Форум » Игровой архив » Обещать - не значит жениться » Ответить
Обещать - не значит жениться
Гастон де Сен-Маль: 19 июля 1578 года. Нормандия, поместье маркиза де Крелли.
Ответов - 10
Гастон де Сен-Маль: В круглой башне над покоями молодого маркиза возились стрижи, облюбовав каменные узоры для своих гнезд. День обещал быть солнечным, но в саду, между деревьями и кустами, все еще парила влажная утренняя дымка, подсвеченная первыми лучами солнца. Гастон любил вставать рано. Любил стоять у окна, ни о чем не думая, позволяя мыслям течь свободно, как воды Авра, что ленивой синей змеей извивался неподалеку от родового замка Сен-Малей. Не слишком долго – ровно столько, чтобы ночь, вместе с ее снами, окончательно убралась из его спальни и из его головы. Затем обычно – и сегодня тоже – он шел в фехтовальную залу, и горе молодому д’Эвре если он явится туда позже маркиза. Единственное, что изменилось с прошлой недели – Гастон не осведомлялся у слуг о самочувствии отца. Себастьян де Сен-Маль, третий маркиз де Крелли упокоился в семейном склепе, так и не примирившись ни с сыном, ни с собой, ни с жизнью. Только его портрет, висящий над камином в парадном зале замка, встречал посетителей, пришедших выразить сои соболезнования молодому маркизу, неодобрительно-суровым взглядом. Впрочем, от этого взгляда Сен-Малю было ни жарко, ни холодно. Неодобрение отца мало значило для него и раньше, а уж теперь – тем более. - Месье маркиз, завтрак? Старй слуга вырос перед Гастоном будто из-под земли, с надеждой заглядывая в глаза. По его мнению, скакать с раннего утра со шпагой в руках было ужасной привычкой. Так и заболеть можно. Сначала следовало отведать все, что наготовила кухарка, вечно сетовавшая на то, что молодой господин слишком мало ест. Потом степенно заняться делами – где-нибудь до полудня. А к вечеру можно прогуляться верхом – но не дай бог пускать лошадь в галоп. Все это было очень явственно написано на лице старика Венсана, и Гастон едва сдержал улыбку. - Позже. Шарль уже встал? - Не знаю, месье маркиз… мало ли где ваш негодник ходит! Ветер в голове у молодого д’Эвере, вот что я вам скажу! Его батюшка не таким был! А уж матушка – почтеннейшая женщина. И в кого сын таким уродился? - В себя, наверное, - хмыкнул маркиз, который был свято уверен, что в шестнадцать лет у мальчишки и должен быть ветер в голове. – Я буду в фехтовальной зале… и что это за шум? Шум действительно был, и нарастал crescendo, вот уже в нем можно было различить сердитые крики, женский плач… Еще немного, и перед изумленными глазами молодого маркиза предстала живописнейшая процессия: красный, как вареный рак, садовник, его дочь – в одной рубашке, несколько человек из дворовых Сен-Маля, конюх, помощник садовника, еще кто-то – эти, видимо, присоединились к процессии уже возле дверей замка. Ах, ну да. И главный герой этого карнавала – Шарль д’Эвере собственной персоной. - Ну, - осведомился Гастон де Сен-Маль, сурово оглядев это красочное шествие. – И что тут происходит?! Самое смешное, он, кажется, прекрасно знал, что…
Шарль д’Эвере: Все так прекрасно начиналось и так плачевно закончилось. Еще сегодня утром Шарль считал себя счастливейшим из смертных, лаская белоснежные холмики груди юной Алель, целовал ее розовенькие губки, словно бутончики роз, выращенные в саду ее отцом. Ее бедра покачивались в так движения его тела, словом они предавались утехам, столь свойственным молодости и столь осуждаемым отцами. Не иначе, как из зависти. Вот уже почти месяц Адель Пикар приходила к нему на свидания, и все оставалось в тайне, вплоть до сегодняшнего дня. Какая нечистая сила дернула конюха прийти на сеновал раньше обычного? Может, они с Адель шумели сильнее обычного? «Завистливый болван», - Шарль посмотрел в сторону краснощекого коренастого парня, шествующего с таким победоносным видом, словно раскрыл заговор против короля. Нет, чтобы промолчать, когда он застал их в весьма пикантной ситуации, так нет же, этот поборник нравственности побежал за ее отцом. Вслед за самим садовником, прибежал и его помощник. Скандал вышел на славу. Вздохнув, Шарль посмотрел на Адель, которая теперь шла босиком по каменным плитам замка, вся в слезах. Где та золотоволосая девушка с осиной талией, голубыми, как небо глазами и венком цветов на голове? Такой Шарль увидел Адель в мае на празднике Цветущих яблонь, когда в деревушке Сен-Маль, как и во всей Нормандии царило веселье, сады утопали в розово-белых цветах, а виноградники радовали зеленью. С неприятностью молодой Эвре понял, что плачущая женщина просто некрасива. Обычно он ее баловал лакомствами и дарил цветы, а теперь просто хотелось дать платок, чтобы та могла вытирать им слезы, а не размазывать их по лицу рукавом. — Я отучу тебя, дрянная девчонка, разводить шашни с кем попало! – папаша Пикар шлепнул свою дочь пониже талии, заставив ту еще громче рыдать. - Кто теперь тебя возьмет в жены? – не унимался садовник. – Думаешь, что этот шалопай? – в гневе Пикар указал пальцем на Шарля. - Не забывайтесь! – Запальчиво огрызнулся Шарль, чьей основной заботой было сейчас поддерживать штаны, которые он едва успел надеть, но которые ему не дали завязать. Садовник сдержал слово, и теперь Шарль д’Эврё стоял перед Гастоном Сей-Маль в одних штанах, вместо того, чтобы ждать маркиза в зале для фехтования. Виновато улыбнувшись своему господину, Шарль пожал плечами и кивнул головой в сторону садовника. Ничего пояснять он не собирался. Папаша Пикар затеял все, вот пусть и объясняет маркизу что тут происходит. - Господин маркиз! Я человек не благородного сословия, но и у меня есть своя честь, и у моей дочери тоже. А этот … , - тут садовник указал на любовника своей дочери, - отнял самое дорогое, что у нее было. Посудите сами, каково моей бедной девочке лишиться невинности? Шарль возвел глаза к небу (за неимением такового, к потолку). Адель не жаловалась на потерю невинности, а почти каждую ночь проводила с ним время в свое удовольствие. Каково было «бедной девочке»? Шарль невольно ухмыльнулся, вспоминая сегодняшнюю ночь, когда дочка садовника ластилась к нему, словно кошка и стонала от удовольствия, когда он отвечал на ее весьма смелые ласки.
Гастон де Сен-Маль: Судя по виду Шарля, раскаяния за содеянное тот не испытывал. Гастон спрятал улыбку и нахмурился, мысленно пообещав пажу знатную выволочку. Бога ради, развлекайся с красивыми и податливыми девицами сколько угодно, но имей достаточно ловкости, чтобы не попадаться отцам и братьям. Потому что даже если девица сама разделась и затащила тебя к себе в постель, в глазах родни она останется ангелом – а ты коварным соблазнителем. Хотя… Сен-Маль оглядел с ног до головы виновницу нынешнего шума… кто кого там соблазнил – еще вопрос. Девчонка рыдала, но не забывала стрелять по сторонам влажными глазками, видимо, уже представляя, как это она будет жить в замке, на правах достойной супруги молодого дворянина. Маркиз ничего не имел против девичьих мечтаний, но твердо решил, что д’Эвере еще походит немного холостым. И наказанным. Гастон неторопливо подошел к креслу, стоящему у камина, сел, вытянув ноги на волчью шкуру. Черные волосы, еще влажные после утреннего умывания, вились по плечам, синие глаза блестели холодно и строго. Как бы там ни было, а теперь хозяин здесь – он. И его слово будет законом. - Правильно ли я вас понял, Пикар? Вы застали моего пажа на месте…гм… прелюбодеяния? И тому есть свидетели? Голос маркиза был обманчиво-мягким, и садовник охотно позволил себе обмануться, швырнув «бедную девочку, лишившуюся невинности» к ногам господина. Та зарыдала еще горше, невнятно шепча, что она не хотела, не знала, что творит и позволила себя обмануть. - Так все оно и было, господин маркиз! Вот все так, как вы и сказали! Вот! Мой сын застал их, он все видел! Краснощекий парень гордо шагнул вперед, неуклюже поклонившись. Гастон кивнул, давая позволение говорить. - Так и есть, господин маркиз! Все своими глазами видел! Встал я, значит, раненько, свежий навоз под розы раскидать, и слышу, в сторожке какие-то ахи, охи, стоны. Подкрался я значит, смотрю, а он, - парен указал пальцем на Шарля. – Нашу Адель невинности лишает. Она на нем значит скачет, прямо как на жеребце каком и помыслить стыдно, охает, ахает, он ее трогает за всякое. Насилует, значица. А Адель кричит: «Еще, еще»… а раз так – должен жениться! Если сначала речи отец «бедной девочки» важно надув щеки, кивал, то к концу речи только возмущенно охал на сына. Адель же перестала всхлипывать и залилась краской. Гастон де Сен-Маль, не торопясь выносит решение, сделал знак старому слуге и тот, налив вина, поспешил с бокалом к господину. - Врут, - выдохнул он возмущенно в ухо маркизу. – Эта девица всех приваживает! Все замуж норовит. Только кому нужна такая? - Ну-ну, - ласково улыбнулся Гастон. – Все девицы хотят замуж. Это, я бы сказал, в порядке вещей… Шарль, подойди. Тебе есть, что сказать в свое оправдание? Ты действительно обесчестил эту девушку? Голос маркиза был строг и суров. Сапфир – такой же синий, как глаза Сен-Маля, блеснул на пальце, когда Его сиятельство поманил пальцем своего пажа. - Говори правду, чтобы я мог разобраться в этом деле и вынести справедливое решение.
Шарль д’Эвере: Сын Пикара, в общем-то, говорил все верно, даже добавить было нечего. Адель сегодня разохотилась не на шутку и никак не хотела прощаться, а Шарль, испытывая почти вечный голод, как в желудке, так и в другом месте, не смог отказаться от столь соблазнительного лакомства. Но кто-бы знал, что ее братец не только любитель пикантных зрелищ, но и доносчик? Отпихнув локтем конюха, державшего его за руку, Шарль завязал наконец-то тесемки своих штанов и пригладил руками торчащие во все стороны вихры, вытаскивая из волос застрявшие там соломинки. По-хорошему нужно было изобразить раскаяние перед маркизом, который вместо утра в фехтовальном зале получил такое вот представление. Тяжело вздохнув, Шарль подошел к креслу маркиза и встал на одно колено. - Месье маркиз, я взял лишь то, что до меня брали другие. В остальном же я готов покаяться в совершенном грехе перед священником и понести наложенное им покаяние во искуплении греха. Д’Эврё посмотрел в сторону распятья, которое весело на стене комнаты еще со времен покойного маркиза, и еще раз вздохнув, перекрестился. Главное было не переусердствовать. Отрицать все было бессмысленно, раскаиваться в содеянном не позволяла совесть, постоянно шепча, что девица была хороша, а то, что он не смог держать свои штаны на завязках наедине с этой феечкой, так это только показатель здоровья, только и всего. Адель к тому времени немного успокоилась, и сочла, что ее грустный вид, смиренный взгляд тронут сердце маркиза, и он велит своему пажу вести ее к алтарю, а там, как знать, может быть, как сюзерен, потребует право первой брачной ночи. Адель даже улыбнулась этой мысли. Маркизой ей, конечно, не стать, а вот любовницей Сен-Малю она будет хорошей. Главное не вернуться в лачугу к отцу и брату. Братец то, братец, нечего сказать, хорош, мог бы и поддакнуть отцу, тогда бы Эвре некуда было деваться. И знала бы она, что придет брат, то постаралась запастись куриной кровью и незаметно облить себе бедра, чтобы все выглядело натурально.
Гастон де Сен-Маль: «Будет тебе, бесценный мой, покаяние», - мысленно пообещал маркиз своему пажу, в глубине души развлекаясь всем происходящим. Дело было простым и ясным, и уж, конечно, не стоило поднятого шума, но уладить его следовало так, чтобы обиженных не осталось. Гастон прекрасно понимал девицу, приваживающую завидного кавалера, отца девицы и ее брата, желающих получить возмещение «за позор», и Шарля тоже понимал, прекрасно помня себя в этом неспокойном возрасте. Когда мир кажется полным соблазнов, и надо успеть перепробовать все. - Мой паж виновен, - громко заявил Сен-Маль. Дождался, когда девица счастливо вздохнет, а отец приосанится, и безжалостно добавил: - Виновен в распутном поведении, но не более того. За свой грех он понесет наказание, но наказание с ним разделит и ваша дочь, мэтр Пикар. И, нет, милая, под наказанием я не подразумеваю брак. Адель сникла, садовник насупился, желая возразить и не решаясь перебить молодого маркиза. Батюшка его был суров, очень суров. А яблоко, как говорят, от яблони недалеко падает. Вот прикажет он сейчас высечь на конюшнях пажа и его дочь, как он ее потом пристроит замуж, с поротой-то задницей? - Но я сегодня добр, господин Пикар, - продолжил маркиз, легко барабаня пальцами по резному подлокотнику. – Если вы снимите обвинения с моего пажа, то избавите от наказания и свое дитя. Что же касается вашей дочери… есть ли среди присутствующих желающие взять Адель Пикар в жены? В зале воцарилось гробовое молчание. Все холостые мужчины в это мгновение смотрели куда угодно – на пол, на потолок, на стены. Но только не на маркиза и не на виновную в сегодняшнем переполохе. Нет, дочка садовника была очень хороша, особенно в одной рубашке. И никто в глубине души не осуждал молодого пажа, тем более, что многие, хоть по разу, но уже бывали на его месте. Но жениться? Нет уж! - Понимаю… Раз мой паж косвенно виновен в том, что на репутацию девушки легло пятно, то мой долг, как вашего господина, позаботиться о ней. Эта девушка получит от меня приданое. Двадцать серебряных экю, и что там еще нужно в таких случаях? Старый слуга наклонился, почтительно подсказав. - Да что вы? – изумленно изогнул смоляную бровь Гастон. – Двадцать серебряных экю, плащ из тонкого сукна, две медных кастрюли и свинью. Вместе с моим благословением, разумеется. По зале легким ветерком прошелся благоговейный ропот. На Адель взглянули совсем иначе и она сама, ощутив себя невестой с приданым, перестала ползать на коленях, встала, скромно сложив руки на животе и опустив очи долу. - Шарль, ты как, не передумал? – шепнул маркиз пажу. – Смотри, свиней не каждый день раздаю, да и две медные кастрюли на дороге не валяются.
Шарль д’Эвере: «Мой паж виновен», - при этих словах бедняга Шарль изумленно посмотрел на Сен-Маля, забыв придавать себе хотя бы для видимости раскаявшийся вид. Ничего себе вердикт! Да он… да она… да сам маркиз… мысли Шарля лихорадочно бились, словно пойманные в силки перепела. И успокоились лишь когда маркиз завершил свою речь, предоставив садовнику и его семейству самим решать что лучше: наказание или приданое. Сердце юного пажа торжествовало, а душа обретала спокойствие и все, благодаря мудрому решению Гастона де Крелли. Шарль все же был дворянином и надеялся на лучший брак, чем с дочерью садовника. О герцогинях, маркизах или графинях он и не мечтал, ибо знал предел если не своему честолюбию, то порядкам, принятых в знатных семьях. Вот когда придет время, и он покроет свое имя славой и признанием, тогда он попросит маркиза найти ему невесту с хорошим приданым, а еще лучше с титулом, переходящим по наследству. Адель явно могла получить в наследство лишь грабли, лопату и осла с тележкой, на которой ее папаша возил урожай на базар. Сама же виновница переполоха смущенно вздыхала и лишь краснела от удовольствия, услышав список своего приданого. Да с двадцатью экю она может даже претендовать на брак с сыном мельника. Тот единственный сын в семье, после смерти отца получит мельницу и она станет одной из самых уважаемых женщин в деревне. - У меня еще есть семь луковиц тюльпанов, - подала она голос, по-прежнему не поднимая глаз. Сам Шарль готов был добавить к перечисленному маркизом и луковицам тюльпанов еще десяток экю. Хотя нет, пяти экю будет довольно. Или не жадничать и дать семь экю серебром? Адель то славная девчонка, пусть вспоминает его добрым словом. Эти благие мысли прервал шепот маркиза и Эвре вздрогнул всем телом, словно ему предложили жениться на свинье, а не на Адель. - Господин маркиз, я как истинный дворянин, тверд в своем слове. Кроме того, я желая брать с вас во всем пример, хочу добавить к приданому мадемуазель Пикар еще семь серебряных экю, надеясь, что месье Пикар на этом сочтет небольшое недоразумение исчерпанным.
Гастон де Сен-Маль: - Ну, если так, то чего уж там… папаша Пикар, отдайте мне Адель в жены, - первым нашелся младший конюх. Сен-Маль откинулся в кресле, потягивая вино, и предвкушая новое развлечение, где главным действующим лицом будет человеческая жадность. И, надо сказать, разочарован не был. Вперед младшего конюха тут же выступил старший, крепыш лет тридцати пяти, вдовец, до сего дня не помышлявший о новой женитьбе, а тут – ты смотри… - Ты это… не лезь вперед почтенных людей, - буркнул старший конюх. – Молоко еще не обсохло. Зачем вам такой зять, папаша Питу? Вот я – да. Мне дочь отдайте. - Не хочу за старика, - пискнула Адель, почувствовавшая себя не меньше, чем принцессой. Но тут же огребла увесистого леща от любящего родителя. - Молчи, дура, пойдешь, за кого скажу. А сейчас благодари господина маркиза и господина д’Эвере! Месье маркиз, конечно, у нас никаких претензий к вашему пажу нет, молодость, с кем не бывает, да и не было у него с Адель ничего, все моему сыну померещилось. так, может поцеловались пару разочков, так разве ж это грех? А так-то она невинна! Садовник заискивающе улыбался, кланяясь. Гастон милостиво кивнул, подивившись про себя, как двадцать семь серебряных монет могут сделать из распутницы девственницу. Ах, ну да, еще свинья и две медные кастрюли. - Вот что, добрый мой Пикар. Замужество дочери – шаг важный для любого отца. Иди-ка, подумай, кто будет для Адель лучшим мужем, а вечером придешь, назовешь имя, и мы назначим день свадьбы. Гастон махнул рукой, и дворня, низко кланяясь, вышла из залы. Среди небольшой толпы поклонников Адель шествовала как королева, но все же не удержалась, бросила на прощание нежный взгляд на Шарля, решив, видимо, что раз она нынче официально невинна, никто не помешает им начать все сначала. - Натоптали! – недовольно заворчал старый слуга. – Грязи нанесли. Мой теперь. Проветривай. - Не страшно, - отмахнулся Гастон. – У меня другой вопрос. Что мне вот с этим красавцем делать? А, Шарль? Что мне с тобой делать? Смех смехом, а мальчишка должен был понять, что такие вот сцены недопустимы. Времена нынче неспокойные, в Нормандии больше протестантов, чем католиков, и маркиз, желающий в ближайшее время отправиться в Париж, желал оставлять свои земли в спокойствии и благонадежности. А для этого его люди должны быть уверены в справедливости своего господина и его защите. Не говоря уже о том, что теперь каждая незамужняя девица в поместье попытается затащить пажа в свою постель в надежде на щедрое приданое…
Шарль д’Эвере: Шарль мог бы подивиться тем метаморфозам, которые произошли с папашей Пикаром и его семейством благодаря двадцати семи монетам, кастрюлям и свинье. Эх, надо было бы дать десять экю, тогда бы, за тридцать серебряников Адель стала не только невинной, но и святой. Но три экю и самому пригодятся. Жаль, что его сестрам нужно куда более весомое приданое, чтобы устроить свою судьбу, чем дочке садовника. Шарль д’Эвере лишь чинно поклонился мадемуазель Пикар в ответ на ее игривые взгляды и многообещающую улыбку. Позволь он себе сейчас чуть больше, так вдруг садовник объявит, что он лишил девственности его дочь прямо тут и лишь одним взглядом. Хотя жаль, жаль, Адель юна, свежа и совсем не стыдлива. Но пусть сначала выйдет замуж, а там… за звонкую монету любой мужлан смирится с рогами. Не обращая внимания на ворчания старого слуги, Шарль подошел к двери и плотнее прикрыл ее. Да, запах навоза, что налип на башмаки конюха вместе с соломой, издавал аромат, который ни с чем спутать было нельзя. И если с Адель вопрос был решен, то насчет него маркиз Сен-Маль еще не принял решения. Но разве он не искупил вину? Целых семь звонких экю серебром за маленький грешок? Шарль посмотрел на старого слугу, пытаясь понять как ему лучше поступить, но тот с невозмутимым видом направился открыть окна, чтобы выветрить неподобающие для этих покое запахи. И вдруг Шарля осенила гениальная мысль! Ну, на его взгляд гениальная. - Что делать? – Недоуменно, с самым невинным взглядом спросил Шарль маркиза. - А что-то случилось? Вы же сами слышали, как садовник сказал, что ничего не было. Его сын сказал, что ничего не видел. Может разве что пара невинных братских поцелуев в щечку? Так неужели за это стоит меня наказывать? Эх, была ни была! д’Эвере не стал давить на жалость маркиза, взывать его как мужчина мужчину к взаимопониманию, он пошел по примеру папаши Пикара и сделал вид, что ничего не было. А на нет и суда нет. Старик слуга, помнивший, наверное, не одно поколение Сен-Малей лишь крякнул от такой наглости молодого пала и сокрушенно покачал головой. Показалось или нет, но губы слуги прошептали: «молодежь, молодежь». Ну, да, молодежь. И что? Вот доживет он до старости и будет самым примерным и благочестивым католиком. А пока молод, то и согрешить не грех.
Гастон де Сен-Маль: Мальчик, похоже, немного заигрался. Маркиз по-своему любил Шарля д’Эвере, и снисходительно относился к его мелким грешкам. Но он обещал его матери позаботиться о своем паже, а забота, как известно, предполагает не только похвалы, но и наказания. - Шарль, ты виноват не в том, что воспользовался щедротами этой девчонки, а в том, что был настолько неосторожен, что о твоем приключении стало известно всем. И в том, что мне пришлось ублаготворять отца этой юной распутницы. И именно за это ты будешь наказан. Что касается греха прелюбодеяния – исповедаешься в этом отцу Бернару, нашему священнику, и примешь от него то покаяние, что он тебе назначит. Голос Гастона был спокоен и холоден. Это его земля, его люди, и тут должен царить мир и покой. Тут должны соблюдаться правила. Так должно и так будет. Сен-Маль встал, подошел к пажу и взял его за плечо, заставляя смотреть в глаза. - Если бы отцом Адель был не садовник, а человек более-менее влиятельный, пусть даже и не дворянин, он бы смог заставить тебя жениться на дочери. А мог бы и попросту убить. Не знаю, что для тебя предпочтительнее, а по мне так оба варианта дурны. Я говорил тебе раньше, повторю еще раз – будь благоразумен. Увы, благоразумия Шарлю явно недоставало, иначе он догадался хотя бы сделать вид, будто раскаивается в содеянном. - Наказать тебя прилюдно я не могу, раз садовник торжественно объявил свою дочь девственницей, но ты должен извлечь урок из всего случившегося. Три дня на хлебе и воде в своей комнате и сочинение на латыни о благоразумии и безрассудстве. Иди. Гастон мягко подтолкнул Шарля к двери. Хлеб и вода, это, конечно, сурово, но слуги наверняка найдут возможность подкормить «бедного мальчика», а вот сидеть три дня взаперти – это уже куда более ощутимое наказание, не говоря уже о латыни, в которой юному д’Эвере как раз следовало бы совершенствоваться.
Шарль д’Эвере: Уловка не удалась. Оказалось, что маркиз де Крелли не верит в сказки, и его не так просто было убедить в своей невиновности. Шарль д’Эвере вздохнул и поежился от утренней свежести. Штаны то ему дали надеть, чтобы не соблазнять своим первозданном видом женского пола, обитавших в замке, а вот рубашка осталась где-то на сеновале. Парень с одной стороны понимал, что маркиз прав, но как же не хотелось понести наказание, тем более, что дело все уладилось миром, да еще и с серьезной брешью для его не слишком толстого кошеля. Он уже в душе рассчитывал на снисхождение, если не полное прощение. Хотя, если хорошенько подумать, то хорошо, что на месте Сен-Маля не оказалась его маменька. Та бы уж всенепременно устроила родному сыну длинную и нудную проповедь, взывая к его нравственности. А вот де Крелли взывал лишь к осторожности. - Обещаю быть в следующий раз осторожнее, - чистосердечно пообещал Шарль, радуясь, что обошлось без нотаций. - И я искренне раскаиваюсь в своем грехе, о чем сообщу отцу Бернару, - спохватившись, паж сделал виноватое лицо и принял смиренный вид, хотя до смирения ему было далеко. Но даже показного смирения хватило лишь до тех пор, пока де Крелли не озвучил наказание. Три дня на хлебе и воде! Сочинение на латыни! Д’Эвере чувствовал, что обида заполняет всю его душу, окончательно вытесняя утреннее удовольствие, за которое он должен теперь расплачиваться. Латынь! Да кому она нужна! Вот уж верно – наказание так наказание! Шарль и сам не заметил, как начал хмурится, возмущенно сопя носом, но, не осмеливаясь открыто возражать маркизу, да еще в присутствии старика слуги. - Господин маркиз, а как же тренировки в фехтовании и верховая езда? – С надеждой в голосе спросил Шарль, надеясь, что латынь не освободит его от других, более приятных, уроков. Надежда умерла, едва родившись. Сен-Маль ненавязчиво подтолкнул его к двери, давая тем самым понять, что аудиенция закончена. - Historia est magistra vitae. Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus* – Громко декламировал Шарль выходя в коридор и шествуя по нему с видом победителя, считая, что он еще дешево отделался. *(лат) История - наставница жизни. Возвеселимся же, пока мы молоды. Эпизод завершен.
полная версия страницы