Форум » Игровой архив » Кошки-мышки » Ответить
Кошки-мышки
Жак де Келюс: 6 августа 1576 года. Франция, Реймс, замок То. Вечер.
Ответов - 15
Жак де Келюс: Откровенно говоря, Келюс был несколько обижен на государя за то, что именно на него он возложил ответственную миссию представлять свою монаршую особу на бракосочетании Шарля Лотарингского и Генриетты де Савой. Будто нельзя было найти для подобного делегирования какого-нибудь чопорного и претенциозного царедворца из числа тех, кто в силу своей зрелости и статуса неизменно считали себя самыми важными персонами королевства и мудрецами, к чьим советам Его Величество непременно должен прислушиваться. Но, увы, к глубочайшему сожалению Жака де Леви, таковых на тот момент действительно не сыскалось. Де Рец и Гонзага находились в отъезде, дю Гаста до сих пор неизвестно где носили черти, а Морвилье слег с лихорадкой. Получилось, что единственными, кто больше всех остальных имел право явиться на праздник Лоррейнов от имени короля, оказались трое миньонов. Но хитрый гасконец уже успел выклянчить у Генриха свой вояж, а маркиза д'Ампуи государь от себя не отпускал. Оставался только граф де Келюс, которому пришлось взвалить сие бремя на собственные плечи. Конечно, представлять монарха, да еще и в том обществе, которое собралось в одном из гнезд лотарингских дроздов, - большая честь. Но мсье де Леви видел эту честь весьма сомнительной и был твердо убежден, что с друзьями так не поступают. Теперь, вместо того, чтобы повесничать по парижским кабакам и навещать любовницу на улице Бовезье, он вынужден любезничать с каждой гадюкой в этом змеином рассаднике в Реймсе. Подумать только, ему, Жаку де Леви, приходится улыбаться и кланяться этой семейке подлых интриганов, которые спят и видят, как бы им избавиться от Генриха де Валуа. Весь ужас его положения состоял в том, что он был связан по рукам и ногам своим обязательством перед государем, и, как следствие, вынужден был сдерживать свои привычные замашки и бретерские порывы. Словом, сказать, что господин де Келюс пребывал в ярости - значило ничего не сказать. И все же, будучи искусным лицедеем, он умудрялся эту ярость сдерживать, маскируя ее под ледяной вежливостью и надменной грацией. После того, как Людовик де Лоррейн обвенчал своего брата и дочь Оноре Савойского в соборе, свадебная процессия переместилась во дворец То. Церковный хор и осторожные перешептывания сменились танцами под мелодичный аккомпанемент скрипок и оживленным гомоном. Торжество было в самом разгаре, а Келюс умирал со скуки. Единственным развлечением для него стало физиогномическое наблюдение, изучение собравшихся гостей. К разряду веселых моментов, впрочем, стоит приписать красноречивое поздравление пэру Франции и его новоиспеченной супруге, сочиненное графом на ходу и переданное якобы со слов Генриха III, который якобы выражал молодоженам свои искренние пожелания благоденствия и долгоденствия. Чинно шествуя между столами, уставленными неисчислимым количеством самых разных блюд самой разной кухни, королевский фаворит обменивался приветственными кивками с теми представителями французской знати, кто был ему знаком. Всем своим видом он показывал, что, хоть и присутствует на празднестве самого родовитого, богатого и могущественного дома Франции, является особым гостем, с которым невозможно не считаться, ибо в его лице здесь присутствует сам король. И наряд графа, в помпезности своей не уступавший и даже превосходивший платья многих тут находящихся, помогал ему в этом. Расшитый рубинами ярко-красный колет с атласными золотыми рукавами, широкие штаны из кораллового шелка, заправленные в коричневые сапоги из буйволиной кожи, короткий гранатовый плащ со стоячим воротником и золотистой тесьмой по краям, пышное и накрахмаленное белоснежное жабо, шпага с позолоченным эфесом и инкрустированной топазами рукоятью - все это, вкупе с горделивой осанкой, острым взглядом и пренебрежительной усмешкой светского франта создавало впечатление такое, что нельзя было не обратить внимание на этого человека. Между тем, излишнее внимание к своей персоне начало раздражать Жака де Леви, и он постарался подальше ретироваться от очередной образовавшейся группы. А затем, насколько это было возможно, незаметно покинул пиршественную залу, решив получше исследовать пристанище врагов короны в Реймсе. Величие замка То поражало своей средневековой красотой. Но всякая красота порой таит в себе множество опасных тайн. Поднявшись на верхний ярус, Келюс оказался в большой длинной галерее, по которой теперь совершал неспешную прогулку, стараясь высмотреть и запомнить каждую мелочь. В конце концов, шпионить в пользу Его Величества - вполне достойное поприще для его приближенного.
Антуанетта д'Омаль: Если Антуанетта и шествовала чинно по замку То после беседы с кузенами, то в душе она пела и танцевала. Во-первых, в копилку тайн, ею бережно хранимых, добавилась еще одна, подслушанный разговор герцога де Гиза и испанского посла, графа де Кальво. А тайнам, к которым была причастна эта юная особа, могла позавидовать сама Екатерина Медичи! Во-вторых, к корсажу платья из розовой парчи был приколот подарок кузена Людовика, великолепная подвеска из большой розовой жемчужиной, именуемой иначе «итальянской», которой ювелир придал вид дельфина. Подарок был роскошен и явился для дочери герцога Омальского прекрасным доказательством того, что ее любят и ценят. Итак, Туанетта шла, только что не пританцовывая, по галерее, намереваясь вернуться в залы, где с размахом, свойственным герцогу де Майенну, и со вкусом, присущим архиепископу Реймсскому разворачивалось блистательное празднество. Шла, пока навстречу ей не выплыл во всем своем великолепии граф де Келюс, представляющий на свадьбе короля Франции. Виноград был настолько соблазнителен, что юная герцогиня Анжуйская, как лисичка из басни Демосфена, не смогла бы пройти мимо, даже если бы захотела. - Граф, - воскликнула она, удостоив Жака де Леви преувеличено-почтительного реверанса.- Вы так сияете, что я решила, будто взошло еще одно солнце! Вот что значит отблеск королевского величия, он ослепляет даже на расстоянии! Не смотря на то, что юная прелесть имела честь состоять в тайном браке с Франциском Валуа, роялисткой она не стала. Не причисляла она себя ни к одной из многочисленных партий, предпочитая всем им самую надежную, партию Антуанетты д’Омаль. Кузены Лоррейны могли рассчитывать на ее лояльность, покуда сами проявляли лояльность к ее маленькой амбициозной особе. Правда, сегодня вечером, в связи с вышеизложенными причинами, лояльность Туанетты взлетела просто до небес. - Отчего вы бродите здесь в одиночестве, месье? Разве светилу пристало прятаться в темноте? Взгляд плутовки был чист и невинен, а лукавая улыбка чинно прикрыта белыми перьями веера. Весь ее вид говорил: я говорю, что думаю, но отнюдь не думаю, что говорю, и разве можно мне ставить это в вину? Я еще слишком молода для серьезных вещей!
Жак де Келюс: В конце галереи Келюс приготовился свернуть, чтобы попасть в правое крыло замка, как вдруг из-за угла, словно птичка, вылетела прехорошенькая белокурая девица. Миньон резко остановился, отчего заколыхалась янтарная серьга в его левом ухе. Бровь его медленно поползла вверх. Обладавший прекрасной памятью, в частности на имена и лица, Жак де Леви сразу узнал эту дамочку. Антуанетта д`Омаль собственной персоной! Кузина лотарингцев, фрейлина королевы Луизы и весьма обаятельная кокетка, с которой граф познакомился на прошлогоднем балу в честь победы герцога де Гиза под Дорманом. - Не тревожьтесь, мадемуазель, - шутливо поклонившись, отвечал господин де Келюс на преувеличенно-угоднический тон девушки, - Я всегда успею подхватить вас и прижать к груди, ежели свет моего сияния, чего доброго, ослепит вас настолько, что вы потеряете равновесие. Проницательный взгляд ясных голубых глаз изучающе-бесцеремонно скользнул по миловидному личику и фигуре Антунетты, отмечая вместе с тем и ее платье из розовой парчи, богато украшенное жемчужной россыпью и роскошной подвеской. Уголки чувственных губ королевского фаворита дрогнули в подобие ухмылки. Да ведь эта та самая белокурая красотка, взращенная в садах, где поют дрозды, о которой рассказывал Можирон! Та самая певчая птичка, вскружившая голову их другу Ла Валетту, о чем Келюсу в подробностях поведал маркиз д`Ампуи, однажды столкнувшейся с этой барышней в покоях миньонов в Лувре*. Так-так-так. Любопытно. Поглядим, что же отыскал "тут" утонченный гасконец. - Я решил пролить немножко королевского величия на все коридоры в этом живописном замке, - усмехнулся официальный представитель Генриха III, вовсе не собиравшийся давать демуазель подробный отчет в том, что рыскал по дворцу То в поисках опасных секретов, кои так любило скрывать почтенное семейство Лоррейнов, - А вы? - граф скрестил руки на груди, застыв в важной позе и в то же время придав своему голосу исключительно участливое выражение, - Вы-то отчего бродите здесь одна, сударыня? Неужели разлука с господином д`Эперноном так угнетает вас, что вы становитесь равнодушной к светским торжествам? Миньон подарил девушке одну из своих самых нежных и обезоруживающих улыбок, которая создала характерный контраст с хищными искрами, полыхнувшими в синем взоре. *согласовано с Луи де Можироном
Антуанетта д'Омаль: Голубенькие глазки демуазели на какое-то мгновение потеряли выражение девственной невинности и очаровательной глупости, которую та носила как любимую и привычную маску. Господин д’Эпернон? Какого дьявола (простите, кузен Людовик, mea culpa) граф де Келюс вспомнил об этом щеголе, Нограэ, который, слава богу, покинул двор раньше, чем жизнь покинула его бренное тело? И с чего это разлука с этим месье должна ее угнетать? Но потом Антуанетта вспомнила, как один из этих неразлучных друзей, а именно маркиз д’Ампуи застал ее у любовника королевы, и как вышеозначеный любовник вел себя совершенно непристойно. Демуазель злорадно хихикнула про себя. Кажется, пришло время отомстить. Туанетта вздохнула. Туанетта потупила очи и закусила губу, словно для того, чтобы скрыть непрошенные слезы. Трепетные девичьи пальчики сжали золотую ручку веера. Каменная статуя какого-то святого, поддерживающая на своих плечах сводчатый потолок галереи взирала на все это действо с ужасом. О женщина, о грешный сосуд, лицемерие, тебе имя! Антуанетта, кстати сказать, совершенно ничего не имела против лицемерия, особенно, когда того требовало дело. Сейчас нужно было не только обелить свою репутацию, но и втоптать репутацию месье де Ногарэ в такую грязь, из которой он не скоро выберется. Но сделать это следовало изящно. Как и подобает герцогине Анжуйской. - Как это нехорошо с вашей стороны, месье граф, так мня дразнить, - голосок девушки дрожал. Радужные крылья розовой бабочки сложились, розовая парчовая пыльца померкла. – Если вы знаете о том, что отъезд месье де Ногарэ причинил мне боль, то наверняка вам известно, что он состоялся не из-за меня, а из-за другой особы. И от этого мне еще больнее. Плечики беззащитного создания дрогнули, словно от едва сдерживаемых рыданий. Даже каменная статуя должна была смягчиться, так трогательна была мадемуазель д’Омаль в своем безутешном горе.
Жак де Келюс: Жак де Леви вовсе не принадлежал к числу сентиментальных людей, которых можно растрогать жалостливым тоном и умоляюще-невинным взглядом больших очей - излюбленным приемом многих трепетных демуазелей. К подобным уловкам он всегда оставался равнодушен, зачастую они даже вызывали у него презрение. Однако Антуанетта д'Омаль ни с того ни с сего вдруг начала сокрушаться так натурально, что даже Келюс со всей присущей ему проницательностью не смог заподозрить в ней неискренности и лукавства. Более того, то, что он сейчас услышал, заставило его нахмуриться. Это что еще такое? Жан-Луи де Ногарэ де Ла Валетт, изящный дворянин, законодатель мод и знаток этикета, славившейся своей галантностью и на голову опережавший в утонченности Келюса и Можирона, обидел женщину? Быть того не может. Это очень серьезное обвинение, за которое кузине дроздов придется держать ответ, снабдив его самыми подробными разъяснениями. В противном случае она рисковала нажить себе крупных неприятностей, ибо месье де Леви никогда не оставлял безнаказанным поклеп на своих друзей. - Что я слышу, мадемуазель? - вздернув подбородок, пронзительно прищурился фаворит Его Величества, - Вы обвиняете господина д`Эпернона в невежественном и вероломном к вам отношении? Сделайте милость, сударыня. Объяснитесь. В голосе миньона не было и тени сочувствия. В нем звучали сомнение, требовательность и недовольство. Потому что если вдруг окажется, что претензии дочери герцога Омальского имеют под собой веские основания, то он будет очень сильно разочарован в своем товарище. А именно подобных разочарований крайне щепетильный Келюс больше всего и боялся.
Антуанетта д'Омаль: Очень трудно перейти от искренней скорби к праведному гневу, но Антуанетта справилась с этой трудной задачей. - Не забывайтесь, сударь! Веер рассек воздух с почти змеиным шипением. - Я дочь герцога Омальского, родственница королевы Франции, кузина герцога де Гиза! Месье граф, если бы господин де Ногарэ повел себя со мной, как вы выразились «невежественно и вероломно» ему пришлось бы отвечать за это перед людьми, куда более могущественными, чем он сам! В сущности, после этого Туанетта могла бы удалиться с гордо поднятой головой, шелестя парчовыми юбками, отповедь была более чем достойная, но ей этого было мало. Пока что она не расквиталась с этим гадким Ногарэ за те сплетни, что, благодаря ему, теперь ходят о супруге герцога Анжуйского. Поэтому демуазель вздохнула еще раз, словно прощая графу де Келюсу его оплошность, и добавила уже прежним нежным и грустным голоском. - Нет, я говорю, что господин д’Эпернон отдал свое сердце другой… другому. Ах, граф, сердцу не прикажешь, и разве я имею право жаловаться на то, что кто-то сумел дать вашему другу счастье? Нет. Мы не вольны в своих чувствах. И если месье д’Эпернон нашел в графе де Гише то, что не смогла бы дать ему я, разве могу я негодовать? Нет, я могу только грустить. И я грущу. В качестве доказательства своей грусти, Антуанетта промокнула глаза платочком. Мысль, приписать Жану-Луи де Ногарэ чувства к Филиберу де Грамону пришла ей в голову только что, и показалась великолепной. С кем уехал месье де Ноагрэ? С графом. Уехал внезапно, вызвав множество толков. До этого их часто видели вместе, два придворных, по-видимому, подружились. А самое главное… самое главное здесь и сейчас отсутствовали оба этих господина, и никто не мог опровергнуть слова Антуанетты д’Омаль.
Жак де Келюс: Королевский фаворит, выслушивая отповедь этой девицы, еле удержался, чтобы не закатить глаза к потолку. Ишь ты, еще выговаривает ему! Можно подумать, он забыл о всех перечисленных ею достоинствах, главное из которых, вестимо, заключалось в родстве с герцогом де Гизом. Впрочем, стоит отнестись снисходительно к госпоже д`Омаль. Все-таки у девушки, судя по всему, неподдельное горе, не заслуживающее той резкости, с которой обратился к ней Жак де Леви. Поджав губы и сконфуженно кашлянув (таким образом граф приносил свои извинения), он вальяжным жестом пригладил свои тонкие усики кончиком указательного пальца. И приготовился слушать дальше. Подробности, сообщенные вслед за тем кузиной лотарингских дроздов, превзошли самые смелые ожидания господина де Келюса в самом плохом смысле. Если бы он хуже умел владеть собой, то непременно позволил бы своей челюсти отвиснуть. Тем не менее, услышанное явственно сказалось на величественном облике миньона. По лицу его пробежала бледная тень, голубые глаза изумленно расширились. Пафосная поза, в которой он застыл, словно римский претор, со скрещенными на груди руками, развалилась сама собой. - Ох, сударыня... - голосом, в котором смешались шок, недоверие и страдание, проговорил Жак де Леви, - Пощадите! Граф тряхнул головой, как будто пытался прогнать страшное видение, и чуть не пошатнулся. Левая рука легла на эфес шпаги в спасительном поиске хоть какой-то опоры и надежности. Немыслимо. Ногарэ - мужеложец?! Какого дьявола! Он, конечно, порой перегибал палку в своем жеманстве, а его чрезмерно-пестрые наряды иногда создавали двоякое впечатление, однако ни разу гасконец не вызывал подозрений, благодаря которым можно было бы уличить его в содомском грехе. Теперь же, анализируя сказанное Антуанеттой и вспоминая последние события, Келюс, к своему неудовольствию, находил, что эти подозрения нашлись и подкрепились весомыми аргументами. Так вот в какое "путешествие" отправился этот сибарит! Еще с минуту молодой человек таращился в пол. После чего медленно почесал лоб и вернул свой взор на дочь герцога Омальского. - М...м-мадемуазель, - еще не до конца оправившись от потрясения, вымолвил официальный представитель Генриха III, - Я прошу прощения, если вам покажется, будто я подвергаю ваши слова сомнению в то время, как вы горюете, но... Вы точно уверены в...чувствах, - Келюс слегка поморщился, настолько до тошноты противно ему было говорить на подобную тему, - месье де Ногарэ к графу де Гишу? Он писал вам какое-нибудь объяснительное письмо? Или просто признался вам в этом на словах, а потом уехал? Жак де Леви хватался за соломинку, пытаясь хоть как-то разувериться в услышанном. Ну ладно еще Можирон. К нему граф уже давно привык, да и в любовники тот, надо признать, избрал себе не кого-нибудь, а самого короля. Но Ла Валетт и этот чванливый ханжа де Грамон, раздражавший его не меньше анжуйцев и занимавший лишнее место под солнцем, кое являло собою милость Генриха де Валуа? Куда катится мир! Следует заметить, что в данный момент граф де Келюс выглядел таким несчастным, что при взгляде на него и мадемуазель д`Омаль, промокающую глаза платочком, случайному зрителю пришлось бы трижды подумать, прежде чем выбрать, кого из них нужно пожалеть.
Антуанетта д'Омаль: Мадемуазель д’Омаль могла по праву собой гордиться. Она была отомщена, почти. Для того, чтобы триумф был полон, нужно было представить графу де Келюсу маленькие доказательства грехопадения его друга. Маленькие, но убедительные, ведь, как известно, на такие пикантные зрелища не приглашают свидетелей, а тем более невинных девиц, так что излишние подробности скорее заронят сомнения в ее искренности, но и совсем без них нельзя! Для начала Ануанетта сочла своим долгом покраснеть и опустить глаза. - Простите, - прошептала она, словно сожалея о том ударе, что нанесла Жаку де Леви. – Я не хотела вас огорчать, просто вы застали меня врасплох. Я ни с кем не говорила о том, что случилось до сегодняшнего дня, поэтому растерялась. Но это же не страшно, что мы говорим с вами? Я имею ввиду, вы друг месье де Ноагрэ, вы не желаете ему зла, не так ли? Реснички затрепетали, и голубенькие глазки Туанетты умоляюще устремились навстречу взгляду королевского фаворита. - Все началось с того, что я заметила у месье де Ногарэ несколько очень красивых вещиц, - запинаясь, поведала она. И, между-прочим, поведала чистую правду! В подарках королевы Луизы гасконец щеголял на глазах у всего двора, как павлин с распушенным хвостом. – Вы же знаете, как он элегантен. Я часто спрашивала у него совета… ну то есть, конечно, это был всего лишь предлог. Девушка беспомощно пожала плечами. Дескать, что уж тут скрывать, вы и так все знаете. Не имея особого представления о тактике и стратегии, кузина королевы провела то, что обычно называется «политика малых жертв». То есть пожертвовала капелькой добродетели ради большого и славного дела – зачислить месье де Ногарэ в сонм мужеложцев. Жаль, что он никогда не узнает, кому обязан такой репутацией. - Как сейчас помню, сначала это были две старинные камеи очень тонкой работы, потом перстень с чудесной черной жемчужиной и серьга к нему в пару, еще сапфировое ожерелье с подвеской в форме сердца. Месье де Ноагрэ был очень доволен и не скрывал, что это подарки от «его большой любви». Я думала, речь идет о какой-нибудь знатной даме, ведь он такой видный кавалер, конечно, женщины его любят, правда? А потом… Антуанетта прижала ладони к щекам, словно пытаясь унять румянец. - Потом он показал мне медальон с портретом, там еще под крышечкой был локон. Это был портрет графа де Гиша. О, вы не подумайте плохого, он сделал это вовсе не для того, чтобы меня обидеть, напротив, месье де Ногарэ был очень добр, сказал много правильных слов, про то, что я должна беречь свою репутацию, что мне скоро выходить замуж. Что я буду счастлива с мужем так же, как он счастлив с Филибером де Грамоном. И что он уезжает, и, скорее всего, вернется не скоро. Вот и все. Это «вот и все» можно было растолковать по-разному. От «вот и все, теперь мое сердце разбито», до «вот и все, что мне известно об этом деле». Но сцена требовала какого-то красивого финала, и демуазель, робко приблизившись к блистательному кавалеру графу де Келюсу, несмело положила свою маленькую ручку на его ладонь, сжимающую эфес шпаги. - Месье граф, вы же никому не расскажете о том, что от меня услышали, правда? Это останется нашей тайной? Улыбка юной мерзавки была невинна, как у ангела, и трогательна, как слезинка младенца.
Жак де Келюс: - Да, да, - вздохнув и покивав головой, с очень кислым выражением лица проворчал миньон, - К сожалению, господин д`Эпернон может называться моим другом. Говорите смело. И, мужественно встретив невинный взор белокурой крошки, нанесшей чувствительному Жаку де Леви удар, какой до этого не наносили ему ни поляки, ни гугеноты, ни анжуйцы, ни гизары вместе взятые, приготовился внимать новым деталям. По ноткам, разлившимся в мягком юном голосе дочери герцога Омальского, он сразу догадался, что всякие надежды на оправдание Жана-Луи не имеют никакого смысла. И чем дальше девица углублялась в своем повествовании, тем сильнее мрачнел официальный представитель Его Величества короля Франции Генриха де Валуа. Он отчетливо слышал каждое ее слово и прокручивал его в мозгу, складывая целостную картину. Неужели непомерная алчность гасконца довела его до того, что он стал обогащаться за счет странных предпочтений и без того совершенно не располагающего к себе Филибера де Грамона? Или же Ногарэ так разочаровался во всех своих избранницах, а в мадемуазель д`Омаль как в очередной, что решил избрать для себя иной путь духовного единения и любовных изысканий? Но, в таком случае, что д`Эпернон тогда вообще нашел в этом жалком фарисее де Гише? Да еще и открыто признавшись потом Антуанетте, в чем Келюс видел мало резона, кроме, разве что, мелкой мести за какие-нибудь мелкие обиды. Бедный Ногарэ. Должно быть, повредился рассудком. Себя наказал и друга несчастным сделал. В последнем, если присмотреться к Жаку де Леви, такому же хмурому, как грозовая туча, сомневаться не приходилось. - Что ж, вполне понятно. По всему выходит, в наш век прескучнейших женщин, - едко усмехнувшись, выплюнул граф де Келюс, которого отнюдь не смущало присутствие знатной дамы, одетой по последнему слову изящества и дороговизны и нежное прикосновение маленькой ручки коей он ощущал теперь на своей ладони, - Мужчины находят компанию друг друга более приятной. Не удивлюсь, если герцог Анжуйский в действительности так торопился бежать из Лувра потому что соскучился по господину де Бюсси. Может, в его принцевых закромах тоже припрятан какой-нибудь...медальон. Настроение миньона так резко ухудшилось, благодаря неожиданным новостям, сообщенным кузиной лотарингцев, что он готов был, не жалея, распрыскивать яд во все стороны. Только это могло в данный момент хоть немного излечить страждущую душу светского льва. - Впрочем, глядя на вас, - голубые глаза Келюса чуть прищурились, неспешно и грациозно обошел он по кругу мадемуазель д`Омаль, пожирая ее тем взглядом, каким смотрят во время аукциона на товар перед тем, как решиться огласить свою цену, - И признавая те ваши положительные качества, о которых вы мне давеча любезно напомнили, - "Я дочь герцога Омальского, родственница королевы Франции, кузина герцога де Гиза!", вновь прозвучало высоким, раздражающе-детским голоском в голове миньона, - Я нахожу, что месье де Ла Валетт просто идиот.
Антуанетта д'Омаль: Мысленно Туанетта поздравила себя с победой. Если месье де Ногарэ вернется в Париж (а демуазель подозревала, что в свете последних событий он не слишком будет к этому стремиться), его ожидает не слишком приятный сюрприз. А сплетню, оказавшуюся такой удачной, можно будет и повторить . Шепотом, разумеется, и под большим секретом. Тайны, которые рассказываются под большим секретом, распространятся в два раза быстрее. А вот высказывание графа де Келюса о герцоге Анжуйском ей не понравилось. Все-таки Монсеньор был ее мужем! Еще меньше ей понравились слова о скучных женщинах и взгляд Жака де Леви, весьма далекий от любезного. Тутти закусила губку, глаза милой куколки блеснули холодно и расчетливо. Если месье и дальше будет так смотреть, то придется придумать еще один медальон. Как говорят? Чем грандиознее ложь, тем охотнее в нее верится? Так можно объявить всех друзей Генриха Валуа содомитами, каков король, таковы и слуги! Дочь герцога Омальского опустила глаза. Сама невинность, не понимающая намеков. - Вы очень любезны, сударь, право же, я очень тронута вашей добротой, - прощебетала она. – Но не пора ли нам вернуться? Хотя, если вы желаете остаться… И еще раз обдумать все, что я вам сказала… - То желаю вам приятно провести время. А я еще надеюсь успеть к контрдансу. В этом маленьком прегрешении, она, конечно, исповедается. Архиепископу Реймсскому. Кузен Людовик строго не осудит. В конце концов, она все еще обязана хранить тайну королевы Луизы. А может быть, даже оценит шутку. Туанетта, по-девчоночьи обожавшая красивого родича, который, к тому же, баловал ее вниманием и подарками, хотела выглядеть в его глазах умной и опытной дамой, достойной тех интриг, что ведет семейство де Гиз.
Жак де Келюс: Перспектива остаться наедине с самим собой в пустынных коридорах замка То, что вне всякого сомнения поспособствует погружению в тяжкие размышления о своей нелегкой судьбе и еще более плачевной участи Жана, королевскому фавориту совершенно не улыбалась. Вместо этого, он предпочел бы, наоборот, отвлечься от мрачных мыслей и провести время в компании кузины Луизы де Водемон. Раз уж д`Эпернон сам отправил свое счастье гулять на все четыре стороны, он не должен быть против, если его друг немножко побалует своим вниманием эту крошку. Впрочем, за миловидной внешностью, бархатным голоском и невинным взглядом белокурой малышки явно скрывались немалые амбиции. Несмотря на свой юный возраст, она хорошо обучалась искусству знать цену своему статусу, в чем Келюс уже успел убедиться. Видимо, данная черта присуща всем, в чьих жилах течет кровь лотарингских дроздов. Улыбнувшись про себя, миньон решил чуток подыграть Антуанетте. - Сударыня, - мягким, слегка приглушенным тоном начал граф, напустив на себя вид манерный и вместе с тем как бы немного смущающийся, - Время, проведенное в обществе столь очаровательной дамы, как вы, вынуждает меня содрогаться при одной лишь мысли, что я теперь могу остаться в одиночестве, - Жак де Леви, сама куртуазность и элегантность, степенно поклонился девушке, - Быть может, мадемуазель согласится оказать мне честь, позволив проводить ее и ангажировать на танец? На сей раз притворствовал господин де Келюс. Но делал он это так естественно и правдоподобно, что просто невозможно было уличить его в той иронии, которой он снабжал каждое свое слово и каждый жест ради собственной потехи.
Антуанетта д'Омаль: Если бы Антуанетта умела, она бы, наверное, замурлыкала от удовольствия, приняв и взгляд и комплимент и приглашение на танец за чистую монету. Не страдающая излишней скромностью демуазель была весьма высокого о себе мнения, а в силу юности еще не осознавала, сколько притворства таят в себе чрезмерное внимание и чрезмерные комплименты. Все чрезмерное не может быть искренним. Но если бы дочь герцога Омальского задумалась над этим (а она не любила нагружать свой ум чем-то, не имеющим отношение к интригам, нарядам и развлечения) то сказала бы, что не важно, насколько искренне восхищение. Главное, как говориться, чтобы было. Положение требовало изобразить смущение, Антуанетта его изобразила со всем присущим ей дарованием. Сердце и тщеславие требовали принять предложение графа де Келюса, а разум подсказывал, что появление в зале с представителем Его величества добавит ей блеска в глазах собравшихся на празднике. Что могла поделать фрейлина против столь мощной аргументации? Только согласиться. Что она и сделала. - Я с радостью потанцую с вами, месье граф, - степенно кивнула она в ответ, сопроводив кивок изящным реверансом, но загоревшиеся глаза и разрумянившиеся щеки весьма убедительно выдавали ее истинные чувства. Герцогиня, не герцогиня, Антуанетта была и оставалась молоденькой девушкой, которая любила все, что ей и положено любить в столь юном возрасте. – Это для меня честь и удовольствие. Кузина королевы подумала, как красиво будет блестеть в танце ее новая жемчужная подвеска, подарок архиепископа. При мысли об этом, демуазель чуть не попросила графа поторопиться, ей не терпелось вернуться в зал в обществе такого завидного кавалера. Но приходилось идти к заветной двери спокойно и степенно. - Праздник получился весьма впечатляющим, не так ли, месье? – скучающим тоном опытной посетительницы сотен балов осведомилась Антуанетта, обмахиваясь веером. – Вы остановились в замке? У меня здесь есть свои покои, - не удержалась она от маленького детского хвастовства. – Иногда я навещаю моего кузена, редко, конечно, потому что во мне нуждается королева Луиза. А вы, граф? Вы тоже не любите покидать двор надолго?
Жак де Келюс: - Весьма впечатляющим, - кивнул в ответ Жак де Леви, - Тем более, что он еще продолжается, - с каждым шагом граф ощущал, как тишина отдаленных от пиршественной залы коридоров во время приближения к оной сменяется многотональным шумом, - Его Преосвященство любезно предоставил мне апартаменты, находящиеся на этаже для почетных гостей, - продолжал миньон, тоже не отказавший себе в удовольствии пощеголять перед белокурой прелестницей своим положением, - А также тех, для кого почет состоит в том, чтобы этих гостей сопровождать*. Сколь ни велико было горе фаворита Генриха де Валуа, он не мог позволить себе потерять лицо, особенно чтобы это заметила вся та разношерстная знать, которая собралась на чествование Шарля де Лоррейна. Поэтому в главную залу замка То он вошел с самодовольной миной лощеного придворного, которую всегда столь искусно умел напускать на себя в такие моменты. Официальный представитель короля под руку с цветущей родственницей виновника грандиозного торжества лотарингской семьи - что в это мгновение могло еще больше вознести Жака де Леви в глазах всех собравшихся? Надменность, с которой держался молодой человек, и заносчивость, сверкавшая в синем взоре всякий раз, когда он обращался на очередного дворянина, совмещались с обходительностью, коей галантный миньон окружал каждый свой жест в соответствии с тем, как того требовало положение знатной юной особы, которую Келюс ангажировал. - Вы правы, мадемуазель, не люблю - совершенно искренне улыбнулся граф, проницательно посмотрев на Антуанетту, - Двор - это своеобразное сочетание живительного воздуха и хаоса, которое дарует мне жизнь, - в этот миг Келюс поделился с девушкой чем-то настоящим и правдивым, что наполняло смыслом его существование, - Но вы, я думаю, уже начинаете понимать это чувство? - молодой человек не сводил ясных голубых глаз с прехорошенького зарумянившегося личика госпожи д`Омаль, - Прошел всего год с тех пор, как вы появились при дворе, и вот вы здесь, - он сделал изящный жест рукой, широко обрисовывая пиршественную залу. Вместе со своей партнершей он подошел к парам, выстроившимся по линии готового начаться контрданса, - Вам кланяются родовитые сеньоры, вам улыбается герцог Майеннский, вам любезно кивает маркиз де Виллар, и вы сверкаете во всем самом лучшем, составляя партию приближенному французского государя. Граф де Келюс, едва заметно поигрывая бровями в слегка насмешливой пантомиме, говорил с кузиной дроздов, которой в силу юного возраста еще многое предстояло для себя открыть, покровительственно-мягким тоном знатока двора, его нравов и порядков, каковым, собственно, и являлся. Однако к тону этому, надо сказать, примешивалось снисходительное расположение и неподдельный интерес, коим господин де Леви постепенно проникался к дочери герцога Омальского. - Из всего этого я заключаю, что вы не теряли времени даром, - цепкие пальцы королевского фаворита крепко сплелись с нежными пальчиками белокурой малышки, - И успели познать определенное наслаждение светской жизни. Верно? Речь фаворита Генриха III текла плавно и неспешно. Теми же ленивыми и вместе с тем высокомерными аккордами была отмечена и его грация, чем-то напоминающая грацию довольного кота, чувствующего себя посреди царившего празднества как нельзя более в своей тарелке. *согласовано с Louis de Lorraine
Антуанетта д'Омаль: Под аккорды музыки пары сходились и расходились, образуя под сводами дворца То прихотливый узор, сверкали драгоценности и дорогие ткани нарядов так же, как в беседах сверкал ум, остроумие, или отсутствие ума. Беседа с Жаком де Леви приоткрыла перед Антуанеттой одну любопытную истину: оказывается, есть люди, которые думают так же, как она, и не в том, что касается нарядов или судьбы злосчастной Луизы де Водемон, а в вещах, несомненно, более личных. - Когда я впервые попала ко двору, мне показалось, что я очутилась в лабиринте. Один неверный шаг, и ты сгинешь без следа. Сейчас я по-прежнему уверена, что так оно и есть, но поняла, что скользить между его ловушек и есть наслаждение, - серьезно ответила она. – Это волнует чувства и тренирует ум куда лучше, чем уроки нянек и наставников. Юбки, натянутые на обручи, взметнулись в танце, на долю мгновения показав стройные щиколотки демуазель, обтянутые чулками голубого шелка. Танцевать Антуанетта могла от рассвета до заката. Она грациозно обошла своего кавалера, как то диктовали па танца, присела в реверансе, прекрасно осознавая, сколько взглядов на этой ярмарке тщеславия устремлены на них. Кузина королевы медоточиво улыбнулась фавориту короля. Это очень походило на маленький заговор. Ее общество оттеняло важность его особы, его близость придавало ей определенный блеск, особенно, по сравнению с теми мадемуазелями, что стояли у стены, обмахиваясь веерами, и делая вид, что им совсем-совсем не хочется танцевать. - Кажется, месье граф, мы оба привыкли получать самое лучшее. Я нахожу, что в этом нет ничего дурного. В мире, состоящем из одних скромниц и скромников, было бы невыносимо скучно жить. Танец продолжался. О столь коварно оклеветанном Жане-Луи де Ногарэ мадемуазель д’Омаль уже забыла. Справедливая месть свершилась, что же еще?
Жак де Келюс: Лавируя вместе со своей партнершей между парами, передвигающимися в соответствии со схемой контрданса, молодой человек размышлял над тем, что обстоятельствам порой бывает свойственно складываться куда лучше, чем ты от них ожидаешь. И общество мадемуазель д'Омаль, составлявшей миньону партию в очередном акте придворного спектакля, на сей раз играющегося под эгидой Лоррейнов, являлось тому неоспоримым подтверждением. Келюс слушал, Келюс наблюдал, Келюс запоминал. Эта милашка была далеко не так проста, как могла показаться на первый взгляд. Во всяком случае, сейчас - совсем не та заплаканная куколка, какой она предстала перед ним в галерее верхнего яруса замка То. В ее взгляде светился азартный огонек, в ее речах отражался острый ум, в ее осанке виделась гордость. Метаморфоза, произошедшая с кузиной лотарингских дроздов, была поразительной и не осталась без внимания Жака де Леви. "Ох и дурень же Ногарэ", подумал граф, грациозно опустившись на одно колено и глядя на Антуанетту снизу вверх в ожидании, пока она обойдет его по кругу, как того требовала модель данного танца, "Упустил такой лакомый кусочек...". - Вы мне нравитесь, сударыня, - вслух подвел королевский фаворит итог своему мысленному анализу, подарив белокурой крошке еще одну искреннюю улыбку, коими отнюдь не привык разбрасываться. Что ж, по результатам сегодняшнего мероприятия, господин де Келюс вынес для себя два любопытных открытия. Первое: то, что дочь герцога Омальского оказалась куда более интересной особой, чем он предполагал, в частности после не слишком впечатлительного знакомства на прошлогоднем зимнем балу. И второе: что к сенешалю Бордо не стоит поворачиваться спиной. - Я благодарю вас за танец, - как только музыка кончилась, граф проводил свою даму до той точки, с которой они начинали минувший контрданс, изысканно поклонился и, не отпуская маленькой ручки, приник губами к ее пальцам, не задержав, впрочем, поцелуй дольше положенного по этикету, - И за приятную беседу. Хоть и несколько омраченную неожиданными известиями. Впрочем, я не сомневаюсь, мадемуазель, что известия эти не выйдут за сформировавшиеся пределы, - голубые глаза Келюса, когда он обратил их взор на девушку, опасно сверкнули, выдавая грозный настрой графа на тот случай, если репутация его друга, случайно или умышленно, но по ее вине, окажется опорочена перед алчущим сплетен двором, - Пусть это будет... Как вы сказали? - миньон сделал вид, что задумался, почесав пальцем у виска, но затем усмехнулся и хитро посмотрел на юную прелестницу, - Ах да. Нашей маленькой тайной. Как раз в этот момент Келюса окликнул один из дворян, напыщенно выпятившихся рядом с маркизом де Вилларом. Официальный представитель Генриха III, решив, что на этом празднике лицедеев не должен уступать павлинам враждебной партии, извинился перед Антуанеттой д'Омаль за то, что вынужден ее оставить, любезно кивнул напоследок и отправился к тем, кто столь внезапно возжелал его общества. Эпизод завершен
полная версия страницы