. Собственно, Антуанетта вовсе не была виноватой, просто для потайных кабинетов надо выбирать мечта просторные, светлые и хорошо проветриваемые. Что бы прятаться в них можно было с удовольствием. Когда-нибудь у нее будет такой.

Катрин де Монпансье: Что таят в себе большие торжества и приемы? Ничего не значащие фразы, обмен взглядами, улыбками, жестами, которые не говорят одним ничего, но для других в них заключается особый смысл. Кто-то преследует при этом любовные, кто-то политические цели, а некоторые и те и другие сразу. Так устроен мир. Порой за видимостью легкой беседы могли решаться судьбы целых государств. Зачем герцогу де Гизу требовалось переговорить с послом Испании, Катрин не знала. Ей и не нужно было знать. Иногда, неведение это своего рода тоже доверие. Испания, где жарко горели костры инквизиции, была не последней страной на политической арене. Одно лишнее слово, жест, взгляд и домыслы окружающих припишут то, чего нет. - Тогда на правах сестры архиепископа позвольте показать Вам некоторые интерьеры дворца То. Поверьте, они заслуживают внимания. Для росписи некоторых из них архиепископ пригласил Доменико Теотокопули. – Слова Катрин звучали мягко, даже доверительно. Так, возможно, делятся тайной, или словами, предназначенными далеко не для всех. Полуулыбка, взгляд из-под ресниц только добавили загадки для окружающих, что может скрываться за приглашением герцогини. Идя по коридорам дворца То, оставив за спиной шумную и пеструю толпу гостей, герцогиня де Монпансье поймала себя на мысли, что даже наслаждается тишиной галерей, где были слышны даже ее собственные шаги, а негромкие слова, отражаясь от стен звучат четко. - В библиотеке можно ознакомиться с уникальными рукописями и собранием книг, - улыбка коснулась ее губ, когда Катрин вспомнила о своем последнем посещении этого храма мудрости и знаний, накануне дня Святого Сильвестра, выбирая, что можно было поставить на домашнем спектакле. Ей тот день подарил знакомство с отцом Жаном, а вот сегодня послу Испании день подарит встречу с принцем Жуанвилем, стрелки часов уже подходили к назначенному часу аудиенции. Перед кабинетом архиепископа, герцогиня де Монпансье остановилась, и коснулась дверной ручки. - Синьор де Кальво, полагаю, что библиотеку и часовню мы осмотрим чуть позднее. А сейчас Вас ждет герцог де Гиз, - и прежде, чем постучать в дверь, Катрин изящно опустилась в реверансе перед представителем их католических величеств. Екатерина-Мария на минуту задумалась, стоит ли ей входить в кабинет. Брат просил ее лишь проводить испанца в кабинет, но не упоминал о ее присутствии. Катрин решила, что она вполне может вернуться к гостям, не заходя в кабинет Людовика.

Фернандо де Кальво: - Благодарю вас, мадам, - испанец невозмутимо поклонился своей спутнице, словно бы и не ожидал ничего другого от их прогулки. И в самом деле, не ожидал. Граф и хозяева празднества прекрасно знали, что свадьба лишь благовидный предлог для встречи и беседы, каким бы ни был результат этой встречи, в интересах обеих сторон было провести ее как можно скорее. Начиналась маленькая игра большой политики, и у Фернандо де Кальво, как у истинного дипломата, находившего наслаждение в соревновании умов, слегка засосало под ложечкой от предвкушения. Политика Испании, по мнению графа, представляла собой огромного спрута, чьи щупальца тянулись далеко за пределы великой католической державы. Это Португалия, о присоединении которой к Испании страстно мечтал король Филипп II. Это Англия, которую Филипп мечтал снова видеть католической. Вест-Индия, откуда Испания черпала и черпала богатства, упиваясь ими. И, конечно, Франция. Которая, конечно, была союзницей, но союзницей капризной и непредсказуемой. Франция, как поэтически мыслил дон Фернандо, была женщиной. Но правил этой прекрасной, волнующей женщиной мужчина, вернее, сразу несколько мужчин. Из чего следовало, что порядочной дамой она не была, скорее уж дорогой куртизанкой. И одни из этих мужчин был, несомненно, принц Жуанвиль, которому Его сиятельство, войдя в кабинет, поклонился крайне любезно, но без заискивания и с достоинством. - Ваша светлость, тысяча приветствий и наилучшие пожелания от Его католического величества, короля Филиппа! Мой господин всегда помнит о вас и молится за ваше здравие и процветание! Обмен любезностями это важно, даже если это слова, повторенные тысячу раз. Так ведь и дуэлянты, прежде чем скрестить шпаги, кланяются друг другу. Сражение ли, танец, любовь, ненависть, во всем благородный человек должен сохранять достоинство и изящество, в этом надушенный, нарядный, улыбчивый дон Фернандо был совершенно уверен.

Henri de Guise: Людовик и Антуанетта успели скрыться за гобеленом, его полотно перестало колыхаться, кабинет архиепископа Реймсского погрузился в тишину. Анри де Лоррейн весь подобрался внутренне, готовясь к предстоящему разговору, но заставил себя расслабить мышцы лица, и дернул уголком губ, словно проверяя, способны ли они непринужденно улыбаться. - Садитесь, синьор де Кальво, - на велеречивое приветствие посла, Гиз ответил скупым кивком головы, и указал на одно из кресел, стоящих в кабинете. Сам он занял место за столом брата. Генрих свободно говорил на нескольких языках, и испанский был одним из таковых. Но он не счел нужным оказать милость послу короля Филиппа, и заговорить на диалекте его родины; коли прибыл в чужую страну, живи по ее законам, говори на ее языке, и всегда помни о том, что ты тут только гость. Тем более в предстоящем разговоре речь пойдет о не взаимном удовольствии видеть друг друга, а о войне. Но дон Фернандо был прав в своей куртуазной вежливости - пока не зазвенела сталь и не загремели пушки, слова должны быть изысканы, а манеры безупречны. И в этом испанец был на высоте. Принцу Жуанвилю доставило особое удовольствие, что именно такого дипломата, как граф де Сердани, правитель Испании послал в Реймс для переговоров с лотарингцем. Дон Фернандо не впервые был с визитом во Франции, был хорошо знаком с королевским двором и, должен был, иметь неплохое представление о делах внутренней политики государства, граничащего с его Родиной. С новичком и дилетантом в политике сын Франсуа Меченого просто не стал бы разговаривать. - Передайте Его католическому величеству, Ваше сиятельство, что мы тоже не забываем о нем в своих молитвах. Вас же, граф, мы рады видеть лично в добром здравии и процветании, - серо-стальные глаза Генриха ничего не выражали, даже равнодушия. Таким взглядом на вас будет смотреть каменное изваяние, если вы сочтете нужным заглянуть ему в глаза. Улыбка герцога была безукоризненно-любезна, пальцы его рук спокойно лежали на деревянной столешнице, на одном из них матово поблескивал черный отцовский агат. Несмотря на то, что у его брата, Шарля Майеннского сегодня был праздник, вельможа был привычно одет в строгие коричнево-черные тона, контрастирующие с белизной тонкого кружева манжет камизы, обрамляющих запястья из-под рукавов дублета. Каждое сказанное слово было обдумано и вымерено. Герцог старался не дать возможности испанцу оттолкнуться в самом начале разговора именно от своих слов, хотя и был уверен, что дон Фернандо подготовился к предстоящему диалогу основательно.

Фернандо де Кальво: - Непременно передам, - пообещал испанец, усаживаясь в кресло. Очевидно, пора было переходить к делу. Любопытно то, что многими своими качествами Генрих де Гиз напоминал графу де Сердани испанца, чистокровного испанца, ревнителя веры, застывшего в доспехах из собственного величия и величия славных предков. Сам же он, проведя много лет во Франции, обрел живость и лукавство, свойственное галлам. И не считал это за грех. - Но, может быть, мне выпадет радость передать Его величеству еще более радостные вести? Король Испании протягивает вам руку и просит о помощи, Ваша светлость. Голос Фернандо де Кальво стал уместно-приглушенным, даже печальным. Увы, да, и могущественному королю Филиппу приходилось просить о помощи, старый лис гнался за несколькими зайцами разом, не догнал ни одного, а зайцы вдруг превратились в волков, которые норовили ухватить за хвост Его Католическое величество. А Филипп II, словно этого ему было мало, копил силы, деньги и праведный гнев против Англии и Елизаветы Тюдор, заявляя о том, что не умрет до тех пор, пока Англия не станет снова католической страной, как то и было до ведьмы и шлюхи Болейн. Великий король, жестокий правитель. - В вашей воле, герцог, оказать королю Испании величайшую услугу, поддержав его в такой тяжелый миг вашим военным талантом. Вы величайший полководец своего времени, объединив свой гений с военными силами короля Испании (и, кончено, добавив к ним свои собственные, но об этом дон Фернандо умолчал), вы умиротворите Фландрию. Фландрия была важна Испании. Фландрия, это деньги, это торговля и торговцы, это товары, без которых Испания не смогла бы прожить. Да, серебро и золото стекалось ручейком из Нового света, но ручеек этот был не так уж многоводен, а, кроме того, сам по себе благородный металл мертв. Его нужно превратить в зерно и вино, порох и пушки, шелк и бархат, кружево и лошадей. Одно «но». Фландрия устала это делать для Испании, и желала это делать для себя. И сражалась за это с остервенением взбесившейся волчицы.

Henri de Guise: Предложение было сделано. И сделано, что герцог оценил более всего, прямолинейно и без обиняков. Не теми обтекаемыми и многозначными словами, выстроенными в еще более многозначные фразы, из которых были составлены письма испанского короля. - Благодарю вас, синьор де Кальво, что проявили ко мне уважение, и не стали попусту растрачивать мое время. И за лесть спасибо, - по непроницаемому лицу каменной статуи пробежала тень улыбки, словно птица заслонило его на мгновенье от солнца своим крылом. – Я отвечу вам тем же на первое, но, с вашего позволения, воздержусь от второго. И воля ваша, как вы преподнесете мой ответ вашему государю. Сильные мира сего зачастую ошибочно полагали, что именно они вершат политику своих стран. Принц Жуанвиль был далек от подобных заблуждений. Он понимал, что вкус блюд, приготовленных из этой капризной особы, в большинстве случаев, зависит от того, как такие люди, как Сердани, посчитают нужным подать их на стол переговоров. Но тот же испанец, а он был далеко не глуп, как мог заметить Лоррейн, должен, если не понимать, то чувствовать, как его последующий выбор скажется на его дальнейшем пребывании во Франции. - Мой ответ будет – нет, граф. Вам хорошо известно, что моя страна сейчас во мне нуждается не меньше, чем ваша. И мой долг быть здесь. Кровопускание Варфоломея ослабили гидру кальвинизма, но, как водится у этой гадины, на месте срубленных голов вырастают по три новые. Но дон Филипп не раз помогал нам, - улыбка вельможи стала чуть более заметна на губах, но глаза оставались холодными. Казалось, Гиз даже не моргал, - и мы ответим ему тем же. Он получит от нас золото. Это даст возможность накормить и приободрить солдат, возможно, собрать новые силы. Мне известно, что наемники Его католического величества ограничены в провизии, им не выплачивают жалование, это может привести к мятежу. Запомните то, что я вам скажу, граф. Хуже сытого испанца будет драться только голодный швейцарец, - Генрих хорошо помнил и Людвига Пфиффера, и его людей, помогавших французским католикам в таком недалеком 1572 году. Их подстегивала не идейная борьба, а жажда наживы, которую они удовлетворяли за счет разграбления гугенотских семейств. - Пусть отведет войска в Мидделбург, хорошенько накормит, даст понять, что он все еще готов им платить за кровь, и ведет их на Фландрию, - деньги и хороший совет, это все чем Лоррейн был готов ответить на призыв о помощи, но, собственно, это и все чем когда-то ограничился Филипп Испанский в своей дружбе. - Как вы предпочитаете получить деньги для своего короля? В золоте или ценных бумагах, дон Фернандо? – изящно-изогнутая бровь Гиза чуть приподнялась, выдавая любопытство ее обладателя. Генрих откупался от Испании, и во власти граф де Сердани было принять этот откуп или отказаться от него от имени своего монарха

Louis de Lorraine: Людовик едва успел притянуть и прижать плотнее голову девушки к своему плечу, чтобы, насколько возможно заглушить ее чих. Когда звук, издаваемый юной проказницей стих, он отпустил ее макушку из своей длани, и чуть нахмурившись, покачал головой. Дверь в мастерскую была плотной, но стоя по одну сторону от нее можно было слышать, если прислушиваться, что происходит в кабинете, по другую. И архиепископ приготовился обратиться в слух, одними губами шепнув кузине: - Прошу, тише, - посол испанского короля и Генрих де Гиз начали свой разговор. Посол виртуозно владел французским языком и демонстрировал безукоризненные манеры. Анри оставался верен себе во всем, не давая возможности искусному политикану отступить, сделать вид, что и предложения то никакого не было. Лоррейн лишь покачал головой, политика – не поле боя, здесь чаще не избавляются от своих врагов, а ищут союзников. С другой стороны, сила и правда (своя правда) были сейчас на стороне принца Жуанвиля, и он был вправе воспользоваться ими. Ход в этой партии был за послом, и пока граф де Сердани не ответил, Луи еще раз приложил палец к губам, глядя на Антуанетту д’Омаль. Он понял в чем заключалась ее трудность и улыбнулся. На шкатулке, которую он вручил девушке, была замочная скважина, но это был декоративный изыск мастера, ее сотворившего. Открывалась коробочка вовсе не при помощи ключа. Он снова взял маленький ларец в свои пальцы и с двух сторон надавил на его бока, крышечка, повинуясь отжатой пружине, учтиво распахнулась, являя голубым глазам фрейлины свое содержимое. - Нравится? – спросил он ее, склонившись к розовому ушку. – Если да, то нитки и иголка, вот, - бесшумно подойдя к одной из полок, священнослужитель вытащил из небольшого горшочка, то, что обещал. Иногда приходилось шить парусину для своих маленьких кораблей. Жемчужную подвеску, которую он выбрал для кузины, можно было носить как на цепочке, так и пришив к платью.

Фернандо де Кальво: Если ответ герцога де Гиза и удивит короля Филиппа, то граф де Сердани удивлен им не был. Он раньше своего короля понял, что время крестовых походов прошло. И это правильно, потому что пока ты сражаешься за чьи-то интересы далеко от дома, кто-то, возможно, включил твой дом в круг своих интересов. Так что принц Жуанвиль был прав, предпочитая остаться во Франции. А поскольку принц Жуанвиль не только прав, но и щедр, предлагая золото, то Филиппу Испанскому останется только поблагодарить французского вельможу и заверить его в своем дружеском расположении. - Ваши таланты, Ваша светлость, ценнее всего золота мира, - лицемерно вздохнул он, изображая глубочайшее сожаление. – Счастлива Франция, имеющая такого выдающегося и верного сына. Благодарю вас за совет, и обязательно передам его дону Филиппу. Хороший совет от доброго друга… что может быть дороже доброму сердцу моего государя? То, что король Испании редко выслушивал чужие советы, полагаясь больше на свой опыт, и лисье чутье, знали все. Конечно, часть французского золота осядет в карманах солдат, но только часть. Филипп предпочитал держать свое войско, как и охотничьих собак, голодными, рассуждая, что так они будут злее. И действительно, о зверствах испанцев на покоренных землях можно было рассказывать легенды. Сибарит Фернандо де Кальво предпочитал не думать о таких малопритяных вещах. У него своя задача. Он даже уже придумал в уме первые строчки своего послания государю, в котором расскажет о том, как безмерно сожалеет герцог де Гиз, которому обстоятельства не позволяют возглавить испанскую армию во Фландрии. Отказ придется проглотить, но поскольку кусок будет позолочен, и, скорее всего позолочен щедро, Филипп его проглотит. - От имени моего государя и принимаю ваш великодушный дар, Ваша светлость. Ценные бумаги будет легче переправить в Испанию, я полагаю. Рука испанца в изящном жесте прижалась к сердцу, губы учтиво улыбались с приятного лица дона Фернандо, и вообще, в каждом его взгляде читалось удовольствие, словно вечер этот и этот разговор доставляли ему неподдельное удовольствие. - И как знать, может быть, именно благодаря ему войскам моего короля удастся вернуть мир во Фландрию. Деньги герцога де Гиза принимал не граф де Сердани, а король Испании, и граф мог не чувствовать себя униженным как политик и дипломат. Но король принимал их руками своего посла, так что и его честь не пострадала.

Антуанетта д'Омаль: Антуанетта поколебалась. Заняться своим туалетом – значило пропустить оставшийся разговор, но подвеска была так прекрасна, и так чудесно подходила к платью, что демуазель не устояла. Счастливо пискнув, и запечатлев на благочестивой щеке Его преосвященства благодарный поцелуй, демуазель шустро отошла в угол, оставив кузена и дальше внимать беседе принца Жуанвиля и испанского посла. Ей предстояла непростая задача, в одиночку, без помощи камеристки, справиться с тугим корсажем, и, не исколов себя, пришить украшение. Но все препятствия на пути к совершенству были преодолены, и, после продолжительного сопения и вздохов, Антуанетта вернулась на свое место, вернулась, кокетливо покачивая плечиками и демонстрируя розовый жемчуг. - Мне идет? – прошептала она с надеждой, одним ушком прислушиваясь к тому, что творилось за дверью. Ничего интересного. Голос испанца растекался сладким вином, превознося до небес дарования Генриха де Гиза. Слушать, как хвалят кого-то совсем не так интересно, как выслушивать похвалы себе, обожаемой. - Благодарю вас, Ваше преосвященство! Я так счастлива! Да, пока что для счастья Антуанетте было нужно не так уж много, правда, требовалось только самое лучшее. Наряды и драгоценности, внимание и немножечко восхищения. Невинные развлечения в виде танцев, охоты. Даже в семейные интриги она ввязалась словно бы играя. За год жизни при дворе мадемуазель, конечно, приобрела лоск и опыт, но взрослеть не торопилась, в глубине души, вероятно, чувствуя, что в этом ее спасение. Пока она будет улыбаться и смотреть на жизнь широко распахнутыми голубыми глазками хорошенькой недалекой куколки, ничего плохого с ней не может случиться.

Henri de Guise: Откуп был принят, и Лоррейн мысленно похвалил благородного идальго, выступающего от имени монарха соседнего государства. Лучше привезти своему королю отказ, поблескивающий золотом, чем пустые обещания. Он всегда это сможет приписать своему мастерству переговорщика. - Вы получите обещанное мной для вашего короля до окончания свадебных торжеств, синьор де Кальво, - герцог поднялся со своего места, давая понять дону Фернандо, что аудиенция закончена. К лести испанца он вновь отнесся, принимая ее как должное, то бишь, не обратив на слова о своих талантах внимания. Посол дона Филиппа говорил то, что ему надлежало сказать, получит он согласие, или же, как оно и вышло, ему уготовлен отказ. Есть фразы, уместные в любых ситуациях, и их знание составляет часть дипломатических навыков представителей разных стран на чужих землях. Умение же политика состоит в том, чтобы отделять эти самые фразы, от главной сути диалогов переговоров. - Мы желаем мира и благоденствия Испании, и здравия ее правителю, а вам, граф, хорошо провести время в Реймсе, и чтобы Франция для вас оказалась гостеприимной хозяйкой, - Генрих бросил едва заметный взгляд на гобелен на стене, решая, стоит ли ему дождаться, пока Сердани уйдет и еще раз переговорить с Луи и Антуанеттой насчет дальнейшей судьбы королевы Луизы. Нет, не стоит слишком давить на девушку, пока услышанного и увиденного ей достаточно. - Пойдемте, граф, я провожу вас до Большой залы, и мы войдем туда в разные двери, - нужно было еще переговорить с маршалом Вилларом о делах Лиги, но поскольку теперь они родственники, то это можно было сделать и не прячась от посторонних глаз. Празднование было в самом разгаре, но у Генриха не было времени на веселье, он проследил, чтобы дон Фернандо тоже появился среди гостей, и подошел к Оноре Савойскому. - Еще не все гости прибыли, маркиз, но, надеюсь, это вас не слишком удручает? Эпизод завершен



полная версия страницы