Форум » Игровой архив » О мужской ветрености и женском постоянстве » Ответить
О мужской ветрености и женском постоянстве
Флоретт Ла Ферьер: 4 сентября 1578 года. Франция, Сен-Жермен. Вторая половина дня.
Ответов - 16, стр:
1 2 All
Флоретт Ла Ферьер: Повозка ехала непозволительно медленно. Один пейзаж сменялся другим, но даже красочность начала осени ее не радовала. Сколько можно смотреть на кущи деревьев, золотистые поля пшеницы или убранные стога сена? Восторженность сельской идиллией не была присуща мадам де Ла Ферьер. Практичный ум Франсуазы подсчитывал, сколько дохода могут принести эти земли своему синьору. Франсуаза де Ла Ферьер устало откинулась на подушки сиденья. Но, даже они казались ей неудобными. Хотелось прилечь, но это означало остановку в пути. Остановка в пути для уставшего путешественника, что может быть естественнее, но для фрейлины королевы Екатерины Медичи это означало лишь задержку в пути. Задержка, которая неизвестно чем может обернуться для нее самой, ну и, конечно, для Франции. Отъезд из Тура был для Флоретт неожиданным, а потому и багаж был собран в спешке и с собой она везла только самое необходимое. Остальное прибудет позднее. В дороге есть один недостаток – скука. Скука ведет ко сну, обжорству или размышлениям. Флоретт достался последний вариант, и у нее было достаточно времени подумать, что могло означать внезапное возвращение дамы д’Иверни ко двору Монсеньора. Прибыла ли она по приглашению герцога Анжуйского или сама решилась на такой шаг, заскучав в провинции. А она сама? Едет ли только по поручению своей госпожи или ее саму влечет Париж, Сен-Жермен и сам Франсуа? Еще года два или три и она уже станет неинтересна при дворе. Что ей тогда останется кроме замка Ферьер-ан-Бри и прилегающих к нему земель, пусть и увеличенных в последнее время с помощью золотых монет. Тщеславие фрейлины нашептывало, что ей не помешали бы новые земли, как и титул. Это было бы идеально. Но желать и получить это разные вещи. Вот если бы Франсуа Анжуйский был королем… В своих мечтах она уже видела себя второй герцогиней д'Этамп или Дианой де Пуатье. Мечты, мечты… Для их осуществления не хватало лишь пустяка. Принц Франсуа был лишь принцем. Но кто сказал, что он не наследник Генриха де Валуа? Приезд Элен Клод де Шабо в Сен-Жермен прошел почти незаметно. Лишь начальником стражи была сделана пометка в журнале. Сами апартаменты встретили ее легким налетом пыли и тем особым запахом, который приобретают нежилые комнаты. В самом дворце царила суета, готовились к небольшому балу, что вызвало легкую досаду у крестницы королевы Екатерины. За пять дней пути ее кожа, несмотря на дорожную маску, защищающую от пыли, могла обветриться и загореть, волосы пропитаться пылью. Ужасно! Ужасно! Но, разве со времен изгнания из рая женщины не придумали тысячи ухищрений, чтобы обрести красоту и свежесть? Пусть она лучше опоздает на бал, чем явится туда, словно крестьянка, уставшая после изнурительного трудового дня. Ванна с молоком, маска из толченого запаренного овса, лимон, добавленный в воду для ополаскивания волос, чтобы придать им особый блеск и оттенок и прочие дамские хитрости всего за несколько часов просто преобразили Элен Клод. Платье из шелкового бархата бордового цвета, расшитого "кипрской нитью", белоснежный плоеный воротник отделанный по краю кружевом подчеркивал свежесть цвета лица Флоретт, но главным украшением была четырехгранная брошь из пяти крупных рубинов, украшенная крупными каплевидными жемчужинами – один из последних подарков Его высочества. Жемчуг с рубинами, пусть и не такими чистыми и крупными, украшал шею и уши вдовы сеньора де Бур-сюр-Шарант. В зал она вошла не торопясь, сделав знак церемониймейстеру не объявлять ее появление, тем более, что в зале играли павану, а танцоры в такт музыке изящно и грациозно исполняли фигуры. У нее был прекрасный шанс понаблюдать со стороны кто и с кем танцует, а главное, заметит ли герцог Анжуйский ее появление. Внучка принца де Шательайона, бывшего фаворитом еще Франциска I умела ждать. Ей не нужно было эффектное возвращение ко двору в Сен-Жермен, ей нужно было, чтобы принц Франсуа сам вспомнил о ней. Если же нет, то еще неизвестно кому будет хуже от этого забвения.
Франсуа де Валуа: Его высочество по праву наслаждался прекрасным вечером. Разумеется, как того требовал этикет, он пригласил Его величество, и, разумеется, Генрих отказался. Так что Франсуа мог чувствовать себя полновластным королем в своем маленьком королевстве. Он сидел на небольшом возвышении, рядом с его креслом стояло другое – для Жанны, и снисходительно улыбался танцующим, находя в этом куда больше удовольствия, чем в самих танцах, потому что так он мог показать себя всем, себя – и свою любовницу. И вряд ли в этом зале остался хоть один человек, не понимающий, кем Монсеньору приходится красивая вдова маркиза де Ренель. В сторону барона де Клермон принц старался не смотреть лишний раз, ему все чудилось неодобрение в глазах старика… - Дорогая Жанна, когда начнут танцевать вольту, я надеюсь, вы составите мне пару. Франсуа поднес к губам пальцы дамы д’Иверни. Как же вовремя уехала матушка. И даже об отъезде Маргариты принц сожалел уже гораздо меньше. У Жанны тоже были черные волосы, царственная осанка, она была умна и украшала собой его двор, но кроме того, она украшала собой его альков, так что Его высочество считал, что потерял не так уж много… Пары двигались под плавную музыку – зрелище красочное, почти завораживающее. Зал тонул в сиянии свечей, вазы были наполнены цветами – лилиями и розами. Одной из них принц небрежно играл, обрывая алые лепестки, роняя их на колени Жанне де Лонгжю. Он помогал ей одеваться к балу, или, скорее, мешал, и знал, что под шелком юбки на ней белые чулки с алыми клиньями и подвязки, расшитые гранатовыми бусинами. А кожа над гладкими коленями еще нежнее, еще мягче… И при одной мысли об этом у принца кружилась голова. Паж, разносящий вино тем гостям, что воздержались от танцев, сразу узнал Франсуазу де Ла Ферьер, фаворитку принца. Или теперь уже бывшую фаворитку? Хотя, кто знает, как далеко зайдут капризы принца. Узнал, и поспешил к ней. - С возвращением, мадам. Желаете вина? Или, может быть, проводить вас к Его высочеству? Кажется, вечер будет полон сюрпризов…
Жанна де Лонгжю: Другую, возможно, смутило бы такое откровенное внимание принца и множество взглядов, вызванных проявлением этого внимания, но не Жанну. Взгляды – заинтересованные и завистливые – она встречала с таким спокойствием, словно лиф ее платья был броней, о которое разобьется любое оружие. Сегодня она изменила своему трауру, появившись перед принцем в платье цвета персидской сирени, со вставками из розовой парчи, с розовыми же лентами, скрепленными между собой застежками из жемчуга и изумрудов. - Я составлю вам пару, Монсеньор, во всем, чего вы пожелаете, - в том Его высочеству ответила вдова, прекрасно зная, что скромность и целомудрие – не то, чего он ждет от своей любовницы. – В танцах… на охоте… не только в танцах или на охоте. Может быть нам устроить турнир, Ваше высочество? На турнире сражаться будут дамы, а зрителями станут кавалеры. Я буду носить ваши и сражаться за право объявить вас лучшим любовником Франции! Принц, как поняла вдова, опасно истосковался по развлечениям. Танца, охота – это, конечно, прекрасно, но как скучно. А одной страстью не удержишь возле себя ни одного мужчину, нет, нужно завладеть его разумом и его душой, стать необходимой, как воздух. И тогда любая твоя просьба будет исполнена. Со своей просьбой Жанна пока не спешила. Время терпело, и лучше не торопиться, дабы не сделать ошибки. Обведя взглядом зал, она улыбнулась барону де Клермон. Старый паук был явно недоволен. А вообще, удивительно, как отец целого выводка дочерей не догадался предложить одну из них принцу. Если бы та оказалась понятливой и старательной, то титул маркиза, возможно, остался бы в их семье. У дверей возникло легкое волнение. Присмотревшись, Жанна узнала в вошедшей одну из фрейлин Екатерины Медичи, Франсуазу де Ла Ферьер, или, как ее еще звали при дворе – Флоретт. Ту самую Флоретт, которую Медичи увезла с собой и которая (Жанна уже успела вызнать подробности у слуг) согревала постель Монсеньора. Сложив в уме одно с другим, Жанна сделала вывод, что Флорентийка уже знает о ее возвращении. Знает, и принимает меры. - Посмотрите, мой принц, это не мадам Ла Ферьер стоит в дверях? Должно быть, важная причина вынудила ее вернуться в Париж. Вам стоит пригласить ее присоединиться к нам. Она очень красива, а я, Монсеньор, совсем не ревнива. Вдова изящно обмахнулась веером из розовых и голубых перьев, предвкушая сплетни, которые поползут по двору после этого вечера.
Флоретт Ла Ферьер: Принц был настолько увлечен Жанной де Лонгжю, что не заметил ее появления. Но вдова Антуана де Клермона того стоила. Несмотря на то, что она была старше герцога Анжуйского, она сохранила свежесть и белизну кожи, а темные волосы лишь подчеркивали это достоинство. - Вино Сен-Жермена всегда отменно, но я откажусь пока, - ответила она пажу, предложившего ей бокал вина. Второй вопрос Франсуаза словно не услышала. Конечно, по этикету, она первая должна поприветствовать принца, но почему бы не отсрочить эту формальность и не подойти к барону де Бюсси? Старость заслуживает уважения. Как для себя заметила Элен-Клод, в последнее время при дворе герцога собралось слишком много Клермонов. Слишком много, считая трех дочерей барона, которых тот до недавнего времени прятал в монастыре, а теперь вдруг решил всех разом вывести в свет. Оставив без внимания пажа, мадам де Ла Ферьер, идя по залу и здороваясь с присутствующими, словно невзначай остановилась около Клермона д'Амбуаз. - Месье барон, рада видеть вас в Сен-Жермене. Как Ваше здоровье? – Поприветствовала она старика Клермона, который помнил еще ее деда – адмирала де Бриона. По убеждению Флоретт люди с годами все больше и больше ценили к себе внимание. - Отрадно видеть, что носящие фамилию Клермон в чести у Его высочества, - при этих словах она выразительно указала глазами в сторону Жанны де Лонгжю. – Но, где же ваши очаровательный дочери? – Флоретт растерянно обвела взглядом зал и, не видя сестричек Клермон, вопросительно посмотрела на барона. – Уж не захворали ли они? Осенняя лихорадка так коварна, - сокрушенно покачала она головой, подражая заботливым матронам. Пока шел этот разговор, музыка закончилась, и, пользуясь паузой, Франсуаза решила, что настало время поприветствовать и хозяина замка. - Позвольте засвидетельствовать Вам свое почтение, Ваше высочество, - обратилась она к герцогу Анжуйскому, опускаясь в низком реверансе перед его креслом. Никакого намека на свое недавнее положение. Кротость и смирение, так ей несвойственные обычно в присутствии Франсуа, сейчас были неотъемлемы от ангельского личика крестницы королевы.
Жак де Клермон: - Три дочери, это, конечно, тяжкий крест, - разглагольствовал де Клермон, беседуя со своим старым другом, бароном де Мениль-Бю. – Но они хорошие девочки. Послушные, красивые. Будут кому-нибудь хорошими женами. Мою старшую, Рене, я хоть завтра готов отдать замуж, но в зятьях мне нужен хороший человек. Не из этих, придворных, у которых на голове кудряшки, а в голове одна пыль. Я, барон, боюсь теперь ходить по темноте во дворце. Так решишь что дама по запаху пудры и помады, ан нет! Выдать Рене замуж стало навязчивой идеей старика. Нет. Внешне все было благопристойно и старшую дочь упрекнуть было не в чем. При дворе Рене и ее сестры быстро прослыли девицами добродетельными и красивыми, к тому же слухи о богатом приданом уже привели к барону нескольких соискателей. Но все это была так, мелочь, дворянчики без гроша в кармане и с кучей амбиций. Не такие зятья ему нужны. Так что распинался он перед старым другом не зря, ой не зря. Ну а что? Барон де Мениль-Бю выглядел крепким, наверняка в состоянии исполнить свой долг и дать Рене наследника, хотя бы одного. А что они были ровесниками, так и что? Девчонке нужна твердая рука. Вон как рвалась на Юг вместе с королевой Маргаритой. Но барон был тверд – вся семья остается в Париже, и кончено. А если так невмоготу, то можно под крылышко к мачехе. Появление Жанны де Лонгжю стало для барона неприятным сюрпризом, еще более неприятным то, как быстро она заняла особое место рядом с принцем, бесстыдница эдакая. Ожидая от этой белокожей змеи худшего, Клермон удвоил усилия, надеясь обрести не только зятя, но и влиятельного помощника в подковерных придворных интригах. - Ааа, это вы, мадам Ла Ферьер, - с фальшивой улыбкой поприветствовал он прежнюю фаворитку Его высочества. – Решили вернуться? Вовремя, очень вовремя. Нам вас не хватало. Но, видимо, только нам… Он так же выразительно показал глазами на принца и даму д’Иверни. Придворные, меж тем, начали заинтересованно перешептываться. - А что касается моих дочерей, то они среди танцующих, и совершенно здоровы, благодарю вас за заботу. Так вот, барон, как я уже сказал… Отвернувшись от Франсуазы де Ла Ферьер старик продолжил разговор, целью которого было подвести барона к мысли о том, что ему нужна молодая, красивая и родовитая жена, иными словами, ему нужна Рене.
Эмери д'Аркур: - За сыновей ответственность у нас еще больше, - вздохнул Эмери д'Аркур, который благополучно выдав свою единственную дочь замуж, пекся теперь исключительно о своих наследниках. Дочери ведь что? Вылетят из гнезда и все. А сыновья, это продолжение рода. Сыновья – это цвет французского дворянства, опора короля. Всегда так было и будет. Хотя, как говорил еще его дед, раньше и небо было выше и трава зеленее. Прав, ох прав, барон де Бюсси, сейчас у придворных в голове одна пыль. Вот и его старший сын думает о чем угодно, только не о своей семье, не о продолжении рода. Женить его надо и срочно. Вот хоть у Жака де Клермона дочери на выданье одна другой лучше. Надо серьезно подумать. Древний род, хорошее приданое, сам барон не последний человек при дворе. Эмери посмотрел в зал, где среди танцующих были дочери барона де Бюсси. Все три были красивы, грациозны, ни о ком из них нельзя было и слова дурного услышать. Появление мадам де Ла Ферьер и ее разговор с бароном вызвал у Эмери очередной виток мыслей на тему: «Куда катится мир». - Ах, мой дорогой друг, разве можно было такое увидеть еще лет десять назад? – Задал он вопрос то ли барону де Бюсси, то ли сам себе, когда вдова сеньора де Бур-сюр-Шарант покинула их, направляясь в сторону герцога Анжуйского. – А ведь мы оба с вами помним графа де Шарни. Бедный Леонор де Шабо, - барон де Мениль-Бю покачал головой, - столько вложил в своих детей и вот результат… - Эмери развел руками, глядя вслед удаляющейся одной из дочерей графа де Шарни. – Можно ли было помыслить, чтобы молодая женщина вот так, свободно подошла к старшим и завела разговор. Почтительность! – д’Аркур назидательно поднял указательный палец вверх, - вот чего не хватает современной молодежи. Разумеется, это не касается ваших дочерей, - поспешно добавил Эмери, разглядывая в танце Рене де Клермон. Он был не против женить своего старшего сына на одной из дочерей барона де Бюсси, но мальчишка упрям в своем желании проводить время в военных походах, совершенно не думая о будущем. Размышляя о брачном союзе своего сына, Эмери все чаще и чаще задумывался и о своем новом браке. Жить вдовцом – скучно и, как говорят лекари, вредно для жизни. Пять лет вдовства – достаточный срок для памяти своей покойной супруги. Вон Жак де Клермон взял молодую жену, так чем он хуже? Эмери д’Аркур поправив усы, распрямил еще больше плечи. Он еще не стар и может быть счастлив в браке. Главное – правильно выбрать спутницу жизни. Требований у барона было не так много: из хорошей семьи, скромная и добродетельная. Рене де Клермон всем вот была хороша. Единственным ее недостатком была – молодость, ну так этот недостаток со временем пройдет. Время не идет назад. - А позвольте, барон, пригласить вас к себе в дом, что я приобрел с год назад. Он требует переделки, и ваш совет мне не помешает. К примеру, на будущей неделе после мессы. Захватите и своих дочерей. Моя дочь прислала мне канареек, вот забавные птахи. Пусть развлекутся. Довольный собой, Эмери д’Аркур благодушно улыбнулся, глядя в зал на танцующую Рене де Клермон. Хороша. Определенно хороша.
Жак де Клермон: - Вы совершенно правы, дорогой друг. Почтительность! Нынешняя молодежь словно забыла это слово. И хорошие манеры! Посмотрите на эту вдову маркиза де Ренель! Разве подобает женщине так себя вести, выставляя на показ словно… словно… Барон попытался найти пристойную замену тому слову, что вертелось у него на языке, и не смог. - Словно уличной девке! Мы с вами, барон, еще не стары, и полны сил, но когда придет мой срок, я хочу чтобы моя жена меня достойно оплакивала, а не вертела юбками при дворе! Исподлобья, словно старый ворон, Клермон следил за Жанной де Логжю и принцем. Ничего, он еще поговорит с Его высочеством. Постарается намекнуть, что такое поведение, возможно, не очень-то понравится королю и королеве-матери. Танец закончился, и дочери барона, как три птички, слетелись под родительское крыло. Барон с гордостью оглядел всех троих и многозначительно улыбнулся старому другу. - Девочки мои, барон де Мениль-Бю был так любезен, что пригласил нас в гости, на следующей неделе. Рене, поблагодари барона за доброту от своего имени и от имени своих сестер. Жак де Клермон, многозначительно взглянув на дочь, чуть подтолкнул ее вперед. Ну а что? Хорошая партия для той, которая недавно еще собиралась в монастырь. У нее будет свой дом и драгоценности, а дочь барона – почти ее ровесница, будет ей подругой. Ну, или не будет, это уже их, женские дела. Их мужские – приданое, вдовья часть и прочие важные вещи. Все это он, конечно, позже объяснит Рене и прикажет быть поласковее с Эмери д'Аркуром. Да и для Маргариты с Франсуазой будет лучше, чтобы старшая сестра поскорее вышла замуж. Словом, все, что волновало барона – это согласие его друга. От Рене он возражений не ждал, да и не потерпел бы он от дочери самовольства.
Рене д'Амбуаз: Для любой молодой девушки балы и танцы это удовольствие, и Рене не была исключением. Пусть в этом зале не было никого, кто привлек бы ее внимание, никого, на ком бы остановился ее взгляд и сердце забилось от надежды или любви, но все же она с удовольствием исполняла фигуры паваны, благо, танец не требовал от нее даже улыбки, даже легкого соприкосновения рук. Когда музыка закончилась, она поблагодарила своего кавалера реверансом и поспешила к отцу. Следующий танец по придворному этикету был быстрым, со смелыми движениями, и многие дамы пользовались этим, чтобы показать красоту своих ног и позволить себе смелые прикосновения, но Рене считала это суетным и неприличным. К счастью, никто и не желал ее пригласить. - Батюшка... Господин барон... Рене хотела было встать чуть в стороне, чтобы не мешать разговору отца и его друга, но оказалось, что ей в этом разговоре уже отведена роль. Но почему она должна благодарить барона де Мениль-Бю? И почему отец придает такое значение его приглашению? Сердце девушки кольнуло неприятным предчувствием. Стремление отца найти ей мужа было хорошо известно всей семье, он много раз упоминал об этом. Но... не собирается же он выдать ее замуж за старика?! - Ваша милость, благодарю вас за любезное приглашение, я и мои сестры почтем за честь нанести вам визит, - выговорила она непослушными губами. Нет. Не может быть. Это разыгралась ее фантазий. От волнения, от танцев, от духоты. Она уже смирилась с тем, что замужества ей не избежать, была готова к тому, что супруг окажется старше — при дворе такое случалось сплошь и рядом. Но пожалуйста, Господи, только не это! Только не этот старик.
Франсуа де Валуа: Если бы Его высочество имел свойство смущаться – он бы, без сомнения, смутился. Появление его прежней, еще недавней любовницы, оказалось довольно неожиданным. Согласитесь, неловкая ситуация. Ты посвящаешь на отъезд дамы прочувствованный сонет, в котором обещаешь умереть от тоски, а потом не проходит и месяца, как эта дама застает тебя с другой. Да еще на глазах всего двора. Что оставалось делать Монсеньору? Правильно, сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Он выпрямился в кресле, подарив Флоретт самую очаровательную из своих улыбок – а в запасе у младшего сына Екатерины Медичи их было предостаточно, на любой случай. - Мадам де Ла Ферьер! Какая приятная неожиданность, вы решили вернуться ко двору? Музыка закончилась, танцующие разошлись, и теперь с нескрываемым любопытством наблюдали за происходящим. Принц и две его фаворитки. Белокурая Франсуаза, темноволосая Жанна де Логжю… ничего не скажешь, если у Его величества склонность к красивым юношам, то у брата короля, несомненно, склонность собирать вокруг себя красивых женщин. На двух дам осуждением смотрели разве что совсем завзятые ханжи. Кто бы отказал принцу? Жанна, сидящая рядом, любезно улыбалась, Франсуаза, склонившаяся в поклоне, была сама кротость, и принц почувствовал себя увереннее. Настолько, что даже оценил контраст и пришел к выводу, что две красавицы лучше, чем одна. Делил же его дед, Франциск I, свою благосклонность между несколькими фаворитками! Но сначала, пожалуй, выслушаем, что скажет мадам Ла Ферьер. - Как здоровье нашей достопочтенной матушки? Как поживает наша сестра, королева Наваррская? Не случилось ли так, что они передали с вами письмо? Мы тоскуем по ним. О да. Особенно по Екатерине Медичи. Но умел убедительно сыграть роль хорошего сына и доброго брата.
Флоретт Ла Ферьер: Терпение, терпение и еще раз терпение. Это матушкино наставление не раз пригодилось Элен Клод в жизни. Вот и сейчас она не торопилась подниматься из реверанса, давая возможность Его высочеству решить, как ее принять. И сама еще раз оценивала ситуацию, в которой оказалась, ведь вернуться без приглашения – смелый поступок, вернуться лишь как посланница королевы-матери – рискованный шаг, претендовать на прежнее положение фаворитки на глазах всего двора – урон своему самолюбию и чести. Лишь, когда герцог Анжуйский любезно поприветствовал ее, Флоретт плавно и неспешно поднялась. - При первой возможности я вернулась в Сен-Жермен, - Франсуаза с нежностью и обожанием посмотрела в глаза принца, даже не пытаясь в них прочесть или угадать его истинное настроение. Она знала, что они оба были искусными лицемерами, умея выражать лишь то, что нужно в данный момент. Франсуа де Валуа сейчас был прекрасен. Каждый собравшийся в зале мог увидеть в нем и почтительного сына и гостеприимного хозяина своего замка. Сама же она могла сойти и за любящую женщину, нашедшую повод вернуться к своему возлюбленному. Любящую настолько чисто и невинно, что даже присутствие соперницы не вызывает у нее гнева или отчаяния. - Ее величество королева Екатерина здорова и шлет Вашему высочеству свое родительское благословение, - с очаровательной, но вместе с тем и почтительной улыбкой ответила мадам де Ла Ферьер на вопрос принца. Она не соблазняла, но позволяла собой любоваться. - Ваша сестра, королева Наварры, когда я покидала Тур, тоже была в добром здравии. Везде, где Их величества останавливаются, им оказывается самый достойный прием. Я бы никогда не покинула свиту королевы Екатерины, если бы не необходимость вернуться в Париж. Флоретт печально вздохнула, словно еще раз переживая разлуку со своей обожаемой крестной и прекрасной Маргаритой Валуа, теряя все прелести путешествия в обществе двух королев, променяв все прелести ранней осени юга, возвращаясь в столицу одна одинешенька. - Пользуясь моим отъездом, королева Екатерина передала для Вас и Его величества письма, - добавила мадам де Ла Ферьер, совладав со своей минутной печалью. Главное было не переиграть. - Но, я не посмела отвлечь Ваше высочество от музыки и танцев, поэтому они не при мне, - добавила Франсуаза, снова опуская глаза долу, как бы признавая свою вину за непочтительную расторопность, но она не почтовый курьер, чтобы первым делом думать о делах, а не о самой себе. Флоретт нравились балы, устраиваемые в Сен-Жермене. Герцог Анжуйский отличался вкусом к развлечениям. Здесь было более уютно, чем в Лувре при королевском дворе, тут чувствовалось вольготнее, можно было позволить себе больше удовольствий. Вот только многочисленное семейство Клермонов вызывало сейчас опасение. Это Жанна де Лонгжю устроила так, чтобы родственники ее покойного мужа не давали забыть принцу фамилию д’Амбуаз, или старый барон решил, что у него в доме скопилось слишком много дочерей? Мысль о многочисленном семействе дало повод ей вспомнить о своей младшей сестре Луизе. Надо написать матери и если Луиза еще не замужем, она попросит отпустить ту в Париж и посмотрит какую из этого можно извлечь выгоду.
Франсуа де Валуа: Письма? Письма это любопытно. Разумеется, матушка почти каждый день писала сыновьям короткие послания, но письма, да еще отправленные не с обычным гонцом, а с доверенной фрейлиной! Вероятно, в них содержится нечто важное. Может быть, король Наваррский отказался принять Маргариту и ее везут обратно в Париж? Это было бы чудесно. Хотя, братец, конечно, предпочтет отправить Маргариту в какой-нибудь монастырь, но не позволит ей блистать при его дворе. Дражайший Генрих слишком боится соперничества. - Что ж, мадам, мы рады вашему возвращению. Голос Его высочества был любезен – и только. Напрасно собравшиеся выискивали в них хотя бы намек на то, что возвращение Франсуазы де Ла Ферьер пробудило в принце нежные чувства. Слишком роскошное развлечение для придворных, пусть и дальше мучаются догадками. - Надеюсь, вы получите удовольствие от музыки и танцев, а так же от наших маленьких развлечений. Принесите мне письма после бала, сударыня. И я надеюсь услышать от вас подробный рассказ о путешествии. Монсеньор улыбнулся Флоретт, улыбнулся Жанне, улыбнулся всем собравшимся, как бы спрашивая – а решится ли кто-нибудь дурно подумать о его словах и вложить в них иной смысл? Разумеется, ни у кого бы не хватило дерзости на подобное. Почти каждый счел нужным если не сказать вслух, то подумать о том, что Монсеньор – воплощение гостеприимства и галантности. Кто-из придворных, наконец, догадался сделать знак музыкантам и заиграл бранль. Его высочество продолжал улыбаться, давая Флоретт возможность найти себе партнера по вкусу или задержаться возле его кресла. - Жана, дорогая, не знаю, помните ли вы мадам Ла Ферьер, по-моему, вы в одно время появились в свите мадам Екатерины, но рекомендую ее вам как очаровательнейшую собеседницу. Я ценю ее за ее ум и остроумие – настоящие сокровища в красивой женщине, вы согласны? Двуличные глаза принца были чисты и невинны.
Жанна де Лонгжю: Жанна готова была прозакладывать свои лучшие драгоценности, что принц ценит мадам де Ла Ферьер не только как собеседницу. В первую очередь не как собеседницу. Беседовать можно и со старухой – чем, например, мадам Катрин плоха? Умнейшая женщина своего времени! Но принц сказал – и она поверила. Ну, или сделала вид, что поверила. При дворе это почти одно и то же. - Конечно, я помню мадам де Ла Ферьер, Ваше высочество. Рана нашей встрече, мадам. Со стороны, вероятно, казалось, что Жанна встретила если не подругу, то, во всяком случае, добрую приятельницу, которую не видела много лет. Но что делать? Ее положение при Его высочестве было весьма шатким, любовница – это всегда так ненадежно. Официальная фаворитка – иное дело, но и они падали с пьедестала в грязь. Бог мой, нынешние времена таковы, что даже быть женой не слишком-то надежно. Вот, Маргарита Валуа замужем за Генрихом Наваррским, и что? Сейчас ее чуть ли не насильно везут к мужу, и примет ли он ее – еще вопрос. Слова про «принести письма после бала» Жанна услышала и оценила, но сделала вид, будто они ее нисколько не взволновали. «Подождем вольту», - прошептала она про себя, обмахиваясь веером с видом самым любезным. У всех свое оружие. Но ревность – нет. Ревность бессмысленна, опасна и увы, ранит только ту, которая по неосторожности решит ею воспользоваться.
Флоретт Ла Ферьер: Его высочество был любезен, сдержан и, похоже, его заинтересовало письмо Медичи. «После бала» это не «завтра утром». Его нынешняя фаворитка была - Жанна де Лонгжю была сама любезность, и Франсуаза отвечала ей тем же, выразив радость от новой встречи, добавив, что она всегда ценила ее общество. Пусть каждая из дам знала, что это не так, вдова сеньора де Бур-сюр-Шарант и вдова сеньора д’Амбуаз никогда не были подругами, но весь этот спектакль был для собравшихся в тот вечер в Сен-Жерме. Конечно, Флоретт отметила для себя, что герцог Анжуйский обращается к даме д’Иверни по имени, а ее называет «мадам», иногда добавляя фамилию, но эта мелочь не омрачит ее вечера. Напротив, из этого можно сделать и развлечение. Пойманный журавль всегда скучнее не пойманной синицы. Мужчины, по большей части, охотники, их интересует новая дичь, а не собранные трофеи. Заиграл бранль, и мадам де Ла Ферьер, учтиво поклонившись Его высочеству, вернулась в зал, собираясь, как и выразил надежду принц, получить удовольствие от музыки и танцев, а так же от всех развлечений этого вечера. - О! Виконт д'Ольне, я думала, что вы не выезжаете из Ле-Шан-д`Ольне, - Флоретт легко и непринужденно улыбнулась мужчине в темно-зеленом колете, - не поверите, но я как раз хотела вам написать. Никто лучше вас не разбирается в разведении перепелок кроме вашего управляющего. Виконт д'Ольне действительно недавно лишь прибывший ко двору быстро проглотил наживку из лести, начал тут же под звуки бранля рассказывать о разведении этих маленьких, но очень вкусных птичек, а Флоретт старалась делать заинтересованный вид, а не зевать от скуки. За бранлем последовала куранта, а виконт все еще расписывал ей тонкости своего хозяйства, намекая, что с удовольствием покажет ей и свой замок и все остальное, что ее заинтересует, недвусмысленно намекая, что будет рад видеть не только в своем доме, но и в своей спальне. Франсуаза сделала вид, что не понимает его намеков, но благосклонно приняла его приглашение на вольту. О, сколько вольностей позволял этот танец! Мужчина должен был держать свою партнершу по танцу за талию, дама касалась рукой плеча своего кавалера, и разве можно с чем-либо сравнить те ощущения, когда сильные мужские руки резко и порывисто поднимают тебя вверх. Флоретт с видимой беспечностью развлекалась, отдавшись легкомыслию этого танца. Никто не должен был увидеть, что якобы фрейлина Медичи грустит из-за того, что ее место подле принца занято другим или, что еще хуже – она вернулась, охваченная ревностью, лишь только до нее донеслись слухи о появлении у герцога Анжуйского новой фаворитки. О делах она подумает после бала.
Франсуа де Валуа: Вольту заиграли в свой черед. Вольту любили. Какой еще танец даст столько возможностей? Кавалеры соревновались в том, кто поднимет выше свою даму, дамы в том – у кого красивее то, что обычно скрыто под юбкой. Стройные ножки в разноцветных чулках мелькали на радость зрителям, которые не стеснялись на громкие выкрики одобрения. Жанна была великолепной партнершей. От того, как близко было это лицо, губы, колдовские черные глаза, от запаха ее духов Монсеньор терял голову. Еще Франсуа хотелось, чтобы и дама д’Иверни хоть раз потеряла голову, хотелось обнаружить в ней чисто женскую слабость, когда любовница целиком отдается на волю своего господина и повелителя, растворяется в нем. Но Жанна и в алькове была победительницей. Это и дразнило, и злило, и очаровывало. В последний раз скользнули ладони Монсеньора по тесному корсажу, и принцу показалось, будто он сделал из расплавленного свинца – так обжигал ладони. А белая кожа груди над краем корсажа словно снег. Холодный снег, способный подарить прохладу. - Продолжайте, господа, - кивнул принц придворным. – Я лишь покажу даме д’Иверни галерею и новые гобелены. Мы скоро вернемся. Придворные ответили глубокими поклонами и понимающими усмешками. Одобрительными усмешками. В том, что следующего короля Франции будут звать Франциском II,I уже никто не сомневался, если, конечно, трон удержится под задницей дома Валуа. А то есть еще Бурбоны, Лоррейны, Валуа-Анжу, Валуа-Лонгвили. Возможно, следующим королем станет сын Франсуа, потому что рано или поздно он женится. Не на высохшей смоковнице Бесс, конечно. Но будущее, определенно, за ним. И хорошо, что этого Валуа обошли привычки его старшего брата. И Жанне де Лонгжю тоже кланялись – у королевской фаворитки много власти, главное, суметь правильно ей воспользоваться. В галерее темно. Масляные лампы горят самое малое через двадцать шагов, и островки желтоватого тусклого света сменяются полной темнотой. В эту темноту, в нишу, помнившую, должно быть, всех любовников Сен-Жермена, принц уводит Жанну. Темнота – это хорошо, в темноте ее колдовские глаза не имеют над ним власти и он ведет себя недвусмысленно напористо, как солдат в завоеванном городе, чувствуя под губами, под пальцами желанную добычу. - Чего ты хочешь? – спрашивает с придыханием. Его высочество и правда, готов сейчас бросить к ногам этой женщины весь мир. - Скажи! Я приказываю.
Жанна де Лонгжю: - Подтверждения титула маркиза де Ренель для моего сына, Ваше высочество. И ваша опека до ео совершеннолетия. Голос Жанны звучит тихо, срываясь на стоны, которые противоречили расчёту ее слов. Или дополняли друг друга? Вдова знала что делала… и как… и зачем. Разум – холодный, расчетливый, лишенный сентиментальности, подсказал даме д’Иверни: это ее шанс, тот самый, ради которого она приехала в Париж, рискуя вызвать гнев Флорентийки. Опека – дело почетное и выгодное. Опека над малолетним маркизом де Ренель должна прийтись по вкусу принцу, еще и тем, что тогда он получает иллюзорную власть над его матерью. Может оставить при дворе, может отослать… Собственно говоря, Жанну не пугало ни то, ни другое. В нише становилось жарко, в галерее царила тишина, словно весь дворец принадлежал только любовникам. Принц настойчив, напорист, иногда груб и Жанна отвечает ему тем же. А уж как Его высочество будет выводить следы такой пылкой страсти – это не ее забота. Такие игры ее не пугают, как не пугает пятно на репутации. Может быть, Жанна недостаточно чтит память покойного мужа, но она хорошая мать. А к тому времени, как ее мальчик вырастет, о грехах его матери позабудут. Особенно, если он будет взрослеть под опекой Его высочества герцога Анжуйского.
полная версия страницы