Форум » Игровой архив » Веревка и дерево перетрет, вода и камень продолбит » Ответить

Веревка и дерево перетрет, вода и камень продолбит

Гийом де Монморанси: 26 сентября 1576 года. Франция, Безье. Утро.

Ответов - 16, стр: 1 2 All

Гийом де Монморанси: - Ну что, ты готова, красотка? – Гийом нарисовался в дверях комнаты своей сестры. Накануне они оба сняли себе по комнатенке на местном постоялом дворе, чтобы появиться перед братишкой Генрихом на рассвете и не дать ему сделать вид, что он погряз в дневных заботах. Сам Анделус ночь провел на берегу Средиземного моря, близ местечка Латте, стараясь успеть вернуться к восходу солнца и соблюсти договоренность с сестрой. Ей вовсе не нужно было знать, что у де Торе, кроме важной заботы помочь госпоже де Кандаль забрать их родственницу Франсуазу, присланную к наместнику Лангедока ее родителями для того, чтобы в последствии поступить в распоряжении старшей фрейлины Маргариты Наваррской и в услужение к самой королеве, было еще одно небольшое дельце. Поэтому, сделав вид, что идет спать к себе, Ги взял у хозяина постоялого двора свежего коня, и пустился в путь дальше. После возвращения Анрио де Бурбона в обществе его великолепной супруги в Нерак, в замке Альбрэ стал частенько появляться господин дю Барта, который мог составить Агриппе д’Обинье конкуренцию не только на поле стихотворных битв, но и в мастерстве дипломата-переговорщика. Его-то услугами и воспользовался Монморанси-младший, договариваясь о встрече с таким человеком, как Жан де Бовэ, синьор де Брикмо. Этот уважаемый всеми протестантами воин был на короткой ноге другим известным кальвинистом, Франсуа де Бонном, который был негласно избран кальвинистами Дофине своим предводителем. Именно к нему и протягивал свою руку Гийом де Торе, в надежде получить от того поддержку в развязке очередной гражданской войны, и чтобы тот готов был соединить силы Дофине с силами, собирающимися в Нераке. Не то, чтобы Ги не поверил д’Обинье во время их беседы в Бордо, однако, доверяй, но проверяй, и в некоторых делах было лучше обходиться с минимальным количеством посредников. Данжю остался доволен встречей с Бовэ, тот обещал ему устроить беседу с тем, кто его интересовал, через два дня в Каркассоне, и было весьма удачно, что наместник Лангедока, пока держались жаркие дни, осел в Безье, наслаждаясь свежим морским бризом. Генрих часто жил в Каркассон, находя этот город достойно укрепленной крепостью, обеспечивающей ему безопасность. Он, вечно балансируя между католиками и гугенотами, не брал во внимание только одно – Каркассон не только он считал хорошей крепостью. Итак, два дня. Гийом не лишил себя удовольствия искупаться в соленых прозрачных водах Средеземного моря, и полежать в ночи на медленно остывающей белой гальке, но не стоило заставлять ждать вдову д’Астерак. Едва взглянув на Марию, он понял, что прибыл вовремя. Сестра была собрана и выглядела безупречно, как всегда. Их нынешний визит к Генриху не был неожиданностью и был предупрежден письмом, о том, что члены его семьи скоро пожалуют за девицей из рода Монморанси. Собственно, все, что хотел де Торе, вновь встречаясь с братом, это не допустить их сговора с Марией за его спиной. В их большой семейке лучше было клювом не щелкать. - Не забудь, что Генрих все такой же жмот и обманщик, как был раньше, - на всякий случай предупредил он графиню, чуть хищно улыбнувшись.

Мария де Монморанси: - В нашей милой семейке все обманщики, братец, но жмотов я не люблю, - улыбнулась синьору де Торе Мария де Монморанси, поправляя на груди жемчуга, подарок Ги. То, что жемчуга эти были добыты явно путем неправедным, графиню де Кандаль ничуть не смущало, главное, они были ей к лицу. – Щедрому мужчине простятся многие грехи. Но по мне, пусть Генрих горит в аду, мне от этого ни жарко, ни холодно. Определив, таким образом, всю суть родственных отношений между большей части славного рода Монморанси, Мария, с улыбкой, добавила к дорогому, но строгому платью ароматический шарик в золотом футляре, что означало – она готова к бою. Графине было чрезвычайно любопытно взглянуть, наконец, на юную дочь маркиза де Тьери. Портрет – портретом, но все же важно, какое впечатление девчонка может произвести. В той интриге, что они затеяли, места для ошибок не будет. Они либо выиграют, либо проиграют. Проигрывать молодая вдова очень не любила. Пустившись по скрипучей лестнице, Мария, поджав губы, брезгливо оглядела убогий зал постоялого двора, в котором уже постоянно витал запах неизменной яичницы на бараньем жире, с чесноком и черным хлебом. С которой, похоже, начинал свой день весь Юг, и ей же заканчивал. Впрочем, одну ночь можно потерпеть и не такое. Если все пройдет благополучно, они уедут нынче же, прихватив Франсуазу де Монморанси-Фоссе в качестве трофея. Медлить было нельзя, король и королева Наваррские миловались в каждом закутке как любовники или молодожены. Маргарита Валуа будет просто дурой, если не воспользуется таким расположением мужа, и не начнет лезть своим носиком в политику, а уж дурой Жемчужину Франции не называла даже мадам Катрин. - Не могу сказать, что горю желанием увидеть слащавое лицо нашего Генриха, но все же будет приятно увидеть, какую он скорчит физиономию при нашем появлении. Обожала изводить его в детстве, пачкая сажей белоснежные воротнички нашего милашки, - призналась Мария, когда дормез графини остановился возле дома наместника Лангедока. Дом, правда, больше походил на дворец, во всяком случае, пышностью отделки, если не размерами. – Кстати, любовь моя, ты не знаешь, с кем нынче проводит ночи сей достойный и благородный муж? С мальчиками, с девочками, или, как некогда Петроний, предпочитает общество ваз и статуэток? Кто знает, как повернется жизнь. Наместник Лангедока был лицом влиятельным и весьма состоятельным. Вот только золотом и влиянием он делился крайне неохотно. Любовница или любовник могут стать той самой ниточкой, что при неблагоприятном случае развяжет кошель Генриха де Монморанси и откроет двери его дома для горячо нелюбимых родственничков.

Генрих де Монморанси: - Осторожнее! Ты меня оцарапаешь.– Наместник Лангедока грубо оттолкнул руку слуги, наносившего ему на лицо толстым слоем притирания, от которых благоухала вся комната. – Что может быть хуже нерадивых слуг? – Генрих Монморанси скрипнул зубами, бросил уничтожающий взгляд на провинившегося и снова удобно расположился в глубоком кресле с высокой спинкой. – Продолжай, но предупреждаю: ещё одно неверное движение, и я прикажу тебя выпороть. Настроение старшего из Монморанси действительно было не к чёрту с того самого мгновения, как он получил письмо от младшего братца, в котором последний сообщал о визите. Этот визит должен был состояться сегодня. Наместник Лангедока всю ночь не сомкнул глаз. Поэтому следы этой самой бессонной ночи чётко обозначались на его холеном лице. Этим и объяснялись притирания в неурочное время. Чем же объяснялась бессонница? Во всяком случае, сам с собой Генрих мог быть откровенен. Он не любил гостей в своём «королевстве», где он был и наместник, и король, и Бог. Здесь должны были любить только его, подчиняться только ему, восхищаться только им. Любое вмешательство в этот уклад жизни вызывало недовольство старшего Монморанси, нервировало его. Причём, в этот раз гости в лице родственников маршала одолели со всех сторон. Мало того, что девчонка Франсуаза уже несколько дней жила здесь, в Безье, а Мария как раз ехала забрать её, ещё и младший братец тащился следом. Вот уж, право, без него и блоху не убить. - Подай мне, - холёной рукой, усыпанной перстнями, Лангедокский королёк указал на небольшое зеркало. Слуга, не желавший снова раздражать своего хозяина, мгновенно поднёс требуемый предмет. - Так-то лучше. – Монморанси с нескрываемым восхищением смотрел на своё отражение в зеркале. – Эй, ты! - Глядя в зеркало и не поворачивая головы, наместник Лангедока обратился к мальчишке-пажу. – Раздвинь занавеси и подай поднос. Паж и слуга метались по комнате, исполняя капризы своего хозяина. Несколько подушек были подложены для удобства под спину, окно приоткрыто, и свежий морской воздух наполнил комнату, соперничая с ароматами, которыми благоухал лангедокский королёк. Вальяжно развалившись в кресле, Генрих, прикрыв глаза, нежился в лучах солнечного света изящно поглощая сочные ягоды винограда, отрывая их губами прямо с грозди. - Готовьте одеваться, - изрёк, наконец, старший Монморанси, сделав пару глотков из бокала. Ещё один взгляд в зеркало и вздох удовлетворённого восхищения. – Ещё немного и я буду готов выдержать визит родственничков. Наверно, я всё же был неправ. Хуже нерадивых слуг могут быть только нежеланные гости. И, кстати, зовите девчонку. К чему тянуть время. «Слава Всевышнему, сегодня уже избавлюсь».


Fossuse: С тех пор, как Франсуаза де Монмораси покинула отчий дом, ее не оставляло чувство, будто время ускорилось, и покатилось, как колесо с горы, быстрее, быстрее, еще быстрее. Имена, лица, события надвигались на юную демуазель, и она не всегда имела возможность обдумать, как вести себя, что делать, о чем говорить. К счастью, малютка Фоссе всегда знала, чего хочет. Всегда легче идти вперед, когда у тебя есть цель. В доме наместника Лангедока она появилась кроткой ланью, сладкой, как засахаренная слива в вине, нежной, как лепесток розы, послушной, как монашка, сочтя, что иное поведение пока неуместно. Она вслух и громко восхищалась нарядами Генриха де Монморанси, спрашивала совета относительно саше и тканей, заглядывала в глаза, и исчезала, как только в этих томных очах появлялись первые признаки раздражения. Богатство и роскошь, которыми родич себя окружил, произвели на крошку неизгладимое впечатление, и она уже ожидала от королевского двора каких-то невероятных чудес. - Убери испанский корсет, и подай мне тот, что начинается под грудью, - велела она служанке, нетерпеливо поглядывая на дверь. Сегодня, или завтра, или через пару-тройку дней за ней должна была заехать вдовствующая графиня де Кандаль, чтобы отвезти в Нерак. Вдова, фу. Вдовы так скучны и так любят нравоучения. Но Франсуаза не собиралась позволить случаю захватит себя врасплох, и утро начала с того, что приводила себя в порядок с такой тщательностью, словно уже днем ей представляла аудиенция у Маргариты Валуа. - Ваша матушка не одобряет эти корсеты, мадемуазель, они… - Молчи, дура. Конечно, не одобряет. В испанских корсетах у меня нет груди и сама я как корова, а грудь у меня лучше всех. Нет уж, прятать ее я не буду. Франсуаза повела округлыми плечиками. Любоваться на себя она любила, а еще любила. Интересно, красивая ли грудь у королевы Наваррской? Но даже если и так, Маргарита уже стара. Ей даже больше двадцати! Самой же малышке Фоссе только-только исполнилось пятнадцать. Разница очевидна! Служанка, смирившись, зашнуровала поверх сорочки с низким вырезом корсет, затянув его, по требованию госпожи, как можно туже. Жаль, без него платья не будут сидеть так безупречно, без единой складочки. А платье Франсуаза выбрала из шелковой тафты, нежно-розовое с отделкой из синих и сиреневых бантиков и маленьких искусственных фиалок. Когда на ножки приятной юной полноты были натянуты чулки, и туалет был почти закончен, Франсуаза нетерпеливо махнула в сторону двери. - Придумай себе дело и спустись вниз. Раньше утренней трапезы меня не позовут, но я не желаю пропустить что-нибудь важное, слышишь? Служанка скрылась, а Франсуаза принялась расчесывать белокурые локоны, не торопясь укладывать их во взрослую прическу. Не хватало еще выглядеть старше, чем она есть! За этим занятием мысли унесли ее далеко, в будущее, которое она намеревалась сделать самым блестящим, самым сказочным. Самым-самым. Через некоторое время послышались торопливые шаги служанки. - Приехали, - возбужденно зашептала она. – Слуги говорят, что приехал синьор де Торе и графиня де Кандаль, родные брат и сестра нашего господина наместника. Только, похоже, он не слишком рад. - Зато рада я, - отрезала малютка Фоссе, удовлетворенно улыбнувшись. Итак, судьба, в лице ее родичей, уже постучалась в двери. Встретим же ее как подобает!

Гийом де Монморанси: - Уж точно не со своей законной супругой, - усмехнулся Гийом. – Иначе племянников бы у нас с тобой, свет моих глаз, было б куда как больше. Достаточно вспомнить о плодовитости нашего папашки. На самом деле Анделусу всегда было занятно, отчего у Франсуа и сводной сестры короля не было детей. Вряд ли тому причиной был старшей братец, скорее уж дочь Валуа была бесплодна, как большая часть ее родственничков. - Видимо, с тех пор у нашего Генриха осталась неизгладимая рана на сердце и он не скупится запасаться воротниками, - абсолютно равнодушный к своему собственному внешнему виду, де Торе никогда не понимал, почему его старшие братья отдают столько своего внимания одежде. Чопорный и всегда аккуратный Франсуа, напыщенный Генрих сами некогда не чурались войны и походной жизни, но предпочитали тратить деньги на тряпки, нежели вкладывать их в нечто более практичное. - Генрих, мы не виделись чуть менее пары месяцев, а ты постарел года на три, - вместо приветствия весело бросил Гийом в лицо наместнику Лангедока, когда его и графиню д’Астерак провели к нему, и гаденько усмехнулся, хорошо представляя сколько сил и времени братишка потратил на утренний марафет. – Бери пример с нашей сестры, - обняв Марию за плечи, Данжю прикоснулся губами к ее виску в истинно братском поцелуе. Интересно, Генрих хоть когда-нибудь догадывался о том, какие отношения связывают младших отпрысков их семейки, или мысли о подобном навсегда лишили бы его аппетита? - Она всегда свежа, как роза после дождя. Спроси ее, чем она пользуется, тебе явно пригодится, - он отпустил фрейлину Маргариты Наваррской, и с любопытством огляделся. – Впрочем, в остальном мне тут все нравится, - это прозвучало, как угроза, что Гийом и тут может задержаться, как уже однажды загостился в Тулузе, в доме, занимаемом Генрихом. Он оставил вдове де Кандаль задать все вопросы, касаемые цели их приезда, а сам принялся разглядывать обстановку, прикидывая про себя, что можно стянуть, чтобы позлить наместника. Синьор де Брикмо этой ночью поведал Ги одну весьма любопытную сплетню, но обнаруживать свою осведомленность в том вопросе де Торе не спешил. Если все так, как сказал Бовэ, то вскоре братья де Монморанси обнажат друг перед другом клинки. Дай-то Бог!

Мария де Монморанси: С самым постным выражением лица, на которое только она была способна, графиня де Кандаль подошла к Генриху, дабы запечатлеть родственный поцелуй на его щеке. Нахмурившись, вдова оглядела господина наместника сверху вниз и снизу вверх. - Как поживаете, Генрих? Надеюсь, следите за своим здоровьем, а то у вас и вправду не слишком бодрый вид. Я тревожусь за вас, все же вы уже не молоды. Это Ги язвил направо и налево, Мария де Монморанси предпочитала другое оружие, более подходящее женщине. Она прямо-таки удушала добротой и заботой. - Пожалуй, раз уж я здесь, то попозже загляну на вашу кухню, братец. Уверена, вы портите себе желудок всякими новомодными кулинарными изысками, а пища должна быть сытной и здоровой, так всегда говорила матушка. Кстати, Генрих, матушка жалуется, что вы не слишком часто пишете ей в Монберон, пожалуйста, найдите время для пары строк! Как подозревала вдовствующая графиня де Кандаль, Мадлен Савйская, дама уже весьма преклонных лет, наслаждалась в Монбероне тишиной и спокойствием, не слишком тоскуя по своему шумному выводку. Хотя внуков она привечала, и Мария с удовольствием отправляла к ней дочерей, тем общество бабки, двоюродной сестре короля Франциска I, могло пойти только на пользу. Но какая разница? Упрекнуть брата в невнимании к матери – прекрасный способ начать беседу с весьма выгодной позиции. Мария неторопливо сняла плащ и перчатки, передала их слуге, и, не дожидаясь приглашения села в кресло, с удовольствием вытянув ноги на бархатную подушечку. Не исключено, что приготовленную лично для наместника Лангедока. Но разве законы гостеприимства не предписывают предоставлять гостям, тем более, родному брату и сестре, самое лучшее? - Ну, и где наша юная родственница, Генрих? Но, прежде чем вы пошлете за ней, скажите, как вы находите юную Франсуазу? Достаточно ли она воспитана, чтобы служить королеве Наваррской, или ее манеры нуждаются в исправлении? Графине было любопытно, какое впечатление эта девица умеет произвести на мужчин. Если она сумела очаровать Генриха де Монморанси, то она далеко пойдет. Но, даже если не сумела, не страшно. Братца, пожалуй, трудно очаровать, если только ты, конечно, не сундук, доверху наполненный золотом.

Генрих де Монморанси: Свершилось. Родственнички прибыли. Ни колесо не отвалилось у повозки, ни подкову лошадь не потеряла, и дорогой, дармоеды, не заплутали. Младших Монморанси Генрих принял, вальяжно развалившись в кресле напротив большого зеркала. Такая диспозиция объяснялась двумя причинами. Во-первых, так у маршала Франции была возможность изредка бросать восхищённые взгляды на своё отражение. А, во-вторых, следить за младшим братцем, который, наверняка, не преминет попытаться что-нибудь стащить. И откуда только подобные повадки, достойные черни, у отпрыска такого знатного рода? Эту мысль Генрих, будь у него больше времени, мог бы и продолжить, предположив, что к крови Монморанси в жилах братца примешалась какая иная. Ну, кто безгрешен? Уж точно не их матушка. Обеспечив себе обзор всей комнаты, наместник Лангедока приготовился «оборонять свою крепость» от набега родственничков. Как-никак, он – маршал Франции и кое-что в таких делах понимает. Когда Гийом и Мария появились в дверях, Генрих натянул на лицо снисходительную улыбку и смахнул с плеча невидимую пылинку. Кидаться с раскрытыми объятиями на встречу брату и сестре он, конечно же, не собирался. Пусть радуются тому, что вообще нашёл время их встретить. Сейчас быстро передаст им девчонку и всем троим пожелает попутного ветра, мысленно присовокупив пожелание забыть дорогу обратно. Но как морально Генрих ни готовился к визиту младших Монморанси, слова Анделуса заставили его прикусить губу. Но, опомнившись, наместник Лангедока бросил взгляд в зеркало, мысленно ругая себя за такой неосторожный жест. Только кровоподтёков на лице ему не хватало. - А правилами приличия, как я вижу, ты так и не овладел, братишка. Тебя даже кому-либо и представить стыдно. Да вот хотя бы нашей юной родственнице. – Генрих поднялся с кресла и, подойдя к брату, обратился в пространство, представляя там Франсуазу де Монморанси. - Знакомьтесь, мадемуазель, это недоразумение наше рода. Кстати, Гийом, чтобы ты знал: лучше красиво стареть, чем прожигать свою жизнь так, как ты. Маршал Франции хотел было положить руку на плечо брата, но брезгливо отдёрнул её и повернулся к сеньору де Торе спиной. А здесь его настиг поцелуй сестры в щеку. - Вид не бодрый, согласен. Но Вы оба даже представить себе не можете, сколько у меня хлопот. Генрих хотел было снова расположиться в кресле, но Мария опередила его. Наместник Лангедока с кислым выражением лица проследил, как сестрица вытянула свои, он был вынужден признать, прелестные ножки на его бархатной подушечке. - Вот именно, мне ещё и матушке нужно написать. Дел у меня непочатый край. Надеюсь, Вы ещё не забыли, какой важный пост занимает Ваш брат? – Генрих гордо поднял голову. – А Франсуаза весьма очаровательная молодая особа. Всё при ней. Так что смело забирайте и представляйте королеве Наваррской. Сейчас Генрих был готов расхваливать Фоссе направо и налево только бы сбагрить её родственничкам. А то, не дай Бог, скажи, что воспитание хромает, они ещё решат оставить её ему на попечение. -Где Франсуаза? Я же просил позвать её! – Генрих нетерпеливо передёрнул плечами, обращаясь к слуге. Старшего Монморанси уже всё начинало раздражать. Ещё и эта девчонка где-то бегает.

Fossuse: «Все при ней» торопливо спускалась по лестнице, подгоняемая слугой, но у двери, за которой слышались голоса, остановилась, чтобы отдышаться. Не хотелось выходить к родственникам, от которых сейчас зависит так многое в ее судьбе, раскрасневшейся и растрепанной. Поэтому некоторое время она потратила на то, чтобы щечки приобрели свой естественный нежный окрас, а распущенные волосы легли на плечи пшеничной волной. Младшая дочь Пьера де Монморанси с видом королевы (которой она когда-нибудь надеялась стать) кивнула слуге, и тот открыл перед нею двери, и вплыла в покои, скромно потупив очи и сложив маленькие, детские еще руки на нежно-розовой тафте пышной юбки. Но из-под густых ресниц на старших родственников был брошен быстрый, оценивающий и совсем недетский взгляд. Двое мужчин и женщина. К женщине Франсуаза де Монморанси-Фоссе сразу прониклась искренней неприязнью. Отчасти потому, что ты бал красивой, хотя и старой, а Франсуаза не любила красивых женщин, каждая из них была соперницей, вне зависимости от возраста. Отчасти потому, что вид у нее был строгий. А малышка Фоссе была достаточно избалована родителями, чтобы не любить и не принимать любую попытку призвать ее к порядку. У вдовствующей же графини де Кандаль вид был такой, словно к порядку она призывает всех и каждого раз десять до обеда и столько же до ужина. Мужчине, чего имени она не знала, но который держался весьма уверенно в присутствии Генриха де Монморанси, которого девица в мыслях возвела в сан полубога, досталась притворно-целомудренная улыбка. - Вы хотели меня видеть, месье? Франсуаза присела в чинном реверансе, молясь про себя, чтобы уже сегодня же отправиться в путь, в Нерак. Ей не терпелось взглянуть на Маргариту Наваррскую, а главное, на Генриха де Бурбона, государя Наварры. Путем нехитрых умозаключений юная Фоссе пришла к выводу, что он и есть тот король, который сделает ее королевой. Кормилица, посулившая ей такую блестящую судьбу, не могла ошибиться!

Гийом де Монморанси: - А ты и не представляй, - живо откликнулся Гийом на выпад старшего брата. – У меня есть язык для того, чтобы сделать это без твоей помощи. Кстати в кадке с водой, ты тоже смотришься не ахти, - Данжю осклабился, не без удовольствия напоминая Генриху их последние торги. – Наш братец всегда любил водные процедуры, Мари, и я не смог ему отказать, будучи в Тулузе, в том, чтобы помочь с омовением. Красивая статуэтка в виде девы с кувшином, стоящая на каминной полке, привлекла внимание де Торе. Взяв ее в руки, он оценивающе посмотрел на нее. Неплохо, если бы Франсуаза была на нее похожа. Когда девушка вошла в комнату, на лице Анделуса появилась довольная усмешка. Она была лучше, чем та статуэтка, что он держал за шею в пальцах. - Мадемуазель, наш брат звал вас, чтобы поскорее избавиться от вашего присутствия в его доме, - без лишних церемоний Ги объявил девушке истинное положение вещей. Вернув мраморную красотку туда, откуда он ее взял, младший из Монморанси подошел к юной родственнице, и намотал ее светлые локоны на запястье, приподнимая их над девичьим плечом. - Никаких распущенных волос, да, графиня? – вопрос предназначался вдове де Кандаль, которая лучше чем кто либо знала, как превратить эту необъезженную кобылку в достойную королевского внимания лошадку. - Придется избавляться от этих деревенских привычек, сударыня, если вы хотите служить королеве. Облизнув большой палец, Гийом провел им по щеке демуазель. Пудры не было. Цвет лица был свой, и это было уже хорошо. - Научите ее одеваться, мадам, прежде чем вводить в штат фрейлин Марго Валуа, и подберите ей духи, которые усилят это очарование юности, - еще раз оглядев девчонку, де Торе наскоро прикинул, понравится ли она повесе Бурбону. Беарнец был избалован женским вниманием, и эта крошка могла стать в списке его любовниц всего лишь одной из многих. Тем более не стоило упускать из вида, что сейчас Генрих Наваррский был, как мальчишка, увлечен своей супругой. Чтобы конкурировать с Жемчужиной Франции за его внимание, Франсуазе де Монморанси придется многому научиться. - Каких поэтов вы знаете, мадемуазель? Умеете декламировать стихи? Говорите на латыни? Кто ваш любимый герой античности? Он сыпал вопросами, приподняв головку девушки за подбородок, и глядя ей в глаза. Глаза были прекрасны. Ротик тоже вполне себе чувственный. Эти губки могут не только улыбаться, но и доставлять мужчине удовольствие.

Мария де Монморанси: Что ж, вполне приемлема. Вполне. Графиня де Кандаль одобрительно кивнула головой, приветствуя юную родственницу. Невысокая, но не худышка, юная, но с огоньком, а, главное, ничем не напоминающая королеву Маргариту, которой нынче так увлечен король Наваррский. Как уже заметила Мария, когда мужья принимаются гулять на сторону, они ищут что-нибудь иное, и это иное часто оказывается полной противоположностью законной половины. - Ги, прошу, не стоит так сразу пугать мадемуазель Франсуазу, - рассмеялся она, глядя, как брат осматривает Фоссе, словно кобылу на ярмарке. Еще немного и полезет проверять, хороши ли зубы. Ну, разумеется, по сути, дочь маркиза де Тьери и была племенной кобылкой, которую предприимчивые родственники собирались подсунуть Генриху де Бурбону, но донести эту мысль до юной девы предстояло аккуратно, доходчиво, и так, чтобы она сама захотела участвовать в славном деле соблазнения Его наваррского величества. Мария неторопливо поднялась со своего места, чтобы рассмотреть девушку поближе. Успеется еще превратить ее в светскую красавицу. Пусть пока побудет «милым ребенком», во всяком случае, именно такую фрейлину ожидает увидеть перед собой королева Маргарита, а не чувственного ангела с формами куртизанки. А для этого подойдут и распущенные волосы, и отсутствие пудры и румян. - Восхитительный бутон, - прокомментировала она. – Вы правы, Генрих, наша юная родственница очаровательна. Благодарю вас за то, что приютили ее в своем доме. Не волнуйтесь, злоупотреблять вашим гостеприимством мы не будем, и, как только дневная жара спадет, отправимся в путь. Мои обязанности при королеве Маргарите не предполагают долгого отсутствия. Иное дело Гийом, вольная пташка, летает, где хочет! Ги, ты уедешь с нами, или еще задержишься у нашего почтенного брата? Вдовствующая графиня де Кандаль с лукавой улыбкой взглянула в лицо господина королевского наместника, готовясь прочесть на нем все что угодно. Кроме всеобъемлющего удовольствия от того, что кто-то из родичей может задержаться на пороге его дома чуть дольше, чем на полдня.

Генрих де Монморанси: - Хорошо, братец, что ты ещё помнишь о такой важной вещи, как кадка с водой. – Генрих повёл носом в сторону младшего брата и слегка поморщился. – Только, насколько я понимаю, сей предмет существует для тебя лишь образно. – Маршал Франции подошёл к зеркалу и провёл пальцем по контуру губ, всё ещё опасаясь, что его неосторожный жест оставил следы на лице. – Хотя…всё верно, Гийом, оставляй всё, как есть. А как только королю взбредёт в голову отыскать самого пакостного из Монморанси, он просто соберёт охоту и скомандует своим псам: «Ату». А они, уж поверь, братишка, возьмут твой след без труда. Они и сейчас, наверно, уже из Парижа чуют тебя. Наместник Лангедока отошел подальше от младшего брата. Обмен колкостями мог опять закончиться рукоприкладством, чего Генрих опасался. Синяки долго заживают. - И как, Мария, ты терпишь его? В нём несносно всё: от характера до… - Королевский наместник не договорил. В комнату вплыла Франсуаза. Распри между родственниками бывают, но лучше оставлять их в семье, а не выносить на всеобщее обозрение. Юная Монморанси-Фоссе, конечно, тоже была членом их семьи, но к этой девчонке Генрих серьёзно не относился. Вот покажет, на что она годится, тогда и посмотрим. Пока что Франсуаза была для него очередным родственником, вторгшимся в его жизнь, и которого он уже с радостью бы отправил куда подальше. – Конечно, хотел видеть. И посылал за Вами не единожды. Благодарю, что соизволили почтить нас своим присутствием. – Маршал слегка кивнул девушке, изобразив на лице ехидную улыбку. - Ну, в общем-то, вот. – Генрих широким жестом руки указал на прибывших и уже так опостылевших ему родственничков. - Знакомьтесь, мадемуазель. И посмелее, не робейте. Иначе я начну сомневаться, что Вы Монморанси. – Генрих снова бросил взгляд на ноги сестры, которые всё так же покоились на его бархатной подушечке, а их хозяйку явно не мучило чувство неловкости. Пока Гийом осматривал девушку, как кобылу на рынке, старший из Монморанси не спускал глаз с Франсуазы. Когда же Анделус, наконец, закончил, явно уверенный в своём великолепном осмотре, Генрих, игнорируя остальных, обратился к девушке. - Мадемуазель, не слушайте его. Поэты, стихи, латынь…Ты сам-то силён во всём этом? – маршал огрызнулся на брата. – Когда при Дворе много дам, декламирующих стихи, они, знаете ли, начинают надоедать. Вы весьма милы. И останетесь таковой, даже если, вместо стихов, будете ворковать милые глупости. – Генрих одарил Фоссе жгучим взглядом. Заметив же, что сестрица, наконец, освободила кресло, наместник Лангедока поспешил снова занять его, пока мадам де Кандаль не надумала опять устроиться на мягких подушках. - Конечно, он поедет с Вами. – Взвизгнул Генрих в ответ на слова сестры насчёт Гийома. – Мария, как же Вы с Франсуазой без сопровождения? Я бы и сам проводил Вас, но, сами понимаете, вечная занятость. Опять же письмо матушке написать нужно. Старший из Монморанси с трудом перевел дух. Он начинал нервничать не на шутку – авось в голову младшего братца и впрямь взбредёт мысль остаться. Этого допустить никак было нельзя. Маршал Франции ждал гонца с ответом короля насчёт маркграфства Салуццо, которое Генрих-Александр обещал наместнику Лангедока, и на которое Генрих претендовал по родству с Савойским домом. Не зря же королевский наместник, воодушевлённый этим обещанием, разрушил своё балансирование между протестантами и католиками и осадил гугенотов в Монпелье. Так что, братишка, скатертью дорога. Нечего путать планы Лангедокского королька.

Fossuse: От такой встречи Франсуаза немного опешила, да и, право же, было с чего растеряться даже дерзкой мадемуазель де Монморанси – Фоссе. Первым ее желанием было отбросить бесцеремонную руку, ощупывающую ее, как индюшку, приготовленную к столу. Это было непривычно и весьма унизительно, поскольку юная прелесть успела привыкнуть, что ею восхищаются и ее балуют. Мысль о том, что она может просто-напросто не подойти для службы у королевы Наваррской, не приходила в голову дочери маркиза де Тьери. Такого просто не могло быть. Это не ей оказывали честь, взяв ко двору, это она оказывала двору Маргариты Валуа честь, согласившись занять место младшей фрейлины. Франсуаза почти произнесла вслух эту крамольную мысль, но вовремя прикусила язычок. Если она не понравится сейчас своим родственникам, то не видать ей службы у королевы, а значит, и короля. Поэтому она лишь зло сверкнула глазами, когда палец месье Гийома провел по ее щеке, но сдержалась, и даже, пересилив себя, улыбнулась этому наглецу. - Я недурно играю на лютне, и пою, во всяком случае, батюшка находил мой голос ангельским, хорошо танцую и ловко держусь в седле, - сообщила она о своих очевидных достоинствах, предпочтя не отвечать на вопросы, которые были ей неприятны. Стихи, поэты, декламация! Да пусть этим занимаются те, кто не так молод и красив, как она! И бога ради, зачем ей знать античных героев для того, чтобы подавать королеве носовые платки?! - Простите, месье, мне казалось, мадам Маргарите нужна фрейлина, а не собеседник, - не удержавшись, съязвила она. Хорошо, что вдовствующая графиня де Кандаль не спешила устраивать ей экзамены, удовольствовавшись беглым осмотром, а слова Генриха де Монморанси Франсуаза и вовсе выслушала с ликованием в сердце, поблагодарив могущественного родича кротким взглядом голубицы. Она и сама придерживалась точно такого же мнения. Суть не в том, чтобы быть лучше всех, суть в том, чтобы отличаться от всех, так тебя заметят куда скорее! А именно это ей и было нужно для начала, чтобы король Наваррский ее заметил. И запомнил.

Гийом де Монморанси: - Как говорил мой любимый король Карл IX Валуа – труп врага всегда пахнет хорошо, а раз я плохо пахну для своих недругов, значит пока еще жив, и меня это вполне устраивает, - улыбка, больше похожая на звериный оскал, досталась наместнику Лангедока. Насчет своего отношения к Карлу Валуа де Торе не лукавил. Ему действительно нравилось служить этому взбалмошному монарху, тем более в чине генерал-полковника легкой кавалерии его армии. Не предел мечтаний, но тоже весьма недурно. - Деточка, - насмешливый взор младшего из сыновей коннетабля Анна де Монморанси еще раз скользнул по личику юной родственницы, - королева Маргарита столь умна, что даже для того, чтобы омывать ей ноги требуется говорить с ней на языке, на котором будет ей угодно, и поддержать любую беседу, которую сочтет нужным завести Ее величество. Впрочем, если вы желаете никогда не высовывать своего хорошенького носика из ее гардеробной, и общаться больше с платьями вашей госпожи, нежели с ней самой, можете ограничиться своими познаниями. Кстати, в обществе ее супруга, короля Наварры, тоже не мало служителей муз. Decipimur specie recti*, - поддразнивая самолюбие Франсуазы, и демонстрируя Генриху, что есть немного того, что и он не позабыл из уроков общих учителей, Гийом больше обращался к Марии. Девчонку следовало многому научить, хотя стоило признать, исходные данные, которыми мадемуазель одарила природа, были очень хороши. А это уже немало. - Я поеду с вами, Мари, чтобы наш братец не захлебнулся от родственных чувств, и дожил-таки до нашей скорой следующей встречи, - ноздри Данжю дернулись в нетерпении, как у быка, роющего копытом землю перед ударом. Генрих нервничал, и это было заметно. Брикмо был прав, это войска наместника обступили Монпелье под началом его командиров, но пушки пока молчали, шли переговоры со старейшинами города, которые тянули время, чтобы обороняться не только изнутри, но и подождать помощи извне. И де Торе стоило поспешить, чтобы встретиться с Бонном, и решить, как лучше подойти к осажденной крепости. От Безье до Монпелье было рукой подать, и Анри, привыкший к комфорту, прекрасно руководил своими людьми, так сказать, не выходя из дома. Анделус хотел послать в Нерак Жана де Бовэ, за подкреплением от Бурбона, а сам вместе с месье Франсуа де Бонном и его людьми ударить по тылу осаждавших, и заставить братца вытащить свою задницу из удобного кресла. * Мы обманываемся видимостью правильного (лат.) Гораций, «Наука поэзии»

Мария де Монморанси: Мария не без удовольствия наблюдала за сменой чувств на красивом личике юной Фоссе. Это хорошо, что девчонка не лишена самолюбия. Темпераментную кошечку легче научить притворятся милым котенком, чем расшевелить снулую рыбу, умеющую только улыбаться и соглашаться со всем, что ей говорят. То, что Франсуаза не сильна в изящных искусствах, тоже не слишком огорчило вдовствующую графиню. Маргарите Валуа обещали в фрейлины хорошенькую девчушку, живую куколку, с которой можно играть, наряжая и обучая ее тому, что в голову взбредет, а не многоопытную демуазель, цитирующую Овидия и знающую, какими духами пользоваться для привлечения мужчин. Всему свое время. - Ну что ж, дорогие мои, если мы обо всем договорились, то предлагаю слугам отдать приказ собирать нашу юную протеже в дорогу. И, Генрих, неужели отпустите нас, не похваставшись своим поваром и его талантами? Когда еще нам доведется снова собраться за одним столом? К счастью, у старшего братца, по-видимому, хватало своих тревог, и он не задался вопросом, зачем в Наварре понадобилась еще одна фрейлина. Иначе с него бы сталось поторговаться за девчонку. Но пока что Франсуаза была далеко не самой крупной фигурой на игральной доске семейных амбиций дома Монморанси. Пусть так. Мария не любила рисковать, но понимала, что в тонком деле сводничества без этого никак не обойтись. Улыбнувшись нежно братьям, Мария покровительственно похлопала девушку по руке. - Все будет хорошо, милочкам моя. Мы с месье де Торе позаботимся о вас, не так ли Ги? Если вы будете послушны и старательны, то мы обеспечим вам блестящее будущее. Послушание и старательность. Эти два качества, по мнению вдовствующей графини де Кандаль, были необходимы любой девушке из благородного семейства, и не важно, к какой стезе ее готовили, супруги и матери, или же королевской фаворитки.

Генрих де Монморанси: Вновь заняв свой «наблюдательный пункт» в кресле напротив зеркала, Генрих ещё раз окинул внимательным взглядом собравшихся. Ну, право, наградила Судьба родственниками. Достаточно было взглянуть на хитрую и довольную физиономию де Торе, чтобы понять, что он что-то замышляет. Правда, на этот раз ещё ничего не стащил, но, как говорится, ещё не вечер. Королевский наместник знал своего младшего братца, как облупленного, во всяком случае, думал, что знает. И ведь эта маленькая чертовка, Франсуаза, себе на уме. Правда, смена настроения ещё слишком заметна на её лица, но немного сноровки, и это можно будет исправить. А этот взгляд, которым Фоссе одарила королевского наместника… Если бы Генрих не любил себя больше всего на свете, действительно, его сердце дрогнуло бы под этим взглядом. А сестрица-то как уже старается говорить с девчонкой покровительствующим тоном. Лангедокский королёк повёл уголком губ. Браво, родственнички. Ничего не меняется в семействе Монморанси. То, что Мария и Гийом так пекутся о юной Фоссе, конечно же, было не с проста, и Генрих это прекрасно понимал. За просто так ни один из них и пальцем не пошевелит, а тут прямо приехали, советы дают. Но у наместника Лангедока, действительно, были дела поважнее, нежели выяснять, чем на этот раз вызвана в брате и сестре любовь к ближнему. Маршал вздохнул с облегчением, когда услышал, что Анделус уедет вместе с остальными, избавив брата от своего совсем нежеланного общества – свиделись, пообщались и хватит. Но радость наместника была преждевременной. Когда Генрих хотел было уже, изобразив на лице печаль расставания, а может и не утруждать себя и этим, попрощаться с родственниками и указать им на дверь, как графиня де Кандаль выразила живой интерес к талантам повара наместника Лангедока. Маршал мысленно чертыхнулся. - Милая сестрица, - слащавый тон старшего Монморанси мог ввести в заблуждение кого угодно, – ты же сама сказала, что выгляжу я плохо, списав это на то, что я порчу себе желудок именно яствами, которыми потчует меня мой повар. Пища должна быть сытной и здоровой. – Передразнил королевский наместник вдову де Кандаль. – А у меня таковой нет. Посему, лучше Вам пообедать вне этого дома. Правда, крошка? – Генрих поднялся с кресла и, обращаясь к Франсуазе, заглянул ей в глаза. – Я желаю Вам удачи в свите королевы Наваррской. – Маршал понизил голос. – И во времена процветания не забывайте своего родственника, который верил в Вас и предоставил Вам крышу своего скромного жилища. Хотя гостей, как Вы, думаю, заметили, я не особо люблю. – Повернувшись к брату и сестре, Генрих продолжал. – Ну что ж, желаю Вам лёгкого пути. И не потеряйте нашу юную очаровательную родственницу. Королевский наместник натянуто улыбнулся гостям и снова опустился в кресло, давая понять, что разговор на этом окончен.



полная версия страницы