Форум » Игровой архив » Все было совсем не так! » Ответить
Все было совсем не так!
Екатерина Медичи: 21 января 1576 года. Париж, Лувр. Утро, покои королевы-матери.
Ответов - 16, стр:
1 2 All
Екатерина Медичи: - …таким образом, дорогая герцогиня, вы можете убедиться, что я по-прежнему почитаю своей главной целью благо и процветание всех моих детей и ваших воспитанников. Написали, Флоретт? Королева-мать неторопливо меряла шагами кабинет, диктуя своей придворной даме письмо для воспитательницы дофинов и дофин, старой подруги, герцогини де Рец. Клод де Клермон, верная супруга Альбера де Гонди, занемогла. Хлопоты по управлению большим хозяйством надорвали ее здоровье, и теперь бывшая наставница королевских детей жаловалась на слабость и упадок сил, что не мешало ей вести деятельную переписку со своей подругой. - Рада вам сообщить, что Маргарита вполне счастлива своей судьбой и положением супруги короля Наваррского, ее письма из Нерака являются для меня утешением. Его величество здоров и полон сил. Мой младший сын, Монсеньор, сейчас в Англии, и все мы надеемся на благополучный исход его встречи с королевой Елизаветой. Встав за спиной у госпожи Ла Ферьер, Флорентийка бросила взгляд на исписанный почти до конца лист, и одобрительно кивнула головой. Почерк у ее крестницы был изящным, четким, за что, собственно, дама, известная при дворе Екатерины Медичи под домашним именем Флоретт. И в самом деле, Флоретт подходило нежной блондинке куда больше, чем строгое Франсуаза-Элен-Клод. - Как только мы получим известия с английского берега, я сразу вам напишу, мадам. А сейчас прошу вас беречь себя и свое драгоценное здоровье. Все. Отложите лист, я подпишу его позже. Медичи вздохнула. Раньше она вела всю переписку сама, кроме официальных посланий. Но с недавних пор пальцы стали болеть, особенно в сырую погоду. Конечно, Ренато не оставил без внимания этот недуг своей госпожи, позаботившись и мазях, и о питье, притупляющем боль, но счел необходимым напомнить королеве, что она уже не юна, и нужно беречь себя. - Отдохните, Флоретт. И начнем письмо старой герцогине де Гиз, достопочтенной Антуанетте де Бурбон-Вандом. Вдова Генриха II села в кресло, поближе к огню, взяв на руки свою новую любимицу, молоденькую левретку Нимфу, присланную в подарок Оттавио Фарнезе, герцогом Пармы.
Флоретт Ла Ферьер: Хорошо отточенное перо легко скользило по бумаге, выводя ровные и изящные строчки. Мадам Ла Ферьер вполне могла гордиться своим почерком. Не просто так вдовствующая королева-мать доверила ей писать под диктовку. Это была большая честь и доверие. Честь, потому, как именно ее почерк читали те, кому попадали на стол эти письма. Доверие, потому что многие отдали бы даже душу дьяволу за право узнать, что содержит переписка Екатерины Медичи. Далеко не сразу пришло к Флоретт доверие. Прошло уже почти полтора года, как она живет в Лувре и является фрейлиной королевы-матери. Голос Екатерины Медичи звучал ровно и четко. Писала Флоретт почти машинально, просто выводя слова, не вдумываясь в смысл фраз. На вопрос успевает ли она, Ферьр, боясь потерять нить письма, лишь кивнула в подтверждение головой, а ответила как только была поставлена последняя точка. - Да, Ваше величество, я все написала, - подтвердила Флоретт, глядя на свою работу. Затем она отложила перо и, присыпав написанное мелким, словно пыль, песком, отложила письмо в сторону. - Благодарю, мадам, - белокурая фрейлина, встала и сделала реверанс своей госпоже. Она могла бы добавить, что не устала и тотчас же может писать дальше, но интуитивно понимала, что отдых нужен не ей, отдых нужен королеве. Флоретт лишь заранее достала чистый лист бумаги, чтобы не заставлять ждать королеву, когда та начнет диктовку нового письма. Пользуясь позволением отдохнуть, фрейлина подошла к окну, встав чуть боком, так она могла видеть Медичи и подойти к ней по ее первому знаку. Глядя в окно, Франсуаза-Элен-Клод думала, что сейчас конец января, а два года назад она была убита горем и на ней были черные одежды, как и положено вдове. Разве можно сравнить то, что она оставила в прошлом и то, что она получила взамен. Два года. Полгода понадобилось на то, чтобы понять - такая жизнь ее не устраивает, и полтора года на то, чтобы день за днем строить свою новую жизнь. Никто не говорил, что было легко. Привыкнув, что все ее приказы в доме исполняются, Флоретт пришлось теперь самой выполнять приказы. Вместо нескольких личных комнат, ей пришлось на первых порах делить комнату с другой фрейлиной. В замке Ферьер она, будучи хозяйкой, могла проснуться, когда ей заблагорассудиться, а тут пришлось привыкать к строгому распорядку. Но, теперь мадам Ла Ферьер служила матери короля Франции, а не находилась на положении бедной вдовы в доме покойного мужа или в своем родном доме. Ей, в лучшем случае, со временем нашли бы нового мужа, а в худшем, ей пришлось заниматься воспитанием племянников. Теперь ее жизнь не была скучна. Необходимость раннего подъема, утренней молитвы, которую дома Флоретт частенько пропускала, обязанности при королеве-матери с лихвой компенсировали вечера у Его величества или у Екатерины Медичи, балы, приемы и другие торжества. Флирт, улыбки, возможность самой наряжаться и рассматривать наряды других, знать, что ты в числе избранных. Последнее Флоретт поняла, когда ее свекровь со всей деликатностью, даже заискиванием обратилась к ней с просьбой передать Екатерине Медичи ходатайство об ускорении рассмотрения какой-то семейной тяжбы. С тайным злорадством в душе и сладким елеем в голосе, Ла Ферьер, скромно опустив глазки, посоветовала обратиться к королевскому секретарю, сославшись на ничтожность своего положения при Медичи. Дыхнув на холодное стекло, Флоретт провела по запотевшей холодной поверхности пальцем. Да, разница между прошлым и нынешним ее положением различна, как тепло этой комнаты и холода за окном. Не без кокетства она оглядела свой прелестный наряд из дорогого шелка, голубого, как зимнее небо за тонким свинцовым переплетом окна. Левретка, которую держала на руках Екатерина Медичи, негромко тявкнула, и Флоретт тут же обернулась на звук посмотреть, что случилось и не нужны ли ее услуги королеве.
Henri de Valois: Верный своему решению, король отправился к матери, как только позволили ежедневные утренние дела. Королям положено вставать рано, и Анри с завистью покидал постель, где вволю нежились маркиз д’Ампуи и рыжая лентяйка. Выманить их из теплых подушек можно было только запахом еды. А заманить Генриха в покои матери можно было чем-то только действительно важным. Встречаться и беседовать с Екатериной Медичи Его величество предпочитал в своих покоях, на прогулках, в часовне. Где угодно, и всегда старался выразить ей свое уважение, выражая тем самым уважение к памяти отца и прошлой эпохе. Где угодно, но не в ее покоях, где поселился навсегда запах ирисовой пудры, где даже стены давили, диктуя волю своей хозяйки. Но Генрих рассудил так: вызывать мать к себе для беседы, значит, заставить ее насторожиться и что-то заподозрить. Лучше попытаться застать ее врасплох. Поэтому, пользуясь правом королей входить в любое время и без доклада, Его величество жестом остановил дежурную фрейлину, встрепенувшуюся было при его появлении, и вошел в рабочий кабинет Екатерины Медичи. Левретка, лежащая на коленях королевы, приглушенно тявкнула. - Доброе утро, мадам, - Генрих подошел к матери, поцеловал ее руку, улыбаясь ласково и чуть иронично этой женщине, которая, вероятно, и из могилы будет пытаться диктовать свою волю королям Франции, кто бы ни сидел на троне. – Я решил, не дожидаясь обеда, поприветствовать вас и осведомиться о вашем здоровье. Надеюсь, вы благополучны? Король бросил быстрый взгляд на фрейлину и на стол, узнав то, что хотел знать. Екатерина Медичи занималась своей корреспонденцией. Переписка вдовы Генриха II поражала своей обширностью и носила тот полуофициальный характер, который располагает к доверию и дает почувствовать адресату, какая честь ему оказана. - Да, еще хотел сказать, что дал позволение госпоже де Водемон отправиться в аббатство Суассон, на богомолье. Утром, не желая просыпаться и зарывшись поглубже в подушки, Людовик посоветовал своему любимому королю отправить и матушку куда-нибудь. Дескать, драгоценный братец в Англии, королева Луиза в монастыре, если еще и мадам Катрин отправится в какой-нибудь душеспасительный вояж, можно будет жить и радоваться. Анри, хотя и улыбнулся такому предложению, в глубине души был согласен с маркизом, но дело в том, что, хотя очень многие желали бы так или иначе избавиться от Екатерины Медичи, она была необходима. Убери ее, и рухнет камень, на котором стоит так многое. Но это еще не значит, что ей позволено прикрывать проступки Франсуа и запугивать госпожу де Водемон. Хотя, конечно, мать наверняка считала, что действует на благо Франции. Любопытно, что же это за мифический зверь такой, «благо Франции» который все видят так по-разному.
Екатерина Медичи: - Флоретт, возьмите Нимфу и унесите ее в спальню. Медичи передала фрейлине собаку, не желая, чтобы что-нибудь отвлекало ее от разговора с сыном. Что-то в глазах Генриха, в его словах, в том, как он улыбался, насторожило Флорентийку, привыкшую по лицам людей читать то, что творилось у них в душе. Когда-то и душа любимого сына была для нее открытой книгой, но нынче все не так. Но все же королева-мать готова была поклясться, что сын ее принес собой грозу в ее покои, хотя, казалось, ни одно облачко тревоги не омрачает его гладкий лоб. - В Суассон, вот как? Весьма неожиданно. Я никому не препятствую в деле спасения его души, сын мой, но отчего такие внезапные желания? И так далеко? В Париже достаточно обителей, в которые королева может посетить и даже провести там несколько дней. Суассон. Может быть, у Луизы там встреча с любовником? Слежка за королевой, за ее письмами, за ее фрейлинами ничего не дала. Ангел не мог вести жизнь более невинную и скромную, но все же эта скромница как-то умудрялась раньше обстряпывать свои любовные делишки, так что ей помешает сделать это теперь? - Что ж, если вы дали ей позволение, сын мой, то и говорить об этом нечего, - улыбнулась она, подумав, что приставит к королеве целый отряд своих шпионок, чтобы знать о каждом ее вдохе. – Пока ваша жена готовится к поездке, я приготовлю подарки для обители. Если уж им предстоит принимать в своих стенах королеву Франции, то они должны быть достойно вознаграждены за это. Любопытно, когда мадам Луиза успела увидеться с Генрихом и выпросить у него разрешение на эту поездку? Ей не докладывали о том, что королева ходила к королю, и уж тем более о том, что король ходил к своей жене. Либо дамы, приставленные к госпоже де Водемон, забыли о своих обязанностях, либо в этой таинственности что-то кроется. Флорентийка нахмурилась. Неужели эта бледная маргаритка взялась интриговать? И против кого же?
Флоретт Ла Ферьер: Левретка королевы подала голос не зря, она словно предупредила свою хозяйку о приходе гостей. Благодаря Нимфе и Флоретт вовремя увидела Генриха Валуа, входящего в покои своей матери. Опустившись в реверансе перед королем, Ла Ферьер пожалела, что созерцание зимнего дня за окном пришлось прервать, но приход Его величества означал и то, что диктовка писем откладывалась. Мелочь, а приятно. - Да, Ваше величество, - сделав реверанс Екатерине Медичи, Флоретт осторожно взяла на руки левретку и направилась в смежную комнату. Закрыв дверь спальни королевы-матери, она отпустила миниатюрную борзую на пол. Нимфа, разлученная со своей хозяйкой начала поскуливать, просясь обратно. Чтобы отвлечь королевскую любимицу, Флоретт начала с ней играть, стараясь не шуметь. Нимфа, как и свойственно ее породе была игривой и любила побегать. Взяв маленький мячик из сафьяна, фрейлина стала кидать его левретке, а та, с удовольствием его находила и приносила обратно, за что Флоретт не забывала хвалить и гладить Нимфу, счастливую от того, что ей весело. Когда королевской любимице наскучила игра, и она устала, то, запрыгнув на кресло своей хозяйки и уютно устроившись – заснула. Ла Ферьер получила истинное удовольствие от игры с левреткой, но она не могла забыть, что в соседней комнате находились их величества. Тихонько приоткрыв дверь на самую мизерную щелочку, Флоретт прислонилась к косяку двери. Нет, не подслушивать, конечно, а просто вовремя услышать, если ее позовут. Она же не может позволить себе заставить ждать Медичи хотя бы лишнюю минуту. Нет, минуту королева как раз должна будет подождать. Минута – ровно столько, сколько нужно услышать, что ее зовут, и пройди к двери через всю комнату.
Henri de Valois: - Действительно, мадам, внезапные. Вот поэтому я и пришел к вам, матушка. Генрих облокотился на высокую спинку кресла, с доверительной улыбкой глядя в полное лицо Екатерины Медичи, читая в ее глазах настороженность. - Пришел к вам за советом. Вы, дорогая матушка, знаете все и обо всех. О, не надо лишней скромности, тем более, меня восхищает это ваше качество. Итак, вы знаете все. Может быть, вам известно так же, что могло расстроить госпожу де Водемон? Я нахожу ее грустной, подавленной и даже испуганной. Вот только ума не приложу, с чего бы? Мне казалось, при моем дворе к ней все относятся с должным уважением, или я неправ? Его величество, когда то было необходимо, умел мастерски притворяться, а как же иначе, ведь он родился в королевской семье, а рядом с троном не выжить без притворства. Да, он мог бы прийти и прямо обвинить мать в том, что она прикрывает грешки своего младшего сына. Но прямота это не то оружие, с которым можно идти против Екатерины Медичи. Анри это знал, поэтому решил предоставить королеве-матери возможность запутаться в паутине собственной лжи. - Я допускаю мысль, что все это, возможно, излишняя женская чувствительность, я заметил, что мадам Луиза весьма впечатлительна. Но все же решил узнать у вас, не случалось ли в последнее время с королевой чего-то необычного? Жаль, что милый братец нынче в Англии, вот кого можно было бы допросить, и от кого, Генрих был уверен, можно легко добиться ответа. Франсуа никогда не умел отвечать за свои поступки. Ну, ничего, не вечно же он там будет. А пока послушаем, что скажет нам любящая и заботливая мадам Екатерина, утверждающая, что относится к Луизе де Водемон «как к родной дочери». Хотя, если вспомнить жестокость, с которой она порой обходилась с Марго, то получается, что и правда, как к родной. Вот только от такой родственной любви не сошла бы госпожа де Водемон в могилу раньше времени.
Екатерина Медичи: Значит, это бледное недоразумение, именуемое королевой Франции, нашло в себе силы пожаловаться Генриху. Любопытно, что и как многое она решилась рассказать. Но Генрих! С каким мастерством он ставил ловушку, клал туда приманку и любезно приглашал родную мать туда войти. Казалось бы, сейчас ей следовало изобразить колебание и легкую неуверенность, а потом «припомнить» что да, в самом деле, возможно, было кое-что, что могло расстроить нашу драгоценную мадам Луизу. Мнимая простота решения бывает так притягательна! Но такая опытная интриганка, как Катрин ди Медичи знала ее опасность и не поддалась ей. Полное оправдание возможно только при полной невиновности, и она докажет невиновность Франсуа, даже если ей придется солгать в каждом слове. - Ваша жена, Генрих, сущий ребенок, - добродушно заметила она, словно бы и не придавая значения этому разговору. – Она готова плакать над подбитой птицей и сорванным цветком, вы не хуже меня это знаете. Хотите, я поговорю с Мироном, пусть сделает для нее успокоительное? И отправьте-ка ее весной куда-нибудь, ну хоть в Шамбор. Поверьте, тишина, покой, хорошая еда и деревенский воздух помогут ей куда лучше молитв и постов. Медичи ласково потрепала Генриха по руке, хорошо скрывая гнев на невестку. Эта блудница с лицом ангелочка вздумала ссорить ее с сыном? Не боитесь на этом пути свернуть свою красивую шейку, милочка? - А сама она ничего вам не объясняла, сын мой? Все же, вы ее супруг, к кому ей еще идти со своими горестями, как не к вам. И я очень рада, Генрих, что вы стали уделять внимание жене. Это пресечет ненужные слухи, и, как знать, может быть, вы оцените в ней и другие достоинства, кроме набожности? Взгляд королевы-матери был полон нежности и заботы о счастье сына. Лучший способ отучить Генриха защищать госпожу де Водемон – это намекнуть ему, что такая забота будет истолкована, как близость между супругами. А там уже Его величество и сам догадается, что подобная близость, мнимая или действительная, больно заденет маркиза д’Ампуи. Готов ли Его величество огорчить своего фаворита? Флорентийка была уверена, что нет. Ради синих глаз Людовика де Можирона Генрих готов был отречься даже от родной матери, что уж говорить о глупых горестях Луизы де Водемон.
Henri de Valois: Мадам Екатериной можно было только восхищаться, что и делали не только ее друзья, но и многочисленные враги. И Генрих охотно присоединял к восхищенному хору и свой голос, но морочить себе голову не собирался позволять даже родной матери. Если бы он не знал, с каким искусством может лгать эта женщина, как умеет скрывать правду за недомолвками, то усомнился бы в словах Луизы де Водемон. Мадам Екатерина была права, королева и слишком чувствительна, и не слишком умна, но это не значит, что к супруге короля Франции, пусть это супружество всего лишь фикция, можно относиться без уважения. Уважения требовала не госпожа де Водемон, уважения требовал ее титул и положение. - Я ценю госпожу де Водемон так, как она того заслуживает, мадам, ни больше и не меньше, - мягко ответил он, прекрасно понимая, к чему клонит мать. – Я внимательно выслушал ее жалобы, и маркиз д’Ампуи, который присутствовал при этом разговоре, согласен со мной в том, что все это не пустые фантазии, мадам. Но я, разумеется, хочу сначала выслушать вас. Его величество прошелся по кабинету королевы-матери, рассеяно разглядывая его обстановку, которая совсем не изменилась за прошедшие годы. - Расскажите мне, мадам, что это за история с похищением госпожи де Водемон, и как к ней оказался причастен мой брат? Положив ладонь на мраморную полку камина, Генрих взглянул в глаза Екатерине Медичи, давая понять, что пришло время для серьезной беседы. Сын обязан был быть почтительным к своей матери, но король может быть безжалостен к вдове покойного государя, если она замешана в неприглядных интригах, вредящих трону. - Как мне сказала королева, на ее портшез напали, ее саму увезли в Сен-Жерме, где продержали всю ночь, а затем вы угрожали ей, с целью заставить молчать. Это так? И, государыня, я желал бы знать имя той дамы, с которой мой братец так неосторожно спутал госпожу де Водемон, чтобы уберечь несчастную от его посягательств.
Екатерина Медичи: Мысленно Медичи призвала на голову невестки все кары земные и небесные. Вот за это она и недолюбливала тихонь, от них никогда не знаешь, чего ожидать, какие мысли бродят в их голове. Какие демоны гнездятся в душах. Ну, ничего, с этим ангелом мы еще сведем счеты. Сейчас же важно было довести до конца свою игру с Генрихом, защитить Франсуа и себя, разумеется, потому что принц далеко, а в глазах Его величества читалась опасная решимость докопаться до истины. Хорошо, милый сын, будет вам истина. - Это Луиза рассказала вам подобные нелепицы? Генрих, я вас умоляю. Если ночью на вашу жену выскочит мышь, она вам расскажет, что это был волк. И вы ей поверите? Если угодно, я расскажу вам, как все было. В голосе Ее величества слышалась досада, но Генрих, разумеется, не мог знать, что досадует она на себя. Давно следовало подумать и приготовить отговорки, на случай, если это дело все же всплывет, а она предпочла забыть, окунувшись в иные заботы. Стареешь, Катрин, стареешь. Раньше ты бы не допустила подобной оплошности. - Прежде все, если вы, сир, желаете быть справедливым и беспристрастным, то примите во внимание вопиющее нарушение госпожой де Водемон придворного протокола. Вместо того, чтобы возвращаться из Сен-Жерме под охраной, в своем экипаже с дамами, она отчего-то села в первый попавшийся портшез без гербов, который несли двое слуг. Поэтому за все недоразумения, что случись дальше, ваша жена тоже несет свою долю ответственности. Флорентийка внимательно прислушивалась к тому, как звучат ее слова, и осталась довольна. Вот, это верная линия. Чем больше вины придется на Луизу де Водемон, тем меньше ее останется Франсуа. - Тем временем, ваш брат сговорился на балу о свидании с одной из моих фрейлин. Согласитесь, в этом нет ничего ужасного, тем более, что дама ответила ему согласием. Любовники решили развлечься невинной игрой в похищение, в этом тоже нет ничего предосудительного. Но вместо фрейлины слуги принца похищают королеву Луизу. И тут, сын мой, я должна задать вам, как мужу, вопрос. Отчего же ваша жена не объявила тут же о том, кто она такая, что пресекло бы инцидент на корню? Но нет, этого не происходит. Сначала королева едет в одиночестве по ночной дороге, потом молчит, когда ее похищают… честное слово, Генрих, тут у кого угодно зародятся сомнения в ее невинности. Ну а дальше все просто. Даму привозят, оставляют дожидаться принца. Мы с Его высочеством беседовали, когда прискакал де Крильон и объявил, что королева пропала. Монсеньор отложил все свои амурные дела и, прошу отметить это, сир, тут же бросился на поиски вашей супруги! Де Крильон и еще с десяток дворян вам это подтвердят, если моего слова недостаточно. Утром он идет к своей даме сердца, чтобы принести ей извинения за долгое ожидание, и находит вместо нее вашу жену. Он был изумлен до крайности! А ваша жена, похоже, вообразила себя Еленой Троянской. Я пыталась убедить госпожу де Водемон, что никто не желает ей зла, и все это ошибка, но, вижу, не преуспела. Вот как все было, Генрих. Вдовствующая королева выпрямилась в кресле с видом гордым и непреклонным, в душе вполне довольная собой. Лучшая ложь эта та, которая почти ничем не отличается от правды, и ее маленькая защитная речь вполне могла бы служить образчиком такой лжи.
Флоретт Ла Ферьер: Если, подобно лесной фее из сказок, что часто рассказывают кормилицы маленьким девочкам, стать невидимой и неслышимой, то можно много что узнать интересного. Ла Ферьер даже затаила дыхание. Их величества говорили негромко, не все слова поначалу были слышны, но Флоретт уловила саму суть разговора. Оказывается, тогда, осенью в Сен-Жерме, королеву действительно похитили! Она прекрасно помнила тот осенний вечер. Не каждый раз устраивается такой переполох почти до середины ночи. В волнении, фрейлина перекладывала из руки в руку сафьяновый мячик, тот, которым играла с собакой. В один, вовсе не прекрасный момент, мячик выпал из рук Флоретт, а чуткий слух левретки уловил едва заметный шум. Встав, потянувшись и зевнув, Нимфа решила, что раз ее разбудили, то самое время продолжить игру, а еще лучше выпросить лакомство. Схватив мячик зубами, она его принесла фрейлине, всем своим видом, показывая, что хочет играть. Флоретт же была другого мнения. Взяв из пасти собаки мяч, она не торопилась его кидать. Вот именно сейчас она услышала фразу о том, что похитить должны были кого-то из фрейлин, мало того, Его высочеством было все согласованно с дамой. Вот это, по мнению Флоретт, было несравненно интереснее, чем пропажа в ночи королевы. Королева то нашлась, а вот с кем у герцога Анжуйского был роман, было бы интересно узнать. Но Нимфа была другого мнения, она поскуливала, выражая нетерпение. Боясь, что левретка начнет громко лаять, Флоретт бросила мяч, а Нимфа, радостная, что ее заветное желание исполнилось, расшалилась не на шутку. Фрейлине с сожалением пришлось прервать следить за разговором их величеств на самом интересном месте. Левретка, тем временем, получив желаемую игрушку, услышала голос своей хозяйки. Это для других Екатерина Медичи была королевой, а для Нимфы просто обожаемой хозяйкой. Замерев и навострив уши, собака слушала голос, глухо звучавший из соседней комнаты. Решив, что радость от игры она должна разделить ни с кем иным, как с хозяйкой, Нимфа понеслась в соседнюю комнату. Дверь не стала для нее преградой, чуть – чуть приоткрытая щель стала прекрасной лазейкой. Вначале сунув туда нос, и убедившись, что свободно ей не пройти, левретка оперлась лапами на дверь и под ее, пусть и незначительным весом, дверь открылась. Ура! Свобода! Но, то, что для Нимфы было свободой, для Флоретт было почти гибелью, быстро быстро побежав за улизнувшей из спальни собакой, фрейлина поймала ее лишь почти на середине соседней комнаты, оказавшись в очень опасной близости от Екатерины Медичи и Генриха Валуа. - Простите, - только и сказала Ла Ферьер, поймав все же капризную собачку. Реверанса делать даже не пришлось, вернее у нее сейчас бы этого не вышло. Держа в одной руке собаку, в другой злосчастный мячик, Флоретт и так была почти на полу. Ей пришлось низко присесть, когда она ловила Нимфу. Все, что Ла Ферьер могла сделать, так изобразить на лице смущение и смятение. Правда это было очень трудно сделать, поскольку левретка, решив, что игра продолжается, стала вылизывать щеки поймавшей ее фрейлины.
Екатерина Медичи: Бывают случайности, которые происходят удивительно кстати. Когда ее разговор с сыном был прерван появлением левретки, а потом и фрейлины, королева Екатерина нахмурилась было, но эти признаки недовольства тут же исчезли, испарились как роса под жарким солнцем. Она благосклонно улыбнулась даме, ласково погладила Нимфу, вполне довольную тем, что ей больше не нужно сидеть взаперти. - Ты моя красавица. Разве можно так себя вести, - нежным голосом попеняла Флорентийка собаке. – Нужно слушаться Флоретт и делать то, что тебе велят. Да, Ваше величество, если вам угодно знать имя дамы, которой ваш брат назначил свидание в ту ночь, то она перед вами. Франсуаза Ла Ферьер, вдова сеньора де Бур-сюр-Шаран. Сказать по правде, Медичи если и рисковала, то совсем немногим. Из спальни можно подслушать то, что творится в кабинете, а женское любопытство безгранично. Вряд ли молодая вдова залила себе уши воском, только бы не слышать того, о чем говорит ее госпожа и король Франции. Но даже если и так, то у нее хватит ловкости и ума подыграть королеве в ее маленьком спектакле. Наивных нерасторопных дурочек Флорентийка к себе не приближала. - Как видите, сир, она того же роста и цвет волос у нее такой же, как у мадам Луизы, да и платье, если я не ошибаюсь, на ней в тот вечер было похожее. Не то голубое, не то светло-синее. Каким было платье на Флоретт на балу в Сен-Жерме, Медичи не вспомнила бы и ради спасения души, но любая ее фрейлина по одному ее взгляду поклялась бы на Евангелии, что она была в розовом наряде, голубом, зеленом, или вовсе без оного, если так угодно королеве. - Если позволите, сир, я попрошу вас, прежде чем выносить свое суждение, которое, разумеется, будет единственно верным, поговорить с де Крильоном. Он человек верный, безупречной честности. И вы сами убедитесь, в том, что произошло, виновата неосторожность королевы Луизы и случайность, злого намерения у вашего брата не было, как и у меня. Жаль, что Ее величество думает иначе.
Henri de Valois: Все, что говорила королева-мать, могло быть в равной степени и правдой, и неправдой. Кроме одного. Имени де Крильона. Луи де Бальб был верен королю и богу, и даже недоброжелатели не могли сказать об этом достойном дворянине ничего порочащего. Де Крильона не удастся подкупить или запугать, не удастся вовлечь в придворные интриги, и на его слово можно положиться. Да еще, пожалуй, следовало узнать, правда ли то, что Луиза де Водемон пренебрегла своей безопасностью и отправилась в Париж в одноместном портшезе без гербов. Да, конечно, короли и, особенно, королевы, неприкосновенны. Но весьма неразумно искушать судьбу. Чувствительные излияния госпожи де Водемон можно было и вовсе отбросить, они не имели отношения к делу, а свидетельствовали лишь о ее душевной слабости. Король равнодушно оглядел фрейлину матушки, которую та представила как амурное увлечение Франсуа. Действительно, блондинка, того ангельского вида, который пользовался особенным успехом при дворе. В сущности, Генрих подозревал, что поставь перед ним с десяток подобных дам, в масках и похожих нарядах, узнать среди них госпожу де Водемон он не сумеет. Чтобы видеть, нужны не глаза а сердце, а его сердце давно было отдано в плен маркизу д’Ампуи. - Я услышал вас, мадам, и благодарю за то, что дали мне столь исчерпывающие объяснения, - поклонился он матери, смягчив улыбкой невольную официальность тона. Он не спешил кидаться угрозами и обвинениями. Рассказ матери прибавил в это странное дело несколько деталей, которые были весьма ценными, спасибо ей за это. А вот Франсуа действительно может благодарить судьбу за то, что нынче он в Англии, потому что по отношению к нему Генриху было бы трудно быть справедливым. Как можно быть справедливым к змее, которую ты кормишь, но которая раз за разом жалит тебя в руку? - Хорошего дня вам, государыня. Надеюсь, увидеть вас сегодня вечером, вы не забыли? Моралите по Аристофану в исполнении актеров из Бургундского отеля. Госпожа Ла Ферьер… Кивнув королеве и ее фрейлине, Его величество вышел из покоев вдовы Генриха II. Нельзя сказать, что он узнал очень многое, но все же кое-что стало проясняться.
Флоретт Ла Ферьер: Сначала Франсуазе показалось, что гроза пронеслась мимо, ее просто попросят унести Нимфу и быть внимательнее. Возможно, после ухода короля, ее госпожа выразит свое неудовольствие, что она не смогла уследить за собачкой, но все оказалось совсем иначе. Слова, произнесенные королевой-матерью, просто ошеломили Ла Ферьер, и легкий испуг на ее лице был вполне естественен, а мгновение спустя Флоретт поняла, что и вполне уместен. Именно испуг, а не удивление, что она оказалась именно той дамой, которой герцог Анжуйский назначил свидание в Сен-Жерме. Удивляться тут нечему, а вот испугаться, что тайное стало явным и сказано при самом короле Франции – вполне объяснимо. Любовные интрижки при дворе Франции были в порядке вещей, но, конечно, официально не поощрялись. Ей оставалось лишь стоять сейчас и делать смущенный вид. На самом деле ей не было бы стыдно, даже если бы все было именно так. Ей было бы обидно, что свидание не удалось, а сейчас Флоретт было любопытно, кому же герцог Анжуйский назначил столь необычное свидание. Флоретт внимательно слушала, о чем говорили между собой Екатерина Медичи и Генрих Валуа. Ни слова порицания в свой адрес она не услышала, но поняла, что в тот вечер роковую случайность в расстроенном свидании играли: цвет волос дамы и цвет платья. Если к ней будут вдруг вопросы, то Франсуаза мысленно представив еще раз тот вечер, убеждала сама себя, что да, это именно с ней принц договорился о свидании. Разумеется, она скажет, если ее спросят, что речь шла, лишь о позднем ужине и не более, что в мыслях герцога Анжуйского не было умысла нанести ей оскорбления, и прочее, и прочее. И, действительно, в тот вечер на ней было платье светло-синего шелка. Или цвета светлой сирени? Увы, фрейлина уже не помнила таких деталей. Вот браслет с бирюзой она помнит на своем запястье именно потому, что вечером того дня сломался замочек. А раз она надевала бирюзу, то платье не могло быть сиреневым. Этот цвет плохо сочетается с бирюзой. Сделав реверанс королю, когда тот при уходе из покоев Медичи произнес ее имя, Флоретт с интересом ждала, чем продолжится день. Стать случайной свидетельницей разговора, касающегося первых лиц королевства и интересно и опасно одновременно. Больше всего ее интересовало кто именно та таинственная дама, которая предпочитает такие необычные свидания. Вычислить даму среди фрейлин было сложно. Блондинок при дворе было достаточно, предпочитающих светлые и холодные тона платьев тоже. Честолюбие шептало Ла Ферьер, что, если герцог предпочитает блондинок, то она вполне может привлечь его внимание. И почему эта дерзкая мысль раньше не приходила ей в голову? Тут впору пожалеть, что Монсеньор уехал в Англию. - Ваше величество, мне унести Нимфу? – осмелилась спросить Флоретт, предполагая, что сейчас Медичи продолжит диктовку писем. Кроме того, левретка у нее на руках, проявляла все больше и больше беспокойства, желая побегать и поиграть, или побыть на руках своей хозяйки, а не чужого человека. Боясь, что собака будет мешать Их величествам, фрейлина до сих пор не решилась отпустить ее на пол комнаты.
Екатерина Медичи: - Непременно, сын мой, непременно буду, - кивнула Флорентийка, улыбаясь королю. Но улыбка ее истаяла, как только за старшим сыном закрылась дверь. Не стоило обольщаться, Генрих далеко не так прост, чтобы удовольствоваться только ее словами. Не следовало пренебрегать осторожностью, и, если уж она представила Флоретт, как ту таинственную даму, которую намеревался похитить Монсеньор, Флоретт следовало и дальше играть свою маленькую роль. - Отпустите Нимфу, милочка, мне нужно поговорить с вами. Вы неглупая женщина, и все поняли, не так ли? В сущности, все, что от вас требуется, если вдруг вас решат расспросить, это подтвердить назначенное свидание в Сен-Жерме после бала с Его высочеством, в остальном можете изображать полное неведение. Невелик труд, да и от репутации молодой вдовы не убудет, все же свидание с принцем, а не с гвардейцем. Поднимаясь наверх, к трону, распутство переставало быть грехом, а превращалось в искусство, а внимание высочайших особ всегда считалось честью, даже герцогиня де Невер не брезговала ходить в любовницах короля. Бесстыжая гордячка. Хотя… Медичи прищурилась на огонь. Если ее сын собирался похитить даму, значит, та отчего-то не была расположена оказать ему желанное расположение. Значит, речь идет не о ее фрейлинах, те бы не посмели отказать Его высочеству. - Но это еще не все, сударыня. Я хочу поручить вам одно очень важное дело. Нужно найти настоящую виновницу случившегося. Полагаю, вы, с вашей сметливостью и очарованием справитесь и с этим заданием. Вдовствующая королева перевела тяжелый взгляд с каминной решетки на свою крестницу. Это задание должно было стать испытанием для Ла Ферьер. Либо молодая вдова справится и будет вознаграждена, либо нет. - Не ищите ее среди ваших приятельниц. Скорее всего эта таинственная незнакомка состоит в свите королевы Луизы, либо является верной супругой одного из царедворцев. Я найду список тех, кто был приглашен в тот вечер в Сен-Жерме и отдам его вам, Флоретт. Но и вы не сидите без дела. У королевы есть исповедник, отец Жан, он же спасает души ее придворных дам. Займитесь им. Может быть, ему известно что-нибудь об этом деле. Жаль, что нельзя самой заняться поисками и расспросами, это сразу насторожит сына. Жаль, что нельзя вытрясти из Водемон всю душу, рано, пусть уверится в том, что король защитил ее от злобной мегеры, королевы-матери. Но проучить негодницу надо, и Медичи даже знала, как. - Да, Флоретт, распорядитесь, чтобы повара приготовили сладкие пирожки, и отнесите их королеве Луизе. Передайте их от меня с наилучшими пожеланиями. Вряд ли госпожа де Водемон решится отведать сладости, присланные ей свекровью, а если и решится, у бедняжки подведет живот от страха. Ничего, немного страха иногда полезно, очень уберегает от глупостей.
Флоретт Ла Ферьер: - Да, Ваше величество, я поняла, что герцог Анжуйский назначил мне свидание в Сен-Жерме, которое не состоялось, поскольку все тем вечером были обеспокоены исчезновением Ее величества. – Твердо, как заученную часть святого писания, озвучила фрейлина то, что она должна была говорить каждому, кто поинтересуется той давней историей. Левретка, получив свободу, радовалась, как шаловливый ребенок. Проверив все свои любимые места в комнате, тщательно обнюхав то место, на котором стоял король, Нимфа чинно улеглась рядом со своей хозяйкой, чутко прислушиваясь к ее голосу. Для Ла Ферьер дальнейшая беседа с королевой Екатериной принимала все больший интерес. Поручение, данное ей, совпадало с собственным любопытством. И сейчас ее сердце учащенно билось, а в глазах можно было заметить искорки азарта. Что же это за таинственная дама, ради которой Его высочество был готов на многое? Флоретт была согласна, что не стоит искать даму среди фрейлин Екатерины Медичи. Уж кто-нибудь похвастался, хотя бы вскользь, своей неприступностью или своей хитростью - отказать принцу, чтобы еще больше распалить его страсть и желание обладать тем, что ему недоступно. -Неизвестная дама своим поступком подвергла опасности королеву Луизу, это непростительно. Из тех, кто служит Вашему величеству, никто бы не осмелился на такое, – почтительно произнесла Ла Ферьер. То, что еще минуту назад она сама с готовностью признала себя той самой дамой, которой Монсеньор назначил несостоявшееся свидание, ничуть не смущало и не противоречило логике молодой вдовы. У правды, как у любой монеты есть два лица. Любой поступок можно как осудить, так и одобрить. Все зависит от того, кому и что нужно знать. - Я постараюсь сделать все возможное, что бы оправдать Ваше доверие, мадам. Полагаю, что отец Жан не откажет мне в наставлении, если я обращусь к нему за советом. - Она еще не знала, как и под каким предлогом обратится к отцу Жану, но доверие королевы много значило для Флоретт. Она восхищалась умом и проницательностью своей крестной, ценила ту власть, которую сохранила вдова Генриха Второго. Ла Ферьер льстило, что она может быть полезной для Медичи. Нет, Франсуаза не питала иллюзий о своей незаменимости, а прекрасно понимала, что сегодня она, а завтра, может быть, другая фрейлина будет выполнять поручения Флорентийки. Вывод Флоретт был прост, нужно стараться, тем более, что задание на этот раз было не из легких. Если отцу Жану и было что-то известно, то он никогда не откроет тайны исповеди. Этот исповедник был суров в своих требованиях к своим подопечным. У него, как у священника был лишь один недостаток. Отец Жан был непозволительно красив для духовного лица. С его появлением в Лувре многие фрейлины вдруг стали проявлять усердное благочестие, бегая исповедоваться, чуть ли не в каждой греховной мысли. Ла Ферьер сильно сомневалась, что отец Жан приоткроет хоть чуть-чуть тайну исповеди любой из своих кающихся. Но, королева-мать не просто так поручила ей это дело, а сказала, что она с этим заданием справится. А Екатерина Медичи редко ошибалась в людях. - Вы так добры к Ее величеству, я непременно передам королеве Луизе и лакомства и Ваши наилучшие пожелания, мадам.
Екатерина Медичи: Екатерина Медичи выслушала фрейлину, оценивая, как искренне звучит ее голос, и выражение вполне уместной скромности на ангельском личике, и, надо сказать, осталась довольна. Всего в меру, все к месту. С отведенной ей ролью Флоретт должна справиться безупречно, а вот справится ли с заданием? Посмотрим. На всякий случай, королева предупредила свою крестницу: - Хорошая девочка. Я довольна вами, Флоретт. Если отец Жан вдруг начнёт читать вам проповедь, вместо того, чтобы отвечать на вопросы, не стесняйтесь указать ему на то, что разговариваете вы с ним по моему личному поручению, и в его интересах, так же, как в интересах госпожи де Водемон, чтобы мы как можно скорее установили истину. Идите. Пришлите кого-нибудь погулять с Нимфой, займитесь сладостями для королевы, и до вечера вы свободны. Вечером Медичи предвкушала небольшое развлечение, помимо Аристофана. Она хотела полюбоваться на бледное личико невестки. Неблагодарная! Распутница, похлеще Маргариты. Вся разница в том, что мадам Луиза принялась распутничать, выйдя замуж, а Марго, похоже, остепенилась, обретя, наконец, мужа и дом. Ну, дай бог, дай бог. Эпизод завершен
полная версия страницы