Форум » Игровой архив » Слеп по собственному желанию » Ответить
Слеп по собственному желанию
Гратин д'Орильи: 25 августа 1576 года. Фонтенбло. Полдень.
Ответов - 30, стр:
1 2 All
Гратин д'Орильи: Мечты Гратина д’Орильи понемногу сбывались. Правда, не так быстро, как ему бы хотелось, но тот, кто ждал так долго, может подождать и еще чуть. Во всяком случае так утешал себя лютнист, которому судьба все-таки улыбнулась. Во-первых, он являлся супругом прелестной молодой Франсуазы де Сен-Леже, правда супругом номинальным, невинность жены хранилась не для кого-нибудь, а для Монсеньора. Затем, ему была пожалована должность второго виночерпия. Для незнатного дворянчика честь небывалая, но Орильи, который с трепетом сердечным ждал смерти старого отца Франсуазы, чтобы именоваться бароном де Сен-Леже, решил, что это только первая ступень к блестящему будущему. Наконец, Монсеньор согласился представить мадам д’Орильи королеве Луизе. В глубине души конфидент герцога Анжуйского надеялся, что «его малышка», как он снисходительно именовал супругу, понравится госпоже де Водемон и та захочет ее в свой штат. Цель была достойной, достойным был гардероб Франсуазы де Сен-Леже, так что честолюбивый супруг шел и любовался женой, Монсеньором, парком Фонтенбло и сам собой. - Вы так добры, Ваше высочество, - в сотый раз повторил он, и гравий дорожки шуршал аккомпанементом его горячей благодарности. - Я и моя жена, мы ваши верный слуги, Ваше высочество. Это такая честь, такая честь… Из-за цветника доносился женский смех. Ее величество королева Луиза вместе с фрейлинами изволила гулять, наслаждаясь свежестью августовского дня, напитанный сладким запахом цветов и чуть пряным ароматом приближающейся осени. Еще немного, и двор будет собираться в Париж, Фонтенбло опустеет, может быть, до следующего лета, может быть и дольше, если король в следующий раз выберет для своей летней резиденции другой замок. - Улыбайтесь, моя милая, - зашипел Гратин д’Орильи на ухо жене. – Вам оказали огромную милость, покажите, что цените ее. Поблагодарите Монсеньора! Будьте к нему ласковой! Будьте ласковой, будьте благодарной, кокетливой но, неприступной, податливой, но не слишком… Франсуазе де Сен-Леже предстояло воплотить в себе всех женщин, которым принц когда-либо благоволил. Трудная задача, но новый второй виночерпий был уверен, что им все по плечу!
Франсуа де Валуа: - Мы всегда достойно вознаграждаем тех, кто нам верно служит, сударь, - милостиво кивнул Монсеньор своему новому второму виночерпию и его хорошенькой жене, сожалея о том, что не внял просьбам Орильи раньше. Но последнюю неделю он разъезжал между Сен-Жерменом и Фонтенбло, в его дворце велись кое-какие переделки, за которыми принц желал следить лично, и слишком поздно сообразил, что Франсуаза де Сен-Леже может быть отличным предлогом подобраться поближе к Диане де Меридор, которая снова блистала среди дам Луизы де Водемон. Увы, чтобы прокрасться в этот цветник добродетели требовалось обладать ловкостью эдемского змея. Монсеньор понимал, что будет выглядеть весьма подозрительно, если он, не проявлявший доселе никаких родственных чувств к невестке, вдруг будет искать ее общества. Но теперь все складывалось чудесно. Он вел к королеве Франции даму, которую желал ей представить, только и всего. - Не стоит робеть, мадам, Ее величество очень добра, а вы так милы, что она наверняка отнесётся к вам с материнским участием. Франсуа улыбался жене Гратина д’Орильи, а сам размышлял, достаточно ли хорошо он выглядит в новом голубом с золотом наряде. Плоеный воротник подпирал подбородок, заставляя держать голову прямо, а в ухе сверкала серьга с сапфиром. Весь этот блеск, как надеялся принц, отвлечет взгляд дам от нескольких крупных оспин на его лице, которые он нынче утром тщательно запудривал, стоя перед зеркалом, недоумевая про себя, как Диана де Меридор может предпочесть мужа ему. Цвели августовские розы, цвели пышно, отдавая в этом последнему усилии весь сок, все силы перед долгой осенью и зимним сном. Франсуа остановился, чтобы сломать с куста несколько цветов, и один тут же протянул Франсуазе. - Красота для красоты, - галантно поклонился он, и, изобразив на лице самую приятную улыбку, на которую был способен, направился туда, где, под деревом, сидела королева Франции, пока ее фрейлины играли в жмурки. - Ваше величество, доброго вам дня! Счастлив видеть вас, надеюсь, вы в добром здравии, - осведомился он, предостерегая себя от того, чтобы искать взглядом в пестрой стайке молодых дам графиню де Монсоро. - Вы позволите обратиться к вам с просьбой? Темные глаза Франсуа с хорошо скрытой неприязнью остановились на миловидном лице королевы Франции. Госпожа де Водемон, как всегда, казалась грустной и несчастной. Монсеньор, не любивший счастья и веселья в других (хотя бы потому, что редко сам был счастлив и весел) почувствовал себя удовлетворенным.
Луиза де Водемон: Для королевы Луизы дни походили один на другой. Молитвы, вышивание, иногда прогулки. С отъездом королевы Наваррской и мадам Екатерины закончилась череда шумных празднеств, в Фонтенбло наступила тишина. Тоскливая тишина поселилась и в сердце королевы Франции. От Жана-Луи де Ногарэ не было никаких вестей, во всяком случае, на ее письмо он не ответил, а спрашивать у короля Генриха она боялась. На сегодняшнюю прогулку госпожа де Водемон согласилась только потому, что, развлекаясь, ее придворные дамы оставляли ее в покое. В иное время она бы позавидовала жизнерадостности своих фрейлин, но сейчас Луиза знала, что на смену каждому мгновению счастья, смеха, веселья, придут дни, наполненные тоской, горем, унынием, и взирала на игры придворных дам с грустным превосходством исстрадавшейся души. Появление небольшой процессии вызвало у нее лишь мимолетное оживление, надежда еще не совсем умерла, и в каждом звуке шагов ей виделся молодой гасконец, покинувший ее так внезапно, так необъяснимо. Но на смену надежде тут же пришло разочарование, которое Луиза де Водемон постаралась скрыть под любезной улыбкой. - Я вполне здорова, Монсеньор, надеюсь, здоровы и вы. Ваш приход такое счастье для нас, что я буду рада выполнить любую вашу просьбу, если она в моих силах. Не часто к королеве Луизе обращались с просьбами. Придворные знали, как ничтожно малы ее возможности, она не обладала влиянием на короля, не пользовалась любовью королевы-матери. Так что если ее о чем и просили, то, чаще всего о пожертвованиях для монастырей или о том, чтобы пристроить в придворный штат ту или иную особу. Слова о том, что ее двор является оплотом чистоты и нравственности приятно льстили самолюбию королевы Франции, прекрасно осознающей свой грех, хотя и не раскаявшуюся в нем. Поэтому она охотно оказывала покровительство монастырям и молодым особам, стараясь этими призрачными уборами из чужих похвал прикрыть свою вину.
Франсуа де Валуа: - Я бы не попросил Ваше величество о чем-то, что доставило бы вам хоть малейшее неудобство, - задушевно понизив голос, пропел Франсуа. И не выдержал, оглянулся туда, где играли в жмурки придворные дамы Луизы де Водемон. Словно проследив за его взглядом солнечный луч упал на самую прекрасную, гордую и недоступную из женщин, на Диану де Монсоро. Ослепленный, Монсеньор отвернулся, вспоминая, что он хотел сказать королеве Франции. Ах да, Франсуаза де Сен-Леже… - Я прошу у вас дозволения представить Вашему величеству супругу месье д’Орильи, Франсуазу де Сен-Леже. Месье д’Орильи мой верный слуга, и его многолетняя верность, наконец, была вознаграждена браком с дочерью анжерского дворянина, барона де Сен-Леже. Молю вас, мадам, отнестись к новобрачной со снисхождением, поскольку мы избавили ее от участи, куда более горькой, чем участь старой девы. Принц потупил взгляд с лицемерным вздохом. - Девушка была невестой маркиза д’Ампуи, но помолвка была расторгнута. Вы же понимаете, Ваше величество, как настрадалось это невинное создание! Я насколько мог, попытался исправить несправедливость, и нашел дочери барона жениха. Они венчались в Анжере, и, надеюсь, обретут счастье в достойном браке! Франсуа произносил эту проповедь, всем сердцем желая оказаться сейчас рядом с женой Главного ловчего. Сейчас Диана казалась ему еще желаннее, еще прекраснее чем когда-либо. - И, мадам, может быть, вы будете так добры что позволите мне передать графине де Монсоро известие о ее муже, который нынче находится в Реймсе? Как вы знаете, там сейчас свирепствует болезнь. Никакого известия от Бриана де Шамб у принца не было, но какая разница, если Диана так близко, но в то же время так далеко? Если бы он мог, он бы похитил ее прямо сейчас, и будь что будет!
Луиза де Водемон: - Да что вы говорите, Монсеньор? О, бедное дитя! Вы совершили по-настоящему милосердный поступок, Ваше высочество, - горячо воскликнула Луиза Лотарингская. – Поступок, который зачтется вам на небесах, будьте в этом уверены. Сжав вере в руках, королева ободряюще улыбнулась мадам д’Орильи, подумав про себя, что дочь барона де Сен-Леже вполне заслужила и улыбку и милость быть представленной супруге Генриха III. Какое счастье, что счастливый случай помог ей избежать этого брака, и девушке не придется пережить все те унижения и боль, что довелось пережить госпоже де Водемон. Конечно, на первый взгляд муж не слишком молод, да и некрасив. Но что значит молодость и красота по сравнению с почтенным положением замужней женщины? К тому же, возможно старый и непривлекательный муж будет больше ценить юную и милую жену, чем какой-нибудь красавец-щеголь, занятый лишь собой и своими удовольствиями. На голубые очи королевы навернулись слезы горькой обиды на судьбу, и чтобы скрыть их, она сделала вид, что поправляет смявшийся манжет из белоснежного полотна, отделанного кружевом. Но не время было предаваться обидам, поэтому Луиза поторопилась добавить: - Конечно, мы даем вам свое позволение поговорить с графиней де Монсоро. Бедняжка, должно быть, тревожится за мужа, она в последнее время очень печальна и задумчива. Если вам есть чем ее ободрить, сделайте еще одно доброе дело, Монсеньор! Когда-то королева была довольна близка со своей придворной дамой, но время и пережитое наложили свой отпечаток на их сердца, и, хотя жена Главного Ловчего была тепло принята королевой Франции, все же Луиза понимала, что прежней откровенности между ними уже не бывать.
Диана де Меридор: Диана действительно была грустна, и тревога поселилась в ее сердце, но, конечно, это была не тревога о графе де Монсоро. С ним она простилась, как всегда, холодно и немногословно. Сон она потеряла с тех пор, как узнала, что в Реймс едет граф де Бюсси, в тот самый Реймс куда отправился ее супруг. Сердце шептало о неминуемом несчастье, и несчастье случилось. Весть о том, что свадебные торжества обернулись трагедией, и в городе нынче свирепствует лихорадка, заставили ее потерять сон. К счастью, окружение королевы Луизы считала вполне понятным, что жена тревожится о муже, а то, что ночи напролет ее уста в молитвах шептали совсем другое им, никто не знал. Шли дни, и графиня де Монсоро превращалась в тень, не участвуя в развлечениях, которые придумывали себе фрейлины госпожи де Водемон, но сегодняшней прогулке в парке она даже обрадовалась, поскольку сидеть в четырех стенах становилось уже невыносимо. Она вышивала, и нитки путались и рвались. Пела, и голос срывался. Читала, и тут же забывала прочитанное. В парке же фрейлины затеяли игру в жмурки, участвовать в которой Диана отказалась, оставшись стоять чуть в стороне. Если положить ладонь на шершавый ствол дуба, закрыть глаза и подставить лицо солнцу, можно представить, что она в Меридоре, в старом парке, ждет Луи, ждет с радостью и любовью. Диана так и сделала. Но, когда открыла глаза, потревоженная голосами и шагами, вздрогнула. К королеве шел герцог Анжуйский, но Диана чувствовала, что это не так, читала по его быстрому взгляду, брошенному на нее. Монсеньор, ее вечная беда, ее проклятье. Один раз внушив принцу низменные желания она вынуждена была выйти замуж за графа де Монсоро, но этот брак защитил ее лишь отчасти. Диана отступила за дерево, словно оно могло скрыть ее от взглядов Франсуа де Валуа, холодных и липких, от которых по коже шел озноб отвращения. Что делать? Уйти немыслимо, для этого нужно спросить позволения королевы. Спрятаться? Но как и куда? Мимо, со смехом, пробежали фрейлины, дразня ту, что шла за ними с завязанными глазами, и графиня решительно вступила в их шумный кружок. - Де Маре, когда на прошлом балу вы танцевали со своим женихом, клянусь, вы были куда проворнее, - поддразнила она ту, что всех ловила, смеясь над собственными неудачами. Белое шелковое придворное платье на тугом корсете не слишком подходило для таких игр, но Диана была достаточно ловкой, чтобы дотрагиваясь кончиками пальцев до руки или плеча девушки с шарфом на голове уводить всех подальше от королевы и Монсеньора.
Жорж де Шомберг: Погода сегодня в Фонтенбло была хороша, день хорош, жизнь хороша. Жорж с удовольствием проводил время в этой загородной резиденции французских королей. Будучи не очень притязательным к месту жительства, Шомберг считал своим домом тот, где висела его перевязь от шпаги, а в конюшне стоял его конь. А отведенная ему комната в Фонтенбло более чем соответствовала этим требованиям. Кроме того тут было не скучно. В королевской приемной можно было обменяться шутками с придворными, обсудить последние новости и события, а то и откровенные сплетни. Еще время от времени обсуждались прошедшие празднества, посвященные отъезду Маргариты Наваррской. Сейчас тоже устраивались прогулки, игры на свежем воздухе, можно было отправиться на верховую прогулку, поразмяться в фехтовании. Словом – кто хотел радоваться жизни – радовался, а кто хотел изнывать от скуки, тот предавался милому сему занятию. Жорж де Шомберг шел по посыпанным гравием дорожкам парка, имея поручение к королеве Луизе. «Ах, ты черт!» - мысленно выругался саксонец, когда почти перед самыми его ногами пронеслась рыжехвостая белка. А той было совершенно безразлично, что происходило в замке и его окрестностях, и унеслась по своим беличьим делам. Шомберг застал Ее величество, расположившуюся в тени деревьев, а неподалеку юные фрейлины устроили шумную игру. То ли в салочки, то ли в жмурки. «Точно проворные белки», - усмехнулся Жорж, глядя на стайку фрейлин. - Ваше величество, - Шомберг не без изящества склонился перед супругой короля Франции в низком поклоне. - Его Величество поручил передать Вам записку*, - придворный галантно протянул королеве Луизе де Водемон аккуратно сложенный листок бумаги. – Воспользовавшись тем, что выполнял поручение Генриха Валуа, Шомберг не стал ждать позволения королевы заговорить. И, лишь исполнив поручение короля, Жорж повернулся к герцогу Анжуйскому. Этикет превыше всего. - Ваше высочество, - Шомберг поклонился брату короля. Менее изящно, чем королеве, но достаточно почтительно, что бы не нанести оскорбления принцу. * согласовано с Henri de Valois
Франсуа де Валуа: Герцог Анжуйский хотел было уже удалиться и заняться Дианой де Меридор, с милостивого позволения королевы Луизы, как сцена обогатилась еще одним действующим лицом – раз, запиской от короля – два. И то и другое требовало прояснения. - Вы не представились, месье, ни мне, ни королеве, - приторно улыбнулся он, оглядывая с ног до головы незнакомца. Новые лица, ну надо же. Видимо, многовато времени в последнее время он проводит в Сен-Жермене, но терпеть насмешки брата и улыбки его свитских было невыносимо И не было рядом никого, кто бы выслушал его. Мать и Маргарита уехали, оставив сына и брата один на один с коронованным деспотом, Генрихом III. – С кем имеем честь беседовать, сударь? Давно ли вы при дворе? И так было понятно, что недавно, но разговор с посланником от короля давал возможность герцогу встать так, чтобы иметь возможность бросить через плечо Луизы де Водемон взгляд на записку. Дьявол, почему у братца Генриха, когда надо, такой неразборчивый почерк? - Ваше величество, надеюсь, все в порядке? Не случилось ничего ужасного? В голосе Монсеньора звучала искренняя забота о короле, королеве, Франции и всем христианском мире, так сказать, в целом. В глубине души шевельнулась тревога. Не изменились ли к лучшему отношения между королем и королевой? Конечно, мало вероятно, от Генриха, как и раньше, ни на шаг ни отходит маркиз д’Ампуи. Но раз в год, говорят, и Его святейшество грешен бывает!
Луиза де Водемон: - Да-да, Монсеньор, все хорошо, - машинально ответила Луиза де Водемон, прочитав записку. Какое имеет значение то, что посланник короля не представился? Какое вообще имеет значение день на дворе или ночь, зима или лето, если несколько слов, начертанных рукой мужа, перечеркнули все мечты и надежды госпожи де Водемон? Луиза едва слышно всхлипнула, пытаясь справиться с подступившими к горлу слезами. Король приказывал отцу Жану, помимо обычных служб, читать ежедневно особые молитвы для находящихся в пути. Месье де Ногарэ, писал король, отправился в Новую Францию, да хранит его Господь. «А я», - хотела спросить Луиза. – «Как же я?». Ответ был ясен, она снова осталась одна. Одиночество станет наказанием за ее грех, одиночество и воспоминания о тех нескольких ночах, что она и Жан-Луи провели вместе. Ночах, когда она была любима и счастлива. - Сударь, возьмите эту записку и отнесите моему исповеднику, отцу Жану, вы найдете его в капелле подле моих покоев, или в его комнате. Прошу вас, поторопитесь, это очень важно. Голос королевы невольно дрогнул, дрогнули пальцы, когда она протягивала записку свитскому дворянину. Все, что ей остается, это молится за того, кто ее оставил. В глубине души Луиза уже подбирала ему оправдания, стараясь представить его поступок, как заботу о ней, как проявление любви и рыцарства. Уехал? Что бы защитить от подозрений королевы-матери. Не написал? Опасался, что письмо перехватят. Не простился? Боялся, что не сможет сдержать слез при расставании. Женское любящее сердце самый верный, самый надежный адвокат, ибо нет такого преступления, которое оно не сможет оправдать.
Жорж де Шомберг: - Жорж де Шомберг к услугам Вашего величества и Вашего высочества, - учтиво представился уроженец Саксонии. - Немецкий фрайгерр на службе короля Генриха Валуа, - дополнил Шомберг. Будучи уже почти два месяца при дворе, он знал уже довольно многих, если и не лично, то заочно. Все и всех знать при дворе такая же обязанность, как дышать воздухом, если хочешь жить. Видать прав был отец, говоря Гаспару, что для Жоржа успешнее пойдет карьера с мечом в руке, а не на паркете в приемных вельмож. Вот и сейчас он допустил упущение, а всему виной… ах, черт побери, да что сделано, то сделано. Покаяние, как и философские размышления что, почему и зачем не были свойственны уроженцу немецких земель. - Прошу Ваше величество простить меня великодушно, - Жорж склонил голову перед супругой своего короля. - Мои извинения, Ваше высочество, - полупоклон в сторону принца. - Примерно с начала июля сего года имею честь состоять в свите Его величества, - отвечая на вопрос Монсеньора, Шомберг подтянулся и расправил плечи. Хватит пока поклонов. «Мда… нынешний герцог Анжуйский не чета прежнему», - Жорж помнил еще те времена, когда титул герцога Анжуйского носил Генрих Валуа, правда, вскоре тот стал королем Польши, ну а теперь очень удачно сменял корону Польши, на корону Франции. Королева, прочтя полученную записку, пожелала, что бы она была передана ее исповеднику. Жорж де Шомберг не смел отказать королеве, хотя считал, что поручить отнести вести святому отцу можно было любой из ее фрейлин. Не для игры же в жмурки они состоят у королевы на службе. Впрочем, Жоржу не было известно содержание строк, начертанных изящным почерком Генриха Валуа. Женщины любопытны, и любая фрейлина вполне могла сунуть свой очаровательный носик в те дела, которые ей не предназначены. Поэтому Шомберг счел весьма логичным, что Луиза де Водемон доверяла записку тому, кому изначально доверил ее Генрих Валуа. Учтиво приняв записку из рук королевы, Шомберг заверил ее, что сочтет за честь исполнить данное ему поручение и немедленно отправится в капеллу. - С позволения Вашего величества, - прощальный поклон супруге своего сюзерена. - Вы позволите, Ваше высочество? – «Ваше Скучающее Высочество», - мысленно добавил Жорж, припоминая шутки придворных, что хоть Франсуа де Валуа и не король, но скучать (или делать вид, что скучает) он умеет делать по-королевски. Вспомнив о всех тонкостях приличий, Шомберг не мог уйти без позволения особ королевской крови. Мыслями саксонский дворянин уже думал, как быстрее исполнить поручение Луизы де Водемон, и сейчас понял, что совершеннейшим образом не имеет понятия как расположены службы королевы. - Ваше величество, не будете ли Вы столь великодушны - дать мне в сопровождение одного из Ваших пажей. Так я скорее найду отца Жана и исполню Ваше поручение. – Шомберг решил, что это будет самое удачный способ найти святого отца не потратив много времени, и не заплутав вреди комнат дамской половины дворца, где он ни разу еще не был.
Франсуа де Валуа: - Ох уж эти пажи, когда они нужны, их никогда нет на месте, - посетовал Монсеньор, радуясь тому, что действительно, ни одного мальчишки, приставленного к королеве для услуг, поблизости не наблюдалось. Как знать, может быть, ему выпадает возможность подшутить над свитским братца Генрих? А если так, то грех такой возможностью не воспользоваться. – Ваше величество, если дело такое важное, как вы говорите, то месье д’Орильи проводит господина де Шомберга к вашему исповеднику. Только прошу вас, не тревожьтесь, вы так побледнели. Не приказать ли вашим дамам принести нюхательных солей? Франсуа бросил на Орильи выразительный взгляд, надеясь, что лютнист поймет его без слов. По части придумывания всевозможных подлостей и гадостей конфиденту герцога Анжуйского не было равных во всей Франции. За что он и был ценим и даже был вознагражден блестящим, по меркам двора, барком с дочерью барона и должностью второго виночерпия. - Не правда ли, сударь? Вы окажете господину де Шомбергу эту маленькую услугу? Вы так хорошо знаете Фонтенбло, что с легкостью проведете его самым коротким и быстрым путем. Все мы, по большому счету, слуги короля, не правда ли? Способности к лицемерию у младшего сына Екатерины Медичи были столь велики, что в его голосе даже самое чуткое ухо не уловило бы и тени иронии при этих словах. Напротив, взгляд его был открыт и искренен, на губах играла любезная улыбка, и сам он являл из себя безупречный образчик братской любви и верности, так же как всемерную готовность помочь госпоже де Водемон.
Гратин д'Орильи: Гратин д’Орильи бросил на своего господина вопросительный взгляд, дескать, правильно ли я вас понял, Монсеньор? Кажется, правильно. Собственно, конфидент Его высочества уже привык к тому, что его используют как крысу на веревочке, которой дразнят собак. Главное, быть достаточно проворным, чтобы избежать их зубов. Сейчас принц захотел поддразнить нового придворного короля Генриха, а значит и самого короля, поскольку обиды своих друзей Его величество принимал весьма близко к сердцу, чего не скажешь о герцоге Анжуйском. Хорошо, Орильи готов был исполнить очередной каприз принца. - О, разумеется, Ваше высочество, я весь к услугам господина де Шомберга, - учтиво поклонился он дворянину. – Уверен, господин де Шомберг скоро освоится, все, что для этого нужно - немного сноровки. Значит, половина королевы Луизы, поскольку именно там находилась часовня Ее величества и покои, отведенные отцу Жану. Орильи разгладил тощие усики, размышляя, что ему делать дальше. Монсеньор ждал от него какой-то каверзы, господин де Шомберг желал попасть в покои королевы, видимо, придется это как-то совместить. - Моя дорогая, не скучайте, я вернусь так быстро, что вы и не заметите мое отсутствие, - ободряюще улыбнулся он Франсуазе, которая совсем растерялась от чести быть представленной Ее величеству. Оставалось надеяться, что девчонка сообразит воспользоваться его отсутствием, чтобы окрутить принца, иначе чего ради он столько потратил на ее наряды?! Еще один поклон королеве Луизе, нижайший (бог знает, что на уме у этой тихони), и Гратин д’Орильи, счастливый муж единственной дочери барона де Сен-Леже, готов был отправиться хоть к дьяволу, хоть к святому Петру, только бы угодить жене и брату Его величества короля Генриха.
Луиза де Водемон: Королева с благодарностью взглянула на герцога Анжуйского. Тот был любезен и обходителен, как всегда, когда госпоже де Водемон случалось проводить время в его обществе. Случалось это не так часто, но королева, случалось, думала о том, что Франциск Валуа не может всерьез злоумышлять что-то против короля, он же так мил. Впрочем, как раз сейчас Ее величеству было не до тонкостей отношений в королевской семье. Ее сердце болело так, что хотелось поднять голову к небу и спросить: сколько же можно меня терзать? Неужели мало моих несчастий? - Месье д'Орильи, проводив господина де Шомберга вы окажете услугу не только королю, но и мне. Ваше высочество, благодарю вас за участие, мне... я должна пройтись. Луиза неловко поднялась из кресла, чувствуя, как ее бьет озноб словно в лихорадке, но продолжая улыбаться, вымученно, неправдоподобно. Но какое это имеет значение? В стороне дамы играли, веселясь, наслаждаясь солнечным теплым днем. Луиза де Водемон зашла за дерево и прижалась лбом к шершавой коре. - Что мне делать? Господи, что мне делать, - прошептала она, не замечая, как ее наряд пачкает трава и земля. Смириться, скажет отец Жан. Смириться и покаяться. Грешно жить для себя, скажет ее молодая мачеха, за постным выражением лица которой крылось обычное женское разочарование, ее юную и привлекательную выдали за старика. Бороться, возразит ее юная кузина. Смысл быть королевой, если не можешь настоять на своем. И как тут быть? Луиза не знала.
Франсуа де Валуа: Для принца все складывалось как нельзя более удачно. Королева в его обществе не нуждалась, Орильи и подавно справится без него. Значит, можно было заняться, наконец, прекрасной Дианой. Монсеньор бросил хищный взгляд в щебечущую женскую стайку, и на лице его расцвела довольная улыбка. Определенно, сегодня звезды благоволили к нему, потому что графине де Монсоро как раз завязывали глаза. Похоже, случайно она споткнулась и дала себя поймать. А может быть, это была и не совсем случайность. При том, что принц не побрезговал бы опуститься даже до грубого насилия, ему хотелось думать, что холодность Дианы только маска, кокетство, с помощью которого она пытается заманить его в сеть своих чар. Его высочество предложил руку Франсуазе де Сен-Леже. - Пойдемте, сударыня. Будет невежливо не засвидетельствовать свое почтение дамам Ее величества, к тому же, может быть, вы захотите принять участие в игре. Фансуа пришлось обуздывать желание и не позволить себе ускорить шаг. Все должно выглядеть так, будто он решил прогуляться, всего лишь прогуляться. С улыбкой он поклонился молодым женщинам, с улыбкой принял их ответный поклон, и, приложив палец к губам, сделал знак продолжать игру. Пышные юбки снова замелькали вокруг Дианы де Меридор, как бабочки вокруг цветка. Принц медлил, выбирая момент, когда можно будет совершенно естественно шагнуть вперед и заключить желанную женщину в объятия, позволив ей себя поймать. - На этот раз, мадам, вам от меня не ускользнуть, - прошептал Монсеньор, жадно любуясь грациозными движениями супруги Главного ловчего. Нет, слишком уж хороша эта жемчужина для Бриана де Шамб. Достойна только принца, или короля.
Жорж де Шомберг: Прав был Монсеньор. Ох, уж эти пажи. И вот сейчас по милости разгильдяйства этих мальчишек, облагодетельствованных судьбой с юности служить особам королевской крови, дорогу к отцу Жану ему должен был показать некий месье д’Орильи, который мог быть пажом, если только во времена короля Франциска I. Но, на безрыбье и Орильи сойдет за пажа, а вернее в качестве провожатого. Лишь бы не плутать по многочисленным коридорам величественного королевского дворца. Бросив быстрый взгляд на придворного, Шомберг так же учтиво ответил на его поклон. Жорж с интересом задержал мимолетный взгляд на молодой особе, с которой так нежно и трогательно попрощался придворный герцога Анжуйского. Молода, недурна собой, и вполне могла быть как дочерью этого господина, так и супругой. Сделав такие нехитрые выводы, Жорж потерял интерес к даме. Дам при дворе много, и все чем-то схожи: милые личики, модные платья и прически, изящные манеры. Поклонившись в очередной раз и королеве и принцу, адресовав легкий кивок головой даме, которую месье д’Орильи назвал «дорогая», де Шомберг направился в сторону дворца. Все что нужно было знать Жоржу – он знал. И конюшню с кухней не перепутал бы. Вот апартаменты, занимаемые королевой и ее службами, Шомберга не интересовали вовсе. Он не горничная и не какая-нибудь там камеристка. И, нельзя было не признать правоты слов свитского герцога Анжуйского - чтобы окончательно освоиться при дворе нужно время. - Давно ли вы на службе у Его высочества? – Жорж задал ничего не значащий вопрос лишь затем, чтобы не идти в полном молчании.
Бриан де Монсоро: Он пока еще не увидел ни Диану, ни принца, но сердце уже сжалось холодом от подозрений. Приближаясь к поляне, на которую один из слуг указал, где можно было найти королеву Луизу и ее фрейлин, Монсоро заметил, что в сторону замка оттуда направились две мужские фигуры. Высокого молодого дворянина он лично не знал, до болезни видел его среди свитских Генриха Валуа, но представлены они друг другу не были. А вот второго он знал хорошо. Руки стиснулись в кулаки, а зубы скрипнули от ненависти. Орильи, этот прихвостень герцога Анжуйского никогда не бывал далеко от своего господина. Словно бы боялся, что оставь он принца хоть на минуту, его место займет кто-то другой. А это значило… Еще не выйдя на поляну, не совсем окрепший после болезни, Бриан де Шамб остановился и положил чуть усохшую и подрагивающую ладонь на дерево. Раз здесь лютнист, значит где-то рядом и его хозяин. Монсоро думал подойти незаметно и понаблюдать, как Монсеньор вороном кружит вокруг его супруги. Но от глубоких вздохов, которые Главному ловчему пришлось сделать, чтобы успокоится, из груди вырвался не совсем долеченный кашель. Лекари говорили, что возможно теперь это будет вечный спутник мужчины. Скрывать свое присутствие больше не вышло бы и Монсоро вышел на поляну, где сидела королева Франции и веселились ее фрейлины. Цепкий взор быстро окинул место и заметил, что Диана находится в кругу играющих, там же был и Франсуа де Валуа. Графу захотелось приблизиться к жене и вырвать ее из игры, содрать повязку с ее глаз и взглянуть в эти холодные и бесстыжие очи. Пока ее муж находился в объятьях смерти, графиня ничуть о нем не тужила и развлекалась с братом короля. Но этикет предписывал поступить иначе. Монсоро подошел к Луизе де Водемон, низко поклонился ей, после чего и вовсе опустился на одно колено, испрашивая милости заговорить и поцеловать подол ее платья. Эта женщина была обязана ему жизнью, как и та, которая еще не могла его видеть. Но зато его мог увидеть Монсеньор, приветствие которого граф оставил на потом.
Диана де Меридор: Чуткий слух Дианы уловил легкую заминку, возникшую вокруг нее, и догадалась, что герцог Анжуйский уже близко. Продолжать игру и дальше значило добровольно шагнуть в пасть льву. Графиня де Монсоро уже решила было объявить о том, что подвернула ступню, как вдруг кто-то из фрейлин воскликнул: - Смотрите, мадам, ваш муж! Дрогнувшей, непослушной рукой возлюбленная Луи де Клермона сняла с глаз шарф. Первое, на что она наткнулась взглядом, было ненавистное лицо Монсеньора. Их разделяли всего несколько шагов. Глаза Дианы заледенели в презрении и негодовании. Этого низкого человека, облаченного столь высоким титулом, ничто не могло остановить. Ни ее явное нежелание принимать его ухаживание, ни ее положение замужней женщины, за которое она заплатила так дорого. Заплатила невозможностью быть перед людьми и богом рядом с тем, кого любила больше жизни. А подле королевы Луизы стоял тот, кто назывался ее мужем. На весь облик графа де Моноро наложила свой отпечаток недавняя болезнь, так, что в сердце Дианы шевельнулось что-то похожее на жалость. Но эта жалость была тут же изгнана, потому что являлась предательством по отношению к графу де Бюсси. - Ваше высочество… Церемонный поклон Дианы обдавал холодом, зимней стужей, как и ее голос. - С вашего позволения, я пойду и поприветствую своего супруга. Вскинув белокурую голову, графиня де Монсоро неторопливо направилась туда, где Ее величество принимала приветствия Главного ловчего. Ноги словно налились свинцом. Она не хотела видеть Бриана де Шамб, не хотела подходить к нему, не хотела разговаривать с ним. Единственное, что занимало все ее мысли, это вопрос: жив ли ее любимый, здоров ли? И, если так кстати появившейся супруг не упомянет сам о графе де Бюсси, Диана пообещала себе, что сама спросит его о храбреце Клермоне, даже если этот вопрос будет стоить ей жизни.
Луиза де Водемон: Королева не имеет права оставаться наедине со своим разбитым сердцем. Этот горький урок Луиза де Водемон поняла и приняла уже давно и сейчас вынудила себя улыбнуться Главному ловчему, появившемуся в Фонтенбло подобно Лазарю из погребальной пещеры. Да и выглядел он не лучше библейского праведника. - Граф, добро пожаловать. Мы рады видеть вас в добром здравии, - ласково улыбнулась королева, далекая от приязней и неприязней двора. Для нее это был еще один слуга Его величества и муж ее фрейлины. Но госпожа де Водемон была не злой женщиной, и несчастья не обратили ее сердце в камень, поэтому она старалась быть добра и любезна со всеми, видя в этом долг королевы. – Вести о вашем недуге опечалили нас, и особенно госпожу де Монсоро. Она не находила себе места все эти дни и согласилась участвовать в прогулке только когда мы ей это приказали. У вас верная и преданная жена, Ваше сиятельство. Смотрите, а вот и она. Королева кивнула в сторону Дианы де Меридор, плывущей по зеленой траве парка белым лебедем. Красивое лицо придворной дамы было спокойным и бесстрастным, и в тайне госпожа де Водемон позавидовала этой бесстрастности, зная, что на ее лице внимательный взгляд может читать, как в открытой книге. Но все же счастливой супруга Главного ловчего не выглядела. Ни счастливой, ни несчастной. Так могла бы выглядеть мраморная статуя, если бы ей дано было ходить и говорить. - Госпожа графиня, надеюсь теперь, когда ваш муж вернулся в добром здравии, вы будете чаще улыбаться. Вы совсем извелись, моя дорогая! Если вам нужно время, чтобы побыть с мужем, поухаживать за ним, то мы с радостью его вам даем. Госпожа де Вдомон тяжко вздохнула. Даже если ее муж будет при смерти, ухаживать за ним будут совсем иные руки. А чьи руки будут ухаживать за Жаном-Луи де Ногарэ? Кто обнимет его, перевяжет его раны, исцелит его тревоги? А вдруг другая женщина? Нет, нельзя думать об этом. Не сейчас. Потом, в уединении алькова, глуша рыдания подушками, она сможет выплакать свое горе.
Бриан де Монсоро: Теплым живительным бальзамом полились слова королевы Луизы на закаменевшее сердце Главного ловчего Франции, даруя ему надежду. Надежду на то, что его супруга была холодна лишь внешне к нему, по девичьи стесняясь своих истинных чувств. Ведь ее волнение за его жизнь не могло быть притворным, тем более, когда все это время был рядом принц Франсуа. Но на мгновение смягчившийся взор графа, поклоном встретившего приближение своей супруги, вновь потяжелел. Гадюкой зашипело в сердце подозрение. Луиза де Водемон была наивна, как дитя, и не умнее птички, что заливалась где-то неподалеку на ветке веселой трелью. Обмануть ее не составило бы труда для такого лжеца и лицемера, как герцог Анжуйский. А Диана… вполне могла научиться не только притворяться, но и искусно лгать. Граф почувствовал, что от внутреннего напряжения у него перед глазами поплыло красное облако. То самое, которое неотступно преследовало его все дни болезни. - Государыня, для меня великая честь ваши тревоги обо мне, я был и всегда буду вашим верным слугой, - опустившись на одно колено Бриан де Шамб почтительно коснулся краешка платья госпожи де Водемон губами. Ничего не значащие слова, ничего не означающий жест – все здесь играли свои роли, исправно исполнял и он свою. Наконец, королева дала свое разрешение обратиться к его супруге, которая уже успела отойти от Монсеньора и, наверняка, достаточно совладать с собой, чтобы встретить мужа, появившегося так не вовремя. Но было рано разговаривать с ней. И Монсоро повернулся в сторону, где находился брат короля и сделал несколько шагов к нему, словно бы не замечая Диану де Меридор. Поклон достался и принцу. Не такой искренний и почтительный, как Ее величеству, но достаточный для того, чтобы Его высочество не считал, что его намерены оскорбить. Об этом гаденыше де Шамб знал куда больше, чем тому бы хотелось. - Ваше высочество, позвольте выразить свое счастье видеть вас в добром здравии, - резкие черты лица Монсоро дернулись едва заметно. – Надеюсь, из тех, кто был на свадьбе Шарля Майеннского и уехал оттуда спешно, никто не слег от той ужасной болезни, что охватила Реймс? Ваши родственники, Ваше величество, - он словно бы вел светскую беседу, но при этом каждое слово Главного ловчего было взвешено, - проявили большую заботу о своих близких в те трудные дни. Но я не вижу среди ваших фрейлин мадемуазель д’Омаль, ее отправили из Реймса в числе первых. Неужели болезнь все же настигла бедняжку? – острый и быстрый взгляд был брошен в сторону герцога. Да, Монсоро хорошо знал одну его тайну. И не собирался забывать о ней. - Рад видеть и вас в добром здравии, сударыня, - Диане достался сухой кивок обернувшегося супруга.
Гратин д'Орильи: Ничто так не могло поспособствовать желанию Гратина д’Орильи оказаться подальше от играющих фрейлин, их госпожи и Монсеньора, как появление на горизонте графа де Монсоро. Он даже ускорил шаг, хотя месье де Шомберг и так не медлил. Нет уж, пусть с Главным ловчим принц разбирается сам, мы займемся чем попроще, а, главное тем, что не сможет насадить нас на шпагу, как цыпленка на вертел только потому, что мы оказались слишком близко к его драгоценной супруге. - Я служу принцу еще с тех пор, как он звался герцогом Алансонским, сударь, и служил еще до избрания Его величества короля Генриха на польский престол, так что все переходы и лестницы Фонтенбло мне хорошо знакомы. Лувр, месье, вот где можно заплутать! Это же дворец так, изящная шкатулочка, летняя резиденция для королевской семьи. Еще король великий король Франциск расположил покои супруги и ее двора в противоположном крыле от своих, все же последующие государи не сочли нужным менять это разумное установление, так что неудивительно, что вам ни разу не доводилось там бывать. Про себя Орильи добавил, что короля Генриха там так же видят не слишком часто, а если верить сплетням, то и никогда. Полюбоваться на короля и королеву Франции, стоящих рядом, можно было только в особенно торжественные дни, да и тогда Его величество смотрел совсем в другую сторону. Солнце становилось все жарче. Вряд ли ее величество будет держать своих дам на таком солнцепеке, к тому же в это время на стол обычно подавали сладости и вино. Но перед тем, как утолить голод, дамам, разгоряченным игрой, нужно будет привести себя в порядок… Орильи довольно ухмыльнулся. Все складывалось весьма удачно. - Жаль, что поручение королевы не терпит промедления, я бы показал вам несколько красивейших залов. Вы, конечно, уже видели галерею короля Франциска, и бальную залу короля Генриха II? Чем хороша беседа, пусть даже не слишком содержательная, так это тем, что ведя разговоры приходится сбавлять шаг. Они уже подошли к дворцу, но Гратин д’Орильи свернул к крыльцу, ведущему через помещения для стражи. - Так будет быстрее, - пояснил он. - Кое-какие лестницы и галереи во дворце закрыли для ремонта, не стоит бродить под строительными лесами, не так ли? К тому же мы с вами пройдем через рыцарскую залу, где господа гвардейцы проводят время, когда не дежурят на часах, там удивительной красоты камин и множество рыцарских доспехов. Вам будет интересно.
Жорж де Шомберг: Провожатый ему попался словоохотливый, и, несмотря на свой возраст расторопный. Шомберг лишь про себя усмехнулся, слушая речь придворного. Про себя он мог сказать, что тоже начал служить Генриху Валуа еще, когда тот назывался герцогом Анжуйским, а затем Генрихом Валеза. Но Жорж не стал развеивать, то облако значимости, которым окутал себя месье Орильи. Каждый служит своему господину в меру сил и способностей. - Что ж, традиции тем и хороши, что не стоит их менять, особенно раз они разумны, - заметил саксонец на то, как король Франциск расположил покои во дворце. - Вы прямо поэт, месье, сравнили дворец со шкатулкой, - усмехнулся Жорж словам своего спутника. «Но, он прав», - мысленно согласился Шомберг с таким сравнением. И действительно, уж если Лувр смотрелся монументально, возвышаясь серой массой на правом берегу Сены, то дворец в Фонтенбло смотрелся более изящно и нарядно среди зелени окружающих его садов и парков. - Галерею короля Франциска и бальную залу короля Генриха II я уже видел, месье. Хотя я и не так давно во Франции, но помню проводы королевы Маргариты Наваррской и торжества по этому поводу, - упомянутые помещения действительно впечатляли своей красотой и оставались в памяти надолго. Так за легкой беседой Жорж де Шомберг в компании месье д’Орильи оказался возле крыльца в помещение стражи. - Буду признателен Вам, месье, - сдержанно поблагодарил Жорж, - чем быстрее будет исполнено поручение королевы, тем лучше. – За этим рвением была скрыта вовсе не услужливость Ее величеству, а желание вернуться к своим товарищам, дабы сыграть партию-другую в кости, или размяться, упражняясь в фехтовании. А еще лучше не пропустить когда подадут вино и закуски, а фехтование можно будет оставить и на вечерние часы, когда спадет жара. Но, с другой стороны, что значит, жарко ли, холодно. Дворянин должен быть готов взять в руки шпагу вне зависимости от капризов природы. Плутать среди строительных лесов тоже не хотелось. Шомберг один раз, наткнувшись на ремонтные работы, лишь удивился тому, что они ведутся в то время, когда король живет во дворце. По-хорошему стоило их вести в отсутствии Его величества, чтобы не мешать. Но тогда это добавило лишь уважения к Генриху Валуа. Терпеть неудобства строительных работ в своем доме наравне с остальными решится не каждый вельможа. - А давайте задержимся на пару минут полюбоваться рыцарской залой? – Молодость на то и молодость, чтобы не отказывать себе в слабостях и удовольствии. Что значит пара минут задержки до встречи с исповедником королевы? Будь дело спешное и важное, то Генрих Валуа непременно послал бы записку отцу Жану, а не королеве. Оправдывая, таким образом, свое желание полюбоваться если не отделкой камина, то рыцарскими доспехами, Шомберг не испытывал угрызений совести.
Франсуа де Валуа: Монсеньор скрипнул зубами, отвечая на приветствие так некстати появившегося супруга прекрасной Дианы. Вот уже кого, действительно, сам дьявол не возьмет. Выбрался из Реймса живым и здоровым, и, смотрите-ка, снова готов кружить стервятником вокруг своей жены, как вокруг добычи. А еще тычет ему в глаза именем д’Омаль. Вспоминать принцу о том, что он женат на лотарингской девчонке, не хотелось, этот брак дамокловым мечом висел над его головой. Узнай об этом король, и тут же обвинит его в предательстве, а там – в лучшем случае заточение, в худшем же он ляжет рядом с братом Карлом в Сен-Дени. Конечно, Гизам тоже придется не сладко, поэтому до поры до времени в их молчании Франсуа был уверен, но не в графе де Монсоро, о нет. Однако же, каким неудобным лицом стал Главный ловчий! - Рады вас приветствовать, месье граф, - отозвался герцог Анжуйский, чуть растягивая слова, а глаза его словно заволокло серой пеленой, за которой не прочесть ни мыслей, ни чувств, в то время, как за пеленой этой решалась судьба Бриана де Шамб. – Приветствовать, и поздравить со счастливым излечением. Говорят, не всем так повезло. И, если уж вы упомянули родственницу Ее величества, может быть, сможете рассказать нам о судьбе графа де Бюсси? Благополучие этого достойного дворянина нас крайне волнует. Здоров или он? Скоро ли прибудет ко двору? Первой мыслью Франсуа было натравить Бюсси на Главного ловчего. Пусть вызовет того на дуэль, под любым предлогом! Но быстро отбросил эту мысль, как негодную. Даже если бы Клермон согласился, что мало вероятно, ибо такая дуэль не принесет ему ни славы, ни почета, подобная история вылилась бы в скандал, и кто знает, не успеет ли змея перед смертью укусить того, кто осыпал ее милостями и дал должность Главного ловчего. Нет, действовать надо тоньше, и почему бы не взять пример с доброй матушки Екатерины? Если нельзя пустить в дело сталь, достанем яд!
Диана де Меридор: Как уже убедилась Диана, ее величество была неизменна добра к тем, кто рядом, и неизменно полна благих намерений. Вот и сейчас она, конечно, думала, что делает доброе дело, давая своей придворной даме возможность побыть вместе с супругом, но для самой Дианы это было равносильно ссылке в ад. Она и жила в этом аду и лишь редкими проблесками рая были встречи Луи де Клермоном. Но с королевами не спорят, да и в глазах света Диана была женой графа де Монсоро, пусть даже ей муж был противен и страшен. - Благодарю вас, Ваше величество, за доброту, - присела она в реверансе, почтительно благодаря госпожу де Водемон. Выпрямившись, она ответила на кивок супруга таким же сухим и холодным кивком. Что она сказала бы ему, если бы могла? «Я не рада вам, я не желаю вам смерти, но и жизнь с вами для меня невыносима. Мне ненавистны ваши взгляды и ваш голос. Ваша холодность лишь убеждает меня в вашей жестокости, но хуже жестокости была бы ваша нежность, вздумай вы ее проявить». Нет, Диана не была настолько лицемерна чтобы притворяться жертвой, внушая себе, что имеет право ненавидеть своего мучителя. Она была неверной женой. Пусть так. Но она была верной возлюбленной графа де Бюсси. И это позволяло ей держать голову гордо и смотреть в лицо мужу прямо и бесстрашно. И не только ему. Но и герцогу Анжуйскому, этой двуличной змее, который называл храбреца Клермона своим дорогим другом, достойнейшим дворянином, а сам бросал его то на одну острую шпагу, то на другую, а теперь вот бросил в объятия лихорадки, охватившей Реймс. Но, хотя бы Монсеньор задал тот вопрос, что терзал и ее саму. Стиснув пальцы, придав своему лицу привычно-равнодушное выражение, Диана с замиранием сердца ждала ответ супруга. Себе она обещала, что, если, не дай бог с Луи что-то случится, она не переживет его ни на день. Она готова была следовать за графом де Бюсси и в жизни, и в смерти.
Гратин д'Орильи: - Конечно, месье! Она того стоит, тем более, что там находятся доспехи самого Генриха II, миланские, с чеканкой и позолотой. Вы, должно быть, знаете, как отец нынешнего государя любил рыцарские турниры. Да и наш король Генрих устраивал подобные игры в Шенонсо, год назад. Незабываемое зрелище! Желание господина де Шомберга задержаться в рыцарской зале было как нельзя кстати, и Орильи возликовал в душе. Заговорить он умел кого угодно и до полусмерти, если понадобится, а уж рассказывать о достопримечательностях Фонтенбло мог до утра. За это время фрейлины королевы Луизы не только вернутся во дворец, но и лягут спать. Что тоже неплохо. Постель фрейлин вместо общества мрачного святоши, да он, пожалуй, оказывает услуг придворному короля. Проведя молодого саксонца через анфиладу служебных помещений, конфидент герцога Анжуйского привел его в рыцарскую залу, откуда действительно можно было пройти в покои короля и королевы, правда, дорогая эта была не самой короткой. - Эта часть дворца самая старая, месье, видите, какие низкие потолки и узкие окна? Король Франциск не стал их перестраивать и отдал гвардейцам, а раньше здесь были покои для дворян из свиты Его величества, зала же служила чем-то вроде общей приемной, где те собирались, чтобы заняться фехтованием, сыграть в кости. В те времена доспехи служили не только для красоты, месье! Орильи подвел Жоржа де Шомберга к великолепному образчику оружейного искусства, замершему навечно. - Вы человек военный, так что оцените гибкость сочленений. Доспехи прочные, но легкие. Те, в которых король Генрих II блистал на своем последнем турнире, королева Екатерина до сих пор хранит у себя, как величайшую святыню. Физиономия лютниста приняла выражение почтительной грусти. Дескать, помним, любим, скорбим.
Жорж де Шомберг: Доспехи Генриха II действительно были великолепны. Шомберг мог по достоинству оценить и чеканку и золочение, но главное, что работа миланских мастеров выглядела, словно сделана не из металла, а сшита из дорогого материала, настолько легким и изящным выглядели металлические пластины. - Красивая игрушка! – Жорж не сомневался в прочности королевских доспехов, но судя по тому, что король Генрих II получил ранение на турнире, лучше бы монарх предпочел работу немецких мастеров. Пусть менее изящную, но более добротную. - Вот эта аркебуза хороша, и, судя по всему, замок очень удобен, - Жорж взял из соседней стойки для оружия аркебузу и прикинул ее в руке. – Хороша! Думаю, что эти доспехи не выдержат выстрела этой малышки. Как скажете? Испанцы еще при Павии сделали правильную ставку. – Поставив на место богато украшенную аркебузу, Шомберг потер руки. «Хорошо бы устроить на досуге соревнование по стрельбе. Хоть по воронам, хоть по пустым горшкам. Нам не до рыцарских турниров, но все же лучше, чем скучать, да носить записочки», - ободрившись данной мыслью, Жорж уже прикидывал с кем ею лучше поделиться в первую очередь из друзей. Возможно, Можирон ее оценит? В рыцарской зале было безусловно на что посмотреть и чем занять себя, да и массивные стены замка создавали приятную прохладу, не давая солнечному свету вволю прогреть ее сквозь узкие окна. Но, как говорится – пора и честь знать, тем более, что оружие лучше держать в руках, а не любоваться на него со стороны. Это как голодному и умирающему от жажды сидеть за полным столом, и не иметь возможности ни отведать яств, ни сделать глотка вина. - Однако же, месье, давайте ка побыстрее доберемся до кельи этого святого отца, и я отдам записку. А то я и сам не прочь сыграть партию другую в кости.
Луиза де Водемон: - Я оставляю вас с вашим мужем, графиня, - доброжелательно улыбнулась королева Луиза своей придворной даме. Становилось жарко, и это был хороший предлог вернуться во дворец. А там, можно будет отпустить дам, и, оставшись, наконец, в одиночестве, выплакать свое горе. – Дамы, мы уходим. Солнце слишком печет, лучше продолжить прогулки вечером, когда станет прохладнее. Герцогу Анжуйскому достался почтительный поклон, госпожа де Водемон всегда помнила о том, кто наследник трона, и благоговела невольно перед де величием короны, которая, возможно, опустится когда-нибудь на голову Франциска Валуа. - Граф, была рада видеть вас в добром здравии. Я весьма довольна услугами вашей супруги, и вы всегда желанный гость в моих покоях. Королева Франции говорила слова, которые должна была сказать, которых от нее ождали, но мысли ее были далеко, рядом с Жаном-Луи де Ногарэ. С ним она прощалась сейчас в глубине своего сердца, прощалась, не смея питать надежду на новую встречу. Опустив глаза, Луиза де Водемон пошла по дорожке, ведущей к дворцу, следом за ней потянулись ее фрейлины, устало щебеча. Еще один день. А впереди еще один вечер и ночь, в одиночестве, и впереди бессчетное множество таких дней и ночей. И с этим надо смириться.
Бриан де Монсоро: - Ваше величество, - дворянин с почтением поклонился уходящей королеве и ее дамам. Монсоро не верил в заботу герцога о своем приближенном. Такие люди, как Франсуа Анжуйский, не были способны на дружбу и любовь. Жаль только, что сколько бы Бриан не пытался о том предупредить Луи де Клермона, бретер не принимал его предупреждения всерьез. - Ваше высочество, я полагаю, что у господина де Бюсси, хоть и было гораздо меньше поводов торопиться в Фонтенбло, чем у меня, - Главный ловчий усмехнулся, вспоминая слухи и сплетни в Реймсе о том, что знаменитый дуэлянт пал жертвой чар принцессы Клевской, - но он уже должен вот-вот появиться. Монсоро не хотел упоминать при принце, что именно лекарю графа он обязан тем, что может сейчас дышать. Не хотел, чтобы та ненависть, исходящая к нему от герцога, и которую он чувствовал своей еще не до конца зажившей после болезни кожей, хоть краем своим затронула синьора д’Амбуаза. - Перед этим господином даже смертельные недуги складывают свои шпаги. Когда они с Дианой останутся наедине, он расскажет какую услугу ему оказал этот славный дворянин. И потребует от нее обязательств ласково принимать его в их доме, если Клермон вдруг надумает нанести им визит. Монсоро умел ценить доброе расположение к себе, и умел быть благодарным за оказанные ему услуги. - Мадам де Монсоро, мне необходимо в ближайшее время появиться перед королем, но уже скоро, я надеюсь, мы сможем с вами спокойно поговорить. Полагаю, что и вас сейчас ждет служба. Вслед за Луизой де Водемон тянулась бойкая стайка ее фрейлин, и де Шамб взором указал жене, что и ей следует примкнуть к ним. Вызывать неудовольствие королевских особ никак не входило в планы господина де Монсоро. На поляне еще осталась некая девушка, довольно растерянного вида, явно не знавшая, как ей быть, и граф с удивлением посмотрел на нее, а потом на принца, на которого незнакомка застенчиво бросала взгляды из-под опущенных ресниц. Но до нее барону де Поншато не было дела.
Гратин д'Орильи: - Конечно-конечно, месье, однако же, пойдемте лучше посольской лестницей, так вы вернее запомните дорогу, на случай, если вам снова дадут подобное поручение. Сладко улыбнувшись, Орильи повел придворного Его величества прочь из залы, и вслед им смотрели пустые глазницы рыцарских шлемов, помнящих еще войну прекрасной Анны де Писле с не менее прекрасной Дианой де Пуатье. Лютнист повел саксонца по посольской лестнице, мимо опустевших покоев королевы Наваррской, иногда указывая на какую-нибудь знаменитую фреску итальянских мастеров, во множестве украшающих стены дворца. Словом, не слишком торопясь, но и не задерживаясь подолгу возле произведений, которыми французские короли надеялись обессмертить в веках свои имена. Легкое нетерпение месье де Шомберг переживет, хуже будет, если заподозрит неладное. Дворяне короля Генриха, как всем известно, не отличались кротостью и смирением, зато отлично владели шпагой. - Ну, вот мы и пришли, - радостно провозгласил Орильи, проведя королевского посланника через арочный проем с позолоченными лилиями, завернув в боковой коридорчик, заканчивающийся окном с цветными стеклами. – Исповедник королевы глуховат, так что если он не отзовется, просто заходите, не стесняйтесь. Всего доброго, месье. Поклонившись, лютнист торопливо удалился со сцены. Дверь, перед которой он оставил саксонца, вела в фрейлинские покои, большую комнату, где юные грации спали по двое-трое на больших кроватях. Собственные покои были желанной привилегией, но доставались они далеко не всем. А сейчас, должно быть, девушки переодевались после прогулки. Так что господина де Шомбрга будет ждать очень теплый прием.
Жорж де Шомберг: При всем своем спокойствии, Шомберга начал выводить из себя престарелый паж, так услужливо предложенный в провожатые самим герцогом Анжуйским ради того, что бы услужить Ее величеству. Фрески, роспись стен и плафонов оставляли равнодушным саксонца. Ему было без разницы, какими мастерами, и какой сюжет был изображен. Пару раз Шомбергу хотелось даже тряхануть своего «чичероне», как сказали бы итальянцы, за воротник, да дать тычка в спину, что бы тот шевелил ногами активнее, но придворный короля сдерживал все свои благие порывы ускорить выполнение поручения королевы. Достигнув заветной двери святого отца, придворный Монсеньора дал Шомбергу короткие наставления, и ретировался с поразительной быстротой. Пожав плечами, Жорж деликатно постучал в дверь, а не услышав голоса приглашающего войти, припомнив, что, по словам месье д'Орильи исповедник королевы глуховат, решительно распахнул дверь и застыл на пороге. Если отец Жан являлся представителем Господа на этой грешной земле, то и ангелы у него были соответствующие – из плоти (очень соблазнительной) и крови. Юные создания, представшие взору Шомберга, были под стать тем девам с крыльями, что были изображены на фресках в галереях, по которым он только что шествовал в сопровождении месье д'Орильи. Одежды, оставшиеся на дамах, оставляли мало простора для мужской фантазии. «А хороши райские кущи в покоях святоши», - усмехнулся Жорж. Ему хватило минуты, что бы понять, что эти покои принадлежали вовсе не отцу Жану. Девицы отреагировали на появление в их покоях мужчины соответствующе: визг, шум, попытки спрятаться друг за друга или за полог кровати. Без всякого смущения Шомберг поклонился дамам, и поспешил покинуть комнату. Не хватало еще обвинений, что он покусился на их честь. Крепко сжав кулаки, Жорж де Шомберг дал себе слово при случае отплатить за сей конфуз месье д'Орильи. Действовал то придворный, наверняка по наущению принца, вряд ли осмелившись самостоятельно на подобный розыгрыш. Хотя, положа руку на сердце, Жорж был доволен открывшейся ему на несколько минут картиной. И румяные от смущения щечки, и горящие от гнева глаза, стройная ножка в белоснежном шелковом чулке – довольно приятная компенсация за потерянное время. - А видать этот «паж» довольно часто посещает эти покои, раз привел меня туда. Надо будет сообщить Его величеству, что придворному его брата очень хорошо знакома дорога в покои фрейлин его жены. Настолько хорошо знакома, что он почти машинально привел меня туда, - слова, сказанные вслух самому себе даже подняли настроение саксонцу. Но, поручение все равно нужно было выполнить. Жаль потерянного времени, поэтому нужно поспешить. Самостоятельно найти эти покои Шомберг даже не пытался, а обратился к караульному в кирасе с алебардой. Человек с оружием в руках редко когда будет шутить. - Милейший, где мне найти исповедника Ее величества? У меня поручение к отцу Жану. Получив по-военному четкие указания, Жорж де Шомберг направился далее по коридору, прикидывая, какую шутку пустит среди своих друзей об этом месье д'Орильи.
Франсуа де Валуа: - Воистину так, - любезно отозвался Франсуа, имея ввиду доблесть Бюсси, восхваляемую главным ловчим и провожая задумчивым взглядом удаляющуюся Диану де Меридор*. Ускользнула. Опять. Но, видимо, чтобы завладеть этой ланью, нужно убрать со своего пути других охотников. Монсеньор улыбнулся, вернее сказать, по-волчьи оскалился мужу несравненной графини де Монсоро, не слишком переживая о том, сумеет ли Бриан де Шамб прочесть его мысли. - Ее величество права, становится жарко, - небрежно заметил он, предлагая руку растерявшейся Франсуазе де Сен-Леже. – Пойдемте, сударыня, я покажу вам дворец. Раз уж ваш муж заменяет при месье де Шомберге королевского пажа, я постараюсь на время заменить вам супруга. Как очаровательно вы краснеете! Как очаровательно краснеет мадам д’Орильи, не правда ли, граф? Сделав несколько шагов вместе с зардевшейся от смущения Франсуазой, герцог Анжуйский обернулся, чтобы напоследок вонзить в Монсоро одну из тех отравленных шпилек, которые всегда имелись у него наготове. - Ах, да, вы, вероятно захотите засвидетельствовать свое потение Его величеству? Я бы на вашем месте поторопился это сделать, граф. Его величество очень недоволен тем, что, когда он желает поохотиться, Главного ловчего нет на месте. С притворным сожалением покачав головой, Франсуа продолжил свой путь, галантно рассказывая мадам д’Орильи о красотах Фонтенбло и думая о том, что нынче же надо будет поговорить со своим конфидентом. С Монсоро надо было кончать, иначе пройдет немного времени, и Монсоро попытается покончить с принцем крови, возжелавшем его жену. Эпизод завершен
полная версия страницы