Форум » Игровой архив » И из искры раздувается пламя » Ответить
И из искры раздувается пламя
Louis de Lorraine: 6 августа 1576 года. Франция, Реймс, дворец То. Вечер
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Louis de Lorraine: Этим вечером во дворце архиепископа Реймса звучала вовсе не церковная музыка. Празднество, посвященное венчанию Шарля Лотарингского и Генриетты Савойской было в самом разгаре. Церемония происходила в городском соборе и Людовик де Лоррейн лично соединил от имени Бога брачующихся нерушимыми узами. Но сейчас его настроение было далеко от праздничного. Он успел переоблачиться из церемониальной сутаны в обычную, алую, кою было положено носить священнослужителю его ранга, и, находясь у себя в кабинете, куда доносились отголоски скрипок только, когда открывалась дверь, он следил за выражением лица старшего брата, читающего письмо.* Послание было написано женской рукой, слова его были сумбурны, зато очень ясен смысл. - Я отправил слугу за ней, Анри. Пусть сама расскажет, как все было. Конечно, она еще девочка, однако надо отдать ей должное, весьма сообразительная. Но, я совершил оплошность в разговоре с ней, - изящная ухоженная рука смахнула с плеча неведомо откуда взявшуюся пушинку. Не иначе Майенн сам гусей ощипывал, да не где-нибудь, а в рабочем кабинете брата. – Сказал ей о том, что ты прислал ей платье, и понял, что ничего больше внятного не услышу. Тщеславие этой крошки может дать фору тщеславию любой королевы, - снисходительно улыбнувшись своим мыслям, Людовик опустился бедром на край стола и переплел руки на груди. - Лакеи говорят, что, проходя мимо комнат демуазель, слышали восторженный писк – полагаю, свидетельство того, что твой подарок пришелся ей по душе.** Но, я скажу тебе, сумев добыть это письмо и привезя его сюда, она заслужила еще минимум три платья. Весь вечер накануне архиепископ Реймсский, работая в своей мастерской над очередной моделью плавучего судна, размышлял, как выгоднее для семьи использовать «добычу» кузины. И у него сложилось определенное мнение на сей счет. Но, прежде чем его озвучивать, он хотел, чтобы принц Жуанвиль лично услышал, какую новость привезла фрейлина королевы Франции своим родственникам и покровителям из уст самой юной авантюристки. *согласовано с Henri de Guise **согласовано с Антуанеттой д'Омаль
Henri de Guise: Читая письмо королевы Франции, адресованное любовнику, принц Жуанвиль мрачнел с каждой строчкой все больше. Как бы то ни было, Луиза де Водемон была представительницей лотарингского рода. И она избрала себе для утех никчемного дворянчика из Гаскони, озабоченного больше всего на свете самим собой. Складка в уголке губ вельможи залегла чуть глубже. Для тех, кто знал его, это было достаточно явным признаком недовольства. - Луиза Лотарингская больше не имеет права рассчитывать на нашу поддержку и защиту, - сухо и брезгливо бросил он в воздух, и жестом, полностью солидарным с интонациями речи, отправил письмо королевы Франции на стол архиепископа Реймсского, бросив мимолетный взгляд на перо и чернильницу, стоящие там. Это было не его оружие. Как политик он мог ранить словом, но, как воин, предпочитал меч в руке. И то, и другое могло пролить реки крови, но слово, переданное бумаге, обычно, губило тех, кто его написал. - Это ее смертный приговор, Луи, подписанный ей самой, и, мне кажется, ты это понимаешь не хуже меня, - в голосе Анри де Гиза не было и тени сочувствия, а взор его стал холоден и прозрачен. – Безусловно, наша кузина заслужила награду, и не только за то, что добыла для нас это письмо, но и за то, что уберегла его от других рук. Теперь мы хотя бы будем готовы к той грозе, которая, если разразиться по глупости и неосторожности нашей коронованной родственницы, может задеть краем и нас всех. Но, прежде, чем решать что-то, я действительно хочу выслушать все от самой мадемуазель д’Омаль, насколько критична ситуация и насколько обезумела королева. Впрочем, это было уже очевидно. Но герцог не торопился рубить с плеча. Ему нужно было время подумать, взвесить последствия каждого возможного их дальнейшего шага. Интересы Луизы Водемон он больше не считал нужным соблюдать, важнее всего были интересы самих Лоррейнов. - На следующем сборе лигистов, мы должны будем бросить в пасти наших собратьев по вере кость сомнений в том, насколько добрая католичка наша королева, и заявить, что все ее паломничества к святыням и добродетельное поведение являются лишь хорошей ширмой для прикрытия ереси, что чернится в ее душе, и порока, окутывающего весь королевский двор, - Генрих подошел ближе к брату и, положив ему руку на переплетенные предплечья, заговорил чуть тише. – Еще рано бросать факел в солому, но, когда запылает костер, они должны знать, кто в нем должен гореть. Отдав на съедение одну из своих родственниц, Гизы ничего не потеряют, лишь возвысятся в глазах католиков, как люди, способные на жертву, ради чистоты веры.
Антуанетта д'Омаль: Судьба королевы Франции меньше всего занимала в эти дни Антуанетту д’Омаль. Она привезла письмо, передала его кузену, сопроводив его кратким, но красочным устным рассказом обо всем, что произошло в Фонтенбло, и с головой окунулась в радость праздника. Поскольку дочь герцога Омальского не была невестой или хозяйкой, ни даже родной сестрой счастливого новобрачного, ей можно было беззаботно веселиться, блистая новыми нарядами – щедрым подарком от герцога де Гиза. Если Туанетта и вспоминала о своей госпоже, то лишь с презрительным сочувствием. Милейшая госпожа де Водемон, если бы проявила немного больше ума и дальновидности, могла бы заручится помощью самых могущественных людей Франции. А в том, что Лотарингский дом являлся именно таковым, сомнений ни у кого не было, достаточно было взглянуть на тех, кто присутствовал на свадьбе. Все они были объединены не только узами крови, но, что важнее, узами единой цели, о которой мадемуазель не знала, а лишь догадывалась по обрывкам разговоров, которые замолкали, стоило младшей дочери герцога Омальского приблизится к говорящим. Антуанетта не обижалась. С молодыми незамужними девушками следовало говорить о стихах и лунном свете, а не о политике. Но, пожалуй, впервые почувствовала, что все, что она делает, имеет отношение не только к ее будущему и не только к ее благополучию, но и к чему-то более значительному. Но долго думать об этом ей было скучно. Изящно подобрав парчовую юбку, натянутую гладким колоколом, играя веером, Антуанетта скользила в своих маленьких туфельках по залу, деля внимание между столом со сладостями, где выгибали шеи два десятка сахарных лебедей в гнездах из пирожных и сладких орешков, и живописной группой таких де юных демуазелей, прибывших с невестой. Приятно, когда тебя расспрашивают о жизни при дворе и смотрят с таким восхищением на твой наряд! Словом, маленькая Антуанетта всячески тешила свое большое тщеславие, когда ее нашел слуга и передал, что ее желают видеть. « Его светлость и Его преосвященство», - весомо добавил он, заметив, вероятно, неудовольствие в том, как юная демуазель пожала плечами. Неудовольствие пришлось спрятать, а на свет извлечь самую кроткую из всех возможных улыбок, и покинуть праздник. Рабочий кабинет кузена Людовика был словно из другого мира. Тут царил строгий полумрак, звуки праздника если и доносились, то самыми высокими аккордами. Да и в самом воздухе, Антуанетта сразу почувствовала это, как вошла, витало совсем не праздничное настроение. Так что, изобразив скромный реверанс, дочь герцога Омальского застыла на пороге статуей, теребя пальчиками жемчуг, которым был щедро расшит корсаж. Конечно, вряд ли у кузенов были причины быть ею недовольными, Тотти вела себя на редкость осмотрительно, и даже не тратила больше разумного на наряды и всякие соблазны мэтра Рене, а видит бог, как это было трудно. Но все же ей было немного не по себе. - Ваше преосвященство, Ваша светлость, мне передали, что вы желаете меня видеть? Осведомилась она, подняв невинный взгляд голубых глаз на тех, от кого зависело так многое в ее судьбе и в судьбе всей Франции.
Louis de Lorraine: Брат говорил дело. Младший из лотарингцев внимательно слушал его, не перебивая, и лишь изредка кивал головой, выражая свое согласие со всем сказанным. Мысля едино двое Лоррейнов без лишних слов пришли к общему решению. Прежде чем довести Луизу Лотарингскую до отлучения от церкви, ее отлучат от родной семьи. - После свадебных торжеств, я сам съезжу к Меркеру и поговорю с ним. Наш родственник сегодня не здесь, - усмехнулся Луи, - меняя жен и плодя детей, одного за другим, он подрастерял здоровье. Но, все же, он был некогда епископом Меца, я думаю, что мы поймем друг друга, - тонкая улыбка, так похожая на улыбку Генриха, мимолетно скользнула по губам священнослужителя. У Николя де Водемона было и правда много детей, тогда как сам он был уже стар. Он явно не захочет, чтобы все его отпрыски получили врагов в лице могущественной родни. Но в таком случае, ему придется рано или поздно пожертвовать одной из старших дочерей. Во имя будущего остальных. Но об этом Людовик промолчал. Анри с его извечной щепетильностью вовсе не стоило знать, какие методы убеждения иногда применяет его младший брат, для достижения своих целей. - Кроме того, я могу снять текстильную копию с этого письма, чтобы не подвергать опасности оригинал. Этой технике меня научили в Испании, в монастыре Санта-Мария-де-Ла-Рабида, когда мы с дядей там посещали останки Гонсало де Сандоваль, - обернувшись в прошлое и черпнув ложку воспоминаний из него, молодой архиепископ тихо рассмеялся. – Францисканцы очень терпеливы, братишка. Но смех его быстро истаял, и голос вновь ровно зазвучал в стенах кабинета. - Копию мы можем использовать в двух случаях. Во-первых, я показал бы ее одному нашему другу, духовнику королевы Луизы, отцу Жану. Мне показалось, что он несколько сомневается в том, насколько завязла в пучине греха его духовная дщерь, а во-вторых…, - договорить Луи не успел, в дверь постучали и в комнате появилась герцогиня Анжуйская собственной персоной. Вся в роскоши и блеске своей молодости, красоты и сиянии драгоценных камней на платье. - Мы действительно хотели видеть вас, кузина, чтобы полюбоваться на вас и спросить, как вы находите сегодняшнее празднество? – арихиепископ Реймса ободряюще улыбнулся девушке. Он не раз видел, как в обществе Генриха де Гиза девы терялись, а их щечки начинали расцветать словно розы. Но сейчас смущение Антуанетты было бы неуместно. - Принц Жуанвиль угодил вам с подарком? По мне, так он восхитительно подходит вам… Пожалуй, не хватает лишь одной маленькой детали, - чертенята, выдававшие в служителе Божьем опытного искусителя, заплясали в серо-голубых глазах. Лоррейн отошел от стола и ключом, извлеченным из горловина сутаны, приоткрыл дверцу одного из шкафчиков, находящихся в кабинете. Оттуда он извлек небольшую шкатулку, саму по себе – произведение искусства, но явно скрывающую нечто большее. Отдавать ее Туанетте он не спешил. То, что находилось в маленьком ларце, он купил специально для кузины, едва увидев, какое платье ей прислал герцог. Только ни что в этом мире не дается просто так. И сейчас ему нужно было, чтобы мадемуазель д'Омаль, как следует постаралась, вспоминая мельчайшие детали разговоров со своей госпожой.
Антуанетта д'Омаль: Вдова герцога Омальского муштровала свою младшую дочь, как солдата на плацу и внучка Дианы де Пуатье получила прекрасное воспитание. Это означало, что ее душевные качества, такие как совесть, сострадание, доброта и набожность находились в восхитительном беспорядке, делая девушку особой, отлично подходящей для интриг, но манеры были безупречны. Так что, хотя алчность в душе Антуанетты и запела голосами ангельскими, когда кузен Людовик достал шкатулку, она позволила себе лишь мимолетный взгляд на вожделенный подарок, ограничившись благодарной улыбкой, адресованной архиепископу Реймсскому, и застенчивым: - Вы так добры, Ваше преосвященство! Были у Туанетты свои сомнения относительно слов кузена, будто он и герцог де Гиз пригласили ее, только чтобы полюбоваться на ее наряд и заботливо спросить, достаточно ли ей весело на празднике. Нет, тут дело, скорее всего, в письме королевы, и то сказать, юной герцогине Анжуйской было до крайности любопытно, как потупят с госпожой де Водемон ее родичи. И плутовка решила первая бросить камень в этот тихий пруд светской родственной беседы, чтобы посмотреть, что будет. Но делать это надо было осторожно. - Благодарю вас, Ваше преосвященство, Ваша светлость. Наряд чудесный, праздник просто восхитительный. Ее величество королева Луиза очень сожалела, что не сможет присутствовать на нем и просила меня передать вам ее любовь и наилучшие пожелания. В небесно-голубых глазках Антуанетты не было и следа лукавства или иронии, глядя на это юное привлекательное создание вряд ли бы кто-то предположил, что у нее за душой есть грехи потяжелее, нежели пропущенная вечерняя молитва.
Henri de Guise: Принц Жуанвиль сделал едва заметный знак брату, говорящий о том, что он сам начнет разговор с кузиной на интересующую их тему. Герцог некоторое время молчал, выдерживая паузу и размышляя над все сказанным Людовиком, и в кабинете архиепископа Реймсского повисла тишина. Сделать с письма копию – это было блестящей идеей. Она позволит не рисковать оригиналом. Двум лотарингцам пришлось прервать свой разговор при появлении юной родственницы, но Генрих не сожалел об этом. Сегодня у них будет достаточно времени, чтобы продолжить его, хотя и дел предстояло немало. Не сводя с юной родственницы серебристо-серого взора, Его светлость, наконец, улыбнулся одними уголками губ. Но глаза его сохраняли серьезность. - Мне очень приятно, дорогая Антуанетта, что вам понравился мой скромный подарок, - проговорил де Гиз, и чинно подав фрейлине королевы руку, усадил ее в кресло. *Дочь герцога Омальского была еще очень молода, но именно маленькие женщины очень любят, чтобы с ними обращались, как с большими. Анри, на плечи которого когда-то упало бремя воспитания не только двух младших братьев, но и сестры, хорошо знал об этом и никогда не забывал. В подаренном им платье, которое по количеству драгоценностей на нем могло поспорить с нарядом невесты, кузина выглядела потрясающе. Вообще удивительно было, как при его тяжести демуазель умудряется легко передвигать свои ножки. - Вы прямо сияете, Ваше высочество, - герцог умело скрыл легкую иронию своего комплимента искренностью интонаций. - Боюсь расстроить вас, сударыня, но, мы не сможем принять любовь Ее величества, так как нам стало известно, не без ваших усилий, - Гиз снова сдержанно улыбнулся девушке, - что сердце ее весьма любвеобильно. Мы благодарны вам за то, что сумели предупредить нас об этом обстоятельстве, но нам хотелось бы узнать подробности того, как вы получили эту информацию, и насколько она достоверна. Быть может та бумага, которая безусловно порочит светлый облик королевы Франции, была написана в шутку? Что вы на это скажете, кузина? И тогда жертвой этого розыгрыша станем мы сами, поверив в него. И вы тоже, - голос вельможи звучал ровно, но сухо. Он говорил о деле, а дела не терпели эмоциональности. – Сможете ли вы, при необходимости и не только перед нами, заявить о том, что измена имела место быть, и какие у вас, кроме этого письма, к тому есть доказательства? Взгляды двух братьев встретились. Они оба понимали, что, поощряя происки Антуанетты в опочивальне Луизы де Водемон, не должны позволить ее юной головушке закружиться от успехов.** Излишне самоуверенный человек всегда наделает ошибок. *согласовано с Антуанеттой д'Омаль **согласовано с Louis de Lorraine
Антуанетта д'Омаль: Усаживаясь, Антуанетта бросила быстрый вопрошающий взгляд на архиепископа Реймсского. Со стороны могло показаться, что смущенная девушка ищет поддержки у старшего родственника, но на деле же дочь герцога Омальского ждала какого-нибудь знака от Луи де Лоррейна. Знака, который даст ей понять, известно ли главе Лотаринского дома о той беседе на троих в отеле де Гиз, когда она получила от архиепископа ясные указания: не только следить за любовной интрижкой королевы, но и помогать ей. Очевидно, не знал, иначе бы не спрашивал о доказательствах. Пожалуй, дабы избежать ошибки, будем исходить из этого. Туанетта чинно сложила руки на пышной юбке, подняв на Генриха де Гиза спокойный взгляд, словно говорящий: «Мне нечего скрывать». - Если позволите, Ваша светлость, то я скажу, что госпожа де Водемон не способна на розыгрыши. Она чувствительна и боязлива по своей натуре. Только крайние обстоятельства способны подтолкнуть ее к решительным действиям. Демуазель не была добра, хотя это качество считается непременным у молоденькой, красивой девушки, и не собиралась обеливать свою госпожу перед Генрихом де Гизом. Но не была она и мелочно-злобной, поэтому не собиралась ее чернить. Благо, Луиза де Водемон и сама с этим прекрасно справлялась. - Письмо было написано королевой в минуту глубочайшего душевного волнения. Она говорит в нем о покушении на свою жизнь, и я склонна поверить, что это не домыслы. Несчастный случай действительно имел место во время прогулки на лодках по озеру Фонтенбло, королева упала в воду и начала тонуть. Вместе с ней в лодке находилась королева-мать. Говоря спокойно и размерено, словно проговаривая перед строгим учителем выученный урок, Антуанетта сквозь опущенные ресницы украдкой разглядывала своего могущественного кузена, пытаясь предугадать его дальнейшие шаги. Учувствовать в подобных интригах, касаемых судьбы королей и королев было невероятно захватывающим, но мадемуазель д’Омаль прекрасно понимала, что может быть отстранена от них в любой момент. Чтобы этого не случилось, необходимо было словом и делом доказать свою незаменимость. - Я была свидетельницей свиданий королевы Франции и месье де Ногарэ, я могу описать и опознать драгоценности, которые госпожа де Водемон дарила своему любовнику, а так же пересказать содержание записок, которыми они обменивались, Ваша светлость, - закончила она свой маленький отчет, вполне довольная собой. О чем там говорят в праздничном зале девицы? О кавалерах, танцах, нарядах. Обсуждают свадебное платье невесты и ее драгоценности. Все это, конечно, прекрасно, но Антуанетта, почувствовавшая вкус интриг, предпочитала быть здесь, а не там.
Louis de Lorraine: Архиепископ ободряюще кивнул кузине, давая понять, что она среди своих и может говорить свободно. Генрих де Гиз сам не ради лишь облагодетельствования родственницы вытащил ее из провинции и пристроил в штат фрейлин государыни. Им всем были нужны при дворе свои уши и глаза. А такое юное и с виду невинное создание, как мадемуазель д’Омаль ни у кого не могла вызвать подозрений. Про случай в лодке Антуанетта ему ничего не рассказывала. В беседе накануне плутовка не обмолвилась о происшествии, постигшем королеву Франции ни словом. Но в общем, она была права. Доказательств того, что королева-мать пошла на убийство невестки, а, как сейчас становилось ясно из ее рассказа, у Луизы были одни лишь подозрения и ощущения, не было. А значит этот факт, даже если предположить его вероятность, никак нельзя было использовать в своих планах. Тем более в игре с Катрин Медичи, ибо это будет одна из самых крупных игр в ближайшее время, и ходы должны быть выверены и просчитаны, а подкрепляющие их сведения проверены и, желательно, подтверждены какими-либо бумагами. - То есть, если бы не случайное падение из лодки, а я думаю, что не имея доказательств, мы не должны называть это покушением на ее жизнь, - Лоррейн многозначительно посмотрел на принца Жуанвиля, делая ударение на каждом слове, постукивая холеными пальцами по шкатулке, что держал в руке, - королева Луиза не написала бы этого письма любовнику? Возможно, ей овладело безумие? Тронувшаяся рассудком жена монарха может рассчитывать на снисхождение людское и милость Божию, ее оставят жить, определят в монастырь, где она и закончит свои дни, забытая всеми. Нет, такой вариант лотарингцев бы совсем не устроил, если они собирались выступать в роли обвинителей и обличителей порока. Из Людовика мог бы получиться отличный адвокат, он свободно бы манипулировал законами человеческими, как сейчас поставил на службу своей семье законы церковные.
Henri de Guise: Обстоятельство, о котором заговорил Людовик, могло стать той самой мухой, которая испортить весь котел с похлебкой, которую собирались заварить Лоррейны, и тогда расхлебывать ее придется не королеве Луизе, а им самим. Но лучше все предусмотреть сейчас, нежели потом кусать себе локти с досады. Желваки между скул на лице прославленного военноначальника дернулись под тонкой белой кожей. В складывающихся обстоятельствах покидать Францию ему, Генриху де Гизу, было вдвойне неразумно, и пусть он уже решил ответить отказом на предложение, которое станет главным предметом беседы в сегодняшней следующей встрече, у него добавился к тому еще один аргумент. - Хорошо, допустим, вы верно оцениваете таланты и способности своей госпожи, Антуанетта. Вы молоды, но без сомнения умны и проворны, - старший сын Франсуа Меченого взглянул в наивные голубые глаза кузины. Сказать по правде, чем больше невинности она напускала на свой лик, тем меньше в нее верилось. Здесь, с ним и Луи, пускай, здесь не страшно. Главное, чтобы не переигрывала перед мадам Катрин. Та, получше самого герцога, разбирается в девичьих гримасках и в их искренности. Итальянская волчица стара, но не стоит рассчитывать на то, что она с годами ослепла. Принц Жуанвиль наедине с самим собой не раз сожалел, что его собственная мать не стоит и мизинца на руке Екатерины Марии Ромулы ди Лоренцо ди Медичи. - Тогда скажите нам, любезная кузина, насколько королева Луиза способна к лицедейству? – Анри хорошо помнил дочь Меркера в юности, она была наивна, набожна, и не обладала честолюбием, но жизнь при дворе меняет людей, а Водемон там находится уже не первый день. Даже то, что она завела себе любовника, уже говорило о том, что моральные устои молодой женщины претерпели изменения. - Мог ли быть ее испуг мнимым? Или, возможно, дама, едва не очутившаяся на дне озера Фонтенбло, приписала эту случайность тому, кто ее не совершал? Если Ее величество, как бабочка паука, боится свою свекровь, оно, конечно, все объяснимо, но, что могло вызвать такой страх? Королева-мать демонстрирует прилюдно свою нелюбовь к невестке? – про себя Анри усмехнулся, но внешне он был озабочен и не сводил взора с юной фрейлины. Если Антуанетта ответит «да» на последний вопрос, то не следует всерьез воспринимать и все ее остальные слова. Медичи скорее откусит и проглотит свой язык, чем позволит себе при всем дворе посеять сомнения в единстве семьи Валуа.
Антуанетта д'Омаль: «Похоже, скоро я смогу написать ученый труд о королеве Луизе. Пишут же о всяких явлениях, цветах и минералах и их свойствах», - ехидненько фыркнула про себя Антуанетта, оказавшись под градом вопросов, сыпавшихся со стороны архиепископа Реймского и герцога де Гиза. – «Или целое сочинение, как королева Маргарита Наваррская». Но, разумеется, герцогиня Анжуйская позаботилась о том, чтобы ехидство это не отразилось ни в глазах, ни в серьезных и почтительных интонациях речи. Шкатулка в руках у кузена Людовика наставляла в смирении куда лучше всех проповедей отца Жана. - Ваше преосвященство, уверяю вас, мадам Луиза в своем уме, напугана, конечно, и постоянно твердит, как она несчастна, но она так же безумна, как и мы с вами. Что касается ее письма… Туанетта невольно нахмурилась, пытаясь облечь свои ощущения в слова, это было не так-то просто для молодой девушки, у которой больше амбиций, нежели опыта. - Письмо… она давно хотела его написать. Но месье де Ноагрэ уехал так внезапно, что это было похоже на бегство, и королеву удерживала гордость и остатки осторожности. А после случая на озере она заявила, что этот господин должен приехать и защитить ее. Но мне кажется, что если бы ни несчастье с ее падением в воду, то она бы придумала еще какой-то предлог. Дочь герцога Омальского пожала плечами, признавая, что объяснить поступки королевы куда сложнее, чем их понять. Она сама считала, что Луиза не умна, и подвержена тому, что отец Жан называл соблазном чувственности и чувствительности. Но как это объяснить двум умнейшим политикам, Генриху де Гизу и Людовику де Лоррейну? Они во всем ищут подводные камни и скрытые мотивы, но в случае с госпожой де Водемон мотив был один – раненое самолюбие. Ну, еще, конечно, страх. - Ваша светлость, - перевела она взгляд голубых глаз, потерявших ненадолго привычное выражение кокетливой невинности, на своего именитого родича. – Королева Луиза лжет неохотно и неумело, и каждая ложь, к которой она прибегает, в результате заканчивается слезами и покаянием. Но я уверена в том, что случайностью падение в озеро не было не поэтому. Незадолго до своего отбытия в Анже, Мадам Екатерина заметила пропажу некоторых драгоценностей, которые королева дарила Жану-Луи де Ногарэ, и устроила допрос всех дам ее свиты, в том числе, и мне пришлось отвечать на ее вопросы. Определенно, она подозревала королеву, и, мне кажется, ее подозрения не улеглись так легко. Я понимаю, что это всего лишь догадки, но они дополняют картину, не так ли, Ваше преосвященство, Ваша светлость? При всем желании, Антуанетта не могла бы объяснить, является ли она сейчас обвинителем королевы Луизы, или ее защитником. Она говорила правду, а правда имеет неудобное свойство быть сама по себе. Но об этом пусть болит голова у ее кузенов. - Королева-мать недолюбливает госпожу де Водемон и не скрывает этого. На людях она то любезна, то насмешлива. Когда она допрашивала нас на предмет пропавших драгоценностей, особенно спрашивала о мужчинах, которые посещают королеву Луизу. Мне кажется, ей известно то, что узнала я... Не имя, конечно, но само положение вещей. Туанетта обвела кузенов торжествующим взглядом и, наконец, выложила на стол те карты, что специально приберегала к этой встрече. - Королева Франции и Жан-Луи де Ноагрэ уже были близки раньше, в этом мне призналась сама госпожа де Водемон. Она тогда только прибыла ко двору и он, по ее собственному выражению «утешил ее в ее страшном одиночестве». Дальше мадемуазель д’Омаль предоставляла всем присутствующим делать самим очевидные выводы, основываясь на общеизвестных фактах. Пренебрежение короля супругой, беременность королевы, закончившаяся весьма внезапно и трагично... Собственно, Туанетта уже не сомневалась, что отцом нерожденного ребенка был именно алчный фаворит короля Генриха.
Фернандо де Кальво: Человек может подождать, политика никогда, а Фернандо де Кальво служил политике, как иные служат Золотому тельцу, или богу Эросу. Каждый сам для себя выбирает кумиров, и тут, как говорится, важно правильно выбрать единомышленников. Вот за единомышленниками граф де Сердани и прибыл в Реймс. Нет, формально только за тем, чтобы принести поздравления от испанского короля Филиппа II молодоженам и подчеркнуть тем самым, как расположен Его католическое величество к семье герцога де Гиза, в котором и Испания, и Рим видели главный оплот истиной веры во Франции, где ересь все пышнее расцветала при попустительстве нынешнего короля. Но на самом деле, королю нужны были единомышленники, их деньги и их солдаты. А так же, разумеется, ум и стратегические таланты герцога де Гиза, говорить с которым графу еще не выпало чести, но он терпеливо ждал. В отличие от политики у него есть время. Фернандо де Кальво умел никуда не торопиться. Не торопясь, посол Филиппа Испанского прогуливался по залу, расточая дамам горячие взгляды, красноречивые улыбки и запах флердоранжа, когда близко от него проходила какая-нибудь французская красавица. Фернандо нравилось быть любезным, идальго не видел смысла в чопорной холодности, принятой при испанском дворе, как не видел смысла в неизменных черных одеждах испанских грандов, поэтому блистал в камзоле цвета нежной примулы, расшитой золотом и жемчугом. С массивного ожерелья, лежащего на достойной груди достойного посла, свисал квадратный рубин размером с куриное яйцо в окружении аметистов и алмазов, еще один, чуть поменьше, украшал эфес парадной шпаги. Одна жизненная мудрость гласила: хочешь просить? Выгляди богато. Тогда тебе не откажут. Может быть, не откажут. Фернандо признавал, что миссия его не так уж проста. У лотарингского принца были свои резоны, и не все они были известны Филиппу Испанскому. Захочет ли он помочь королю с Фландрией, все еще не сломленной, не покоренной не смотря на все старания испанцев? Казалось, чем больше войска туда посылает Филипп, чем больше золота сыпет в этот пылающий гнойник мятежа, тем больше он разрастается и набирает силы. Граф де Сердани оправил лиловую ленту на рукаве, раздумывая, что все же ему повезло. Он во Франции, а не во Фландрии, он на свадьбе, а не на похоронах. Слуга, поклонившись, остановился возле гостя с подносом, на котором стояли бокалы с вином. Да, и вино тут отменное.
Катрин де Монпансье: Торжество, посвященное венчанию Шарля Лотарингского и Генриетты Савойской, было в самом разгаре. Всю официальную часть Катрин де Монпансье провела в обществе герцога Монпансье, прибывшего в Реймс ради такого события. Герцогиня была благодарна супругу, что тот не вспоминал о небольшом недоразумении весной, когда в Мулене Катрин так и не появилась. А, посему, она в благодарность, вела себя так, что никто не мог упрекнуть ее во невнимании к герцогу де Монпансье. Она даже справилась о здоровье его детей от первого брака, правда не преминув посетовать, что некоторые из них так и продолжают придерживаться кальвинизма. Платье Ее светлости из рытого шелкового бархата бирюзово-синего цвета было расшито серебряной нитью, сквозь прорези двойных рукавов кокетливо выглядывал белоснежный тонкий шелк. Топазы в обрамлении бриллиантов, выбранные в качестве украшения, выгодно подчеркивали цвет платья. Зал был наполнен многочисленными гостями. По случаю данного бракосочетания представители могущественнейших, и знатнейших фамилии Франции (и не только) присутствовали во дворце То. Большинство гостей разошлись по небольшим группам из двух-четырех человек, о чём-то оживленно болтали, негромко смеялись. Женщины постарше обмахиваясь веерами, вели свойственные для них беседы: о детях, о выгодных браках, не забывая зорко следить за молодежью, время от времени обмениваясь замечаниями между собой. А молоденькие демуазель были заняты разговорами: о нарядах, кавалерах, танцах. Мужчины говорили обо всем понемногу: о женщинах, о службе, войнах, политике. Словом каждый находил себе компанию и тему для разговоров. Екатерина-Мария не без гордости отметила, как хороша ее кузина. Антуанетта за время, проведенное при дворе королевы Луизы, еще больше похорошела, а в сегодняшнем наряде выглядела просто очаровательно. Кроме представителя короля Франции Генриха Валуа, в зале находился представитель испанского короля Филиппа II - Фернандо де Кальво, граф де Сердани. Посол Испании был представлен герцогине де Монпансье на официальной части нынешнего торжества, и именно его она сейчас искала среди пестрой толпы гостей. - Вы первые раз Реймсе? – обратилась она к испанскому послу, вежливо улыбаясь. - Сколько бы я ни бывала в этом городе, но не устаю восхищаться его красотой. Особенно его соборами. Величественнее Реймсского собора разве что Собор Парижской Богоматери в Париже, - начала Катрин ничего не значащий светский разговор. - Вы, при желании, можете посетить собор Сен-Реми в Реймсе. Святой Реми здесь, в Реймсе, крестил короля франков Хлодвига I. – Беседа о христианских святынях всегда уместна в устах дамы. Вопреки сложившемуся стереотипу, граф не был облачен в строгий наряд черного цвета, который оживлял бы лишь белый воротник. Посол Испании вполне мог соперничать по роскоши наряда с любым из фаворитов Французского короля. Как истинная женщина, правнучка Людовика XII, оценила цвет и покрой наряда испанца. Искать встречи с графом де Сердани, ее заставило не простое женское любопытство или тщеславие, данному вельможе была назначена аудиенция принцем Жуанвилем, здесь, во дворце То. Если они выйдут из залы под предлогом осмотра библиотеки или часовни, то это никого не удивит. Величественная часовня, с готическими стрельчатыми переплетами и витражами, или собрание книг, к пополнению которых приложил не один владелец дворца То, и одно и другое заслуживало внимания. – Если Вы хотите, я могу показать Вам часовню во дворце То, или Вы можете при желании осмотреть библиотеку архиепископа, - небрежно, словно не придавая этому значения, обмолвилась герцогиня де Монпансье, обмахиваясь веером, круглый экран которого был расшит серебром, и отделан серым лебяжьим пухом.
Фернандо де Кальво: Святыни, погода, цвета лент и маленькие собачки. Вот самые проверенные, безопасные и благопристойные темы для бесед между мужчиной и женщиной, между которыми стоит стена приличий, условностей и прочих оков, которые накладывает происхождение и положение. А еще, в церквях устраивались свидания, сам дон Фернандо пожал немало хорошеньких женских ручек, подавая им святую воду. Дождливая погода служила прекрасным поводом задержаться в алькове прекрасной дамы чуть дольше, чем следует, а ленты, подобранные в тон наряду соблазнительной красавицы, служили немым признанием в страстной любви. Ах, да, оставались еще маленькие собачки. Ну, это уже было зло, чистейшей из зол, которое приходилось терпеть ради райского блаженства. К счастью, собачки при герцогине де Монпансье не было, а и из всех возможных тем сестра одного из самых могущественных принцев христианского мира выбрала самую благодатную. - Реймс воистину великий город, - набожно отозвался граф де Сердани, ласково глядя в привлекательное лицо герцогини де Монпансье своими черными глазами, с удовольствием любуясь соразмерностью черт и благородством красок. – Сожалею только о том, что раньше не имел счастья увидеть его и поклониться его святыням. Если вы возьмете на себя труд показать мне красоты замка, то я буду считать себя вашим вечным должником! Посол короля Филиппа изысканно поклонился. Понятно, что это всего лишь предлог, преамбула для чего-то большего, но испанец не любил торопиться. Любовь ли, политика ли, все раскрывается только перед тем, кто способен ценить. Как хорошее вино, которое доставляет истинное удовольствие лишь знатоку.
Henri de Guise: - Я рад, Антуанетта, что вы столь осторожны, что не выдаете желаемое за действительное. Мы будем и впредь полагаться на вас, как и вы можете рассчитывать всегда на нашу поддержку, - сухо улыбнулся Гиз своей маленькой кузине. Он кивнул Людовику, давая понять, что узнал все, что его интересовало, и далее задерживать девушку было ни к чему. Дочери герцога Омальского пора было возвращаться к гостям, но в дверь постучали. Появился слуга архиепископа с предупреждением, что к кабинету приближаются герцогиня де Монпансье и синьор де Кальво. * Время в живой и познавательной беседе пробежало незаметно; хорошо, что предусмотрительный архиепископ отдал распоряжение лакею быть начеку и предвестить появление испанского посла. - Луи, уведи ее, - серебристо-серые глаза на мгновение остановились на фигурке девушки. Она полагала, что политика - это веселая забава, в которую можно играть и выигрывать, достаточно лишь быть ловкой и сообразительной. Возможно, ей стоило преподать урок, в то же время давая почувствовать, насколько ей доверяют. - А лучше спрячь, не нужно, чтобы посол видел вас выходящими отсюда. Даже видимость суеты неуместна сейчас, - герцог многозначительно посмотрел сначала в лицо брата, а потом на гобелен, что скрывал вход в его мастерскую. Придется им обоим раскрыть их маленькую тайну перед фрейлиной королевы Луизы. Ничего плохого в том, что демуазель увидит, что у ее кузена-архиепископа есть свои увлечения не было, гораздо хуже будет, если испанский нос заинтересуется семейными делами лотарингцев и девицами из их рода, служащими государыне Франции. В дверь постучали вновь, и принц Жуанвиль едва заметно нахмурился, выказывая свое нетерпение. *согласовано с Louis de Lorraine
Louis de Lorraine: Одобрительно кивнув слуге (Людовик всегда готов был воздать по заслугам и каждому), он с мягким укором посмотрел в родные светло-серые глаза. Впрочем, Антуанетта д’Омаль была нечастой гостьей в То, а потому ей вполне можно было показать «мастерскую» архиепископа Реймсского. Тем более, что Генрих, судя по всему, сам готов был поделиться с кузиной одним из своих секретов. Герцог не мог не помнить, что из соседнего с кабинетом помещения прекрасно слышно, что твориться в самом кабинете. С другой стороны, ничто не сближает так людей, как общая тайна, а та, которой принц Жуанвиль собирался поделиться с юной фрейлиной королевы Франции, была слишком незначительной по сравнению со всем остальным, что связывало их троих. Быстро одернув гобелен, Луи вложил в замочную скважину ключ, и бесшумно открыл спрятанную за тканью дверь. - Прошу вас, сударыня, - Лоррейн чуть отошел, открывая Антуанетте в ее великолепном одеянии проход и понизив голос до шепота. – Нас не должно быть не только видно, но и слышно. Надеюсь, вы способны будете сохранять тишину? Предстоящий разговор Анри и испанского посла молодому священнослужителю было интересно послушать и самому. Не только глава лотарингского рода получал письма из страны, в которой один за другим возгорались мятежи еретиков. В переписке друг с другом священнослужители двух государств выказывали друг другую свои опасения, что Брюссель скоро может постигнуть участь Мехелена, испанцы его выжгут дотла, дабы он перестал быть прибежищем кальвинистов. - Ваша светлость, - еще тише обратился хозяин замка То к брату, - прежде, чем отвечать испанскому посланцу, я прошу вас подумать еще и еще раз. Возможно, вы их последняя надежда… Он не имел права указывать Генриху, как ему должно поступать, но младший сын Франсуа де Гиза понимал, что для Лоррейна-старшего Франция – все равно, что любимая женщина, от которой он не сможет отказаться, даже если другие дамы раскроют перед ним ворота в райские кущи и посулят неземные блага. Когда гобелен опустился за спинами Людовика и Антуанетты*, он приложил к своим губам палец одной руки, снова прося ее о тишине, и раскрыл перед девушкой ладонь другой. На ней лежала та самая шкатулка, которую он достал из шкафчика специально для нее. *согласовано с Антуанеттой д’Омаль
полная версия страницы