Форум » Игровой архив » Арифметика королевы-матери » Ответить
Арифметика королевы-матери
Екатерина Медичи: 2 сентября 1578 года. Тур. Франция.
Ответов - 12
Екатерина Медичи: Старый замок в Туре наполнился жизнью и даже как будто помолодел. Стенами в дорогих гобеленах, каминами с новыми затейливыми решетками и ярким пламенем, спальнями, в которых на старый остов натянули лионский шелк и венецианский бархат. Часть убранства Екатерина Медичи привезла с собой, часть – и щедрую часть – включая золотую посуду, вина и обстановку для королевской часовни пожертвовали горожане, в благодарность за оказанную честь… Рана не позволяла королеве покидать свои комнаты, но нисколько не умерила энергию этой удивительной женщины, не желающей выпускать власть из своих рук ни на минуту. День она проводила в кресле, принимая посетителей и заверения в том, что Тур верен королю и только королю и так будет всегда. Флорентийка даже готова была поверить этим заявлениям, поскольку они были оплачены кровью. Ее кровью. Но были и другие посетители, без громких имен, и приходили они совсем другими путями, через незаметную дверцу в молельне королевы. Но ценила их Медичи ничуть не меньше. С помощью этих незаметных людей, скрывающих от мира настоящие имена и даже лица, Флорентийка наказывала, награждала, заключала союзы и объявляла войны. С их помощью она управляла и правила Францией. - Мадам де Сабле? Дверь в молельню приоткрылась, и придворная дама Ее величества кивнула головой, давая понять что да, тот, кого королева-мать ждет пришел. - Пусть месье де Морт войдет. Месье де Морт… Флоретийка усмехнулась. Знала бы та же маркиза де Сабле, что под этим именем скрывается потомок знатнейшего рода Испании! Увы, незаконный потомок, а потому не принятый в круг грандов, оставленный даже собственным отцом. А Флорентийка была достаточно прозорлива, чтобы дать ему новую жизнь, новое имя, опасность и щедрую награду. Она умела быть щедрой, когда хотела.
Изабель де Лаваль: Молельня королевы-матери маленькая – всего пять шагов от двери до молитвенной скамейки, пять – от стены до стены, от Сусанны в купальне до святой Женевьевы пере варварами. Две святые не смотрят друг на друга, они смотрят на Изабель де Лаваль. Или на гостя королевы, ждущего, когда она будет готова его принять? Очень терпеливо ждущего в углу, на лице маска, и все, что маркиза может разглядеть – это твердый очерк губ и упрямый подбородок. Взгляд мадам де Сабле нет-нет, да возвращается к этим губам, наверное потому, что смотреть на Сусанну скучно, почти так же скучно, как на святую Женевьеву. Если вечером она будет не нужна ее величеству, можно отправиться в город… Без привычных придворных развлечений дамы королевы, особенно молоденькие фрейлины быстро заскучали и сегодня вечером было уговорено устроить маленький вечер с музыкой и танцами, молодые дворяне Тура были счастливы составить дамам компанию. Но не маркиза де Сабле и уж не старость ли это? Зеркало по-прежнему уверяло молодую женщину, что она красива, пожалуй, более красива чем раньше, потому что сердце ее спокойно, спокоен сон и его не тревожит ничей образ, но Изабель все чаще ловила себя на мысли, что прежние развлечения не волнуют ее так, как раньше. Поэтому пусть юные фрейлины пробуют силу своего очарования, пусть играют в игры взглядов и прикосновений, она предпочтет прогулку. В невысокой нише замерла статуя мадонны с молитвенно сложенными руками. Изабель не мадонна и не из мрамора, ей трудно стоять без движения, а начни она мерить шагами молельню – обязательно заденет краем пышной юбки мужчину в маске – месье де Морт, так назвала его королева. Де Морт. Имя было таким нарочито-фальшивым, его словно кидали тебе в лицо, как грязную перчатку. И все же в не чувствовалась опасность. Внезапно маркизе стало любопытно, какой голос у этого господина де Морта. Женский каприз от вынужденной скуки ожидания. Изабель любит свои капризы и потакает им, даже когда они обходятся ей дорого, а тут – что может быть проще – и веер выскальзывает из рук, падает на каменную плиту. Синие перья, пергамент в золотых разводах, ручка из слоновой кости… на сером камне он смотрится райской птицей. Мертвой райской птицей у ног незнакомца в черном. Изабель умело изображает смущение. - Прошу меня извинить… как неловко… И, словно королева что-то почувствовала сквозь толщу стен… Изабель заглядывает на мгновение в опочивальню Медичи и кивает де Морту, пропуская его в открытую дверцу. Его ждут.
Ферранд де Морт: Дорожная пыль на плаще и сапогах. Феррандо это безразлично, как безразлично, сколько придется ждать в этой тесной часовенке, пока у королевы Екатерины Медичи найдется время его принять. Он подождет. И новость, которая без сомнения, порадует Флорентийку тоже. Для королев время течет по-другому, иначе, чем для обычных смертных. К тому же ему есть за кем наблюдать. Светловолосой даме в придворном наряде определенно тесно в этой каменной клетке. Она старается казаться спокойной, но для испанца ее нетерпение так же явно, как нагота Сусанны в купальне, ему даже нет нужды смотреть на нее. Выдает едва различимый шелест шелка, искры в драгоценных камнях, запах духов, становящихся то сильнее, то слабее. Аромат роз напоминает Ферранд о доме матери, где он прожил до пяти лет, но эти воспоминания он гонит от себя прочь. Пусть забыть не удается, но можно об этом не думать. К его нога упал веер. Пару мгновений испанец смотрел на него, отстраненно и равнодушно, потом, позволив себе улыбку, поднял, протянул даме с легким поклоном и, молча, вошел в покои королевы. Дверь закрылась, дама с ее веером осталась в прошлом, так, мелькнула и погасла неуместная и ненужная мысль о том, что глаза у нее необычные. Бирюза. - Ваше величество! Испанец почтительно преклонил колено, целуя, на свой манер, подол черного платья. Жест уважения, не подобострастия. Екатерине Медичи он обязан многим, и, может быть, самым важным. Она дала ему причину жить. - Вот то, за чем вы меня посылали. В руку королевы лег запечатанный пакет. Испанец поднялся и отошел на два шага. Гадать, что будет дальше, он не стал. Возможно, ему сразу же дадут новое поручение, возможно, решат задать какие-то вопросы. Ему это безразлично, как безразлично кинжалу, в какую цель направляет его рука. Екатерина Медичи была этой рукой, а он ее оружием.
Екатерина Медичи: - Маркиза, на сегодня вы свободны от своих обязанностей, но завтра утром я желаю вас видеть. Шорох юбки, низкий реверанс – и дверь за госпожой де Лаваль закрылась. Теперь можно говорить свободно. - Вы быстро справились, я ждала вас позже, Феррандо. В голосе королевы вдруг зазвучали такие непривычные для нее ласковые, материнские интонации, еще непривычнее было то, что они были искренними, как и жест, которым королева коснулась черных волос испанца. - Встаньте. Налейте себе вина, если хотите, пока я прочту письмо. А после мы поговорим. Каждый раз, когда Екатерина Медичи видела Феррандо де Вега, она поражалась недальновидности герцога Альба. Так разбрасываться сыновьями, пусть даже незаконными – но что за беда? У Кровавого герцога было достаточно золота и власти, чтобы вознести сына высоко. Очень высоко! Он же смотрел на него, как на обузу. Медичи смотрела иначе… Ей достало проницательности разглядеть в этом молодом человеке ум, отвагу – и желание доказать отцу и всему миру, как сильно они ошибались на его счет. Тогда вдовствующая королева предложила ему свое покровительство – и ни разу не пожалела об этом. Флорентийка открыла конверт, нетерпеливо пробежала глазами документ – и не удержалась от удовлетворенной улыбки. Замечательно. Великолепно. В конверте лежало письмо от Антуанетты д’Омаль, ныне монахини. По сути же это было отречение. Отречение от своего брака с Франциском Валуа. Сестра Антуанетта в этом письме клялась и брала Господа в свидетели, что никогда не была замужем за Монсеньором, не вступала с ним в брачные отношения, а любой, кто возьмется утверждать обратное – лжец, предатель, и враг короля Франции. Ниже она заверяла «всех, кто ознакомиться с этим письмом ради установления истины», что она помышляла лишь о том, чтобы послужить Церкви в качестве монахини, и счастлива тем, что ее желание исполнено. Мирские блага же ее не интересуют. - Я так полагаю, Феррандо, сын мой, наша маленькая монахиня была удовлетворена той суммой, что вы предложили ей? – осведомилась она, бережно убирая письмо в сафьяновую папку. Позже оно будет спрятано в тайнике и извлечено в случае нужды.
Ферранд де Морт: Их было не так уж много, этих вечеров с Екатериной Медичи, но Ферран де Морт бережно хранил их в своей памяти. Старая королева ничуть не напоминала молодому мужчине родившую его мать, да и не удержала его память черты дочери мельника, прожившую всего пять лет после его рождения. Но когда герцог Альба приказал ему считать своей матерью другую женщину благородной крови, дабы пятно незаконного рождения не было таким уж тяжким, он взбунтовался. Была ужасная ссора, после которой он ушел. Екатерина Медичи называла его «сын мой», и Феррандо принимал этот знак особой милости с почтением. Но особенным он себя не считал. Бастард. Порученец королевы, это, конечно, в каком-то роде, честь. Тень там, где нет света. - Сестра Антуанетта показалась мне весьма благоразумной молодой особой, Ваше величество. Она понимает, что принять ваше щедрое предложение для нее выгоднее, чем отказаться. Попросту говоря, сестра Антуанетта хотела жить, и кто бы осудил ее за это? Не Феррандо. Выросший за кулисами Мадридского двора (кто будет стесняться мальчика-бастарда?) де Вега знал, какими темными путями ходят интриги и не удивился, узнав, что семья пожертвовала этой девушкой ради своей выгоды. Но то, что Антуанетта д’Омаль пыталась бороться, было достойно уважения. Всегда надо бороться. Что бы ни случилось. Испанец подошел к старинному резному шкафу, налил себе вина в серебряный бокал. Их было двенадцать, по числу апостолов, и на каждом был изображен один из первых учеников Иисуса. И кувшин для вина, как символ святого Грааля, хранящего в себе святую кровь. Его кровь связывала его с герцогом Альба, он мог бы следовать за ним, как Павел за Христом. Но теперь он следовал а волей Екатерины Медичи, которую при дворе испанского короля называли Итальянской Змеей и Итальянской Волчицей. Маленькое зеркало, вставленное в дверцу шкафа, отразило темноту в глазах де Морта, размыв, скрыв черты его лица. Это было правильно. Это и была его истинная суть.
Екатерина Медичи: Ну, разумеется, выгоднее. Лучше золото и жизнь, чем смерть. Екатерина Медичи, не колеблясь, отправила бы Антуанетту д’Омаль на тот свет, ее удерживали два соображения. Если бы девчонка умерла, а Гизы предали бы гласности их тайный брак с Франциском, то было бы сложно уверить всех в своей непричастности к ее смерти. Слишком ясны мотивы. А живая сестра Антуанетта, скромно молящаяся богу, заявляющая о своей непричастности – это хороший удар по Лотарингскому дому. Теперь, даже если она передумает и заявит, что брак был заключен, ее слова будут вызывать серьезные сомнения. - Подай мне вина, сын мой, и скажи – эта сестра Антуанетта, она красива? Я помню эту юную кузину королевы совсем ребенком, одетым во взрослые наряды, когда она впервые появилась при дворе. Мало ума, много драгоценностей и еще больше амбиций, которые в ее милую головку вложили Гизы. Что она теперь? Да, Медичи случалось думать о том, что в иной ситуации кузина госпожи де Водемон, возможно, была бы сносной партией для Франсуа и средством умиротворения тех, кто опрометчиво ставил интересы Лотарингского дома выше своих. Но позволить существовать этому браку, заключенному в тайне и обманом, она не могла. Это значило бы расписаться в собственной слабости. В приемной королевы послышался тихий смех, а потом звук поцелуя – фрейлины играли в фанты. Флорентийка, которая сама разрешила им эту вольность, даже бровью не повела, исподволь наблюдая за испанцем. Вот еще одна молодая кровь, которую она хотела бы видеть продолженной в детях и внуках. Но для этого следовало сначала найти ему жену. Добрую французскую жену.
Ферранд де Морт: Королева Екатерина умела одним незначительным словом или жестом дать почувствовать, сколь она доверяет Феррандо де Вега. Просьба подать вина была как раз тем случаем, когда он особенно остро почувствовал свою значимость рядом с этой могущественной женщиной. Не из любых рук короли и королевы принимают еду и питье. Совсем не из любых. Он налил вино в старинный серебряный кубок. Оно казалось густым и темным, как кровь. Кровь, которую ему случалось проливать для королевы Екатерины, и он в этом не раскаивался. «Бастрад», - говорил ему отец, герцог Альба. «Сын мой», - звала его вдова Генриха II Валуа. Это стоило дорогого. Преклонив колено Фернандо церемонно, словно на приеме в Эскуриале, поднес Екатерине Медичи полный кубок, не расплескав не капли. Вопрос Ее величества застал испанца врасплох. Нахмурившись, он попытался припомнить облик сестры Антуанетты. - Я затрудняюсь ответить на вопрос моей королевы. Я видел эту девушку в монашеской одежде, и наша встреча была тайной, ночью, в церкви. Но у нее миловидное лицо, хотя и бледное. И красивые руки. Мне она показалась совсем юной. Но не все измеряется годами. Феррандо отошел к окну. За стеклом в старинном свинцовом переплете собирались сумерки. Для него женская красота давно превратилась во что-то бесполезное. Он никогда не свяжет себя отношениями с честной женщиной благородных кровей. А для шлюх красота не главное. Главное умение. Герцог Альба задумал его брак с одной из фрейлин. Та была вдовой с титулом и состоянием, прекрасный вариант для бастарда. Но, как узнал де Вега, фрейлина была беременна. От короля. Бастарду хотели навязать другого бастарда и считали, что он обязан воспринять это за честь и даже пытались ради этого брака «обелить» его родословную, назвав матерью другую женщину. При дворе Екатерины Медичи хватало красивых женщин, но для де Вега они были слишком доступны, а для де Морта слишком хороши. Трудно жить в двух мирах сразу, но Феррандо пытался.
Екатерина Медичи: Медичи хмыкнула, выслушав весьма сдержанную и весьма краткую характеристику, данную Антуанетте д’Омаль Феррандо де Вега. Вряд ли юная монахиня осталась бы довольна тем, что произвела столь слабое впечатление на молодого и, надо заметить, весьма привлекательного мужчину. Весьма. Бастрада можно было бы назвать редким красавцем, если бы не замкнутое выражение лица и не мрачный блеск глаз. Впрочем, Медичи примерно представляла себе, что за цветочек должен был получиться из этого бутончика, даром, что ли, у нее перед глазами маячила бесполезная Луиза де Водемон? Лотарингская лилия. Но ее, хотя бы, любил народ, а она по-прежнему тихо любила Генриха, не пытаясь, впрочем, хоть как-то проявить эту любовь. Мадонна, желать мужа и не попытаться пролезть в его постель. Видит бог, отец ее сыновей тоже не горел желанием с ней спать, но она сумела этого добиться! Даже не побрезговала прибегнуть для этого к помощи ненавистной Дианы. Королева неловко шевельнулась в кресле, поморщившись. К вечеру рана начала болеть – терпимо. Глоток вина поможет немного заглушить эту боль, но как же она сейчас остро тосковала по своему Ренато. Не только по его умелым рукам, приносящим облегчение, но и по его мудрости, доброму взгляду и умению ее понять… это была потеря, которую ничем не восполнить. - Оставим пока сестру Антуанетту, она сделала то, что от нее требовалось, пусть пока живет в покое, пока не понадобится нам снова. Я хочу Феррандо, чтобы вы отдохнули в Туре, сколько вам нужно, а потом отправились в Бордо. Там у вас будет тайная встреча с виконтом де Тюренном. Я слышала, он весьма противится возвращению моей дочери к мужу, вероятно, не может простить ей отказа… Флорентийка сухо рассмеялась, с удовольствием припоминая эту историю. После смерти де Бюсси виконт решил, что место рядом с Марго вакантно, но ее дочь держала Тюренна как собачку на привязи, выставляя в весьма глупом свете перед двором. Поняв, что дверь в спальню королевы для него не откроется, виконт в ярости покинул Париж. - Но у виконта долги и привычка к роскошной жизни. Скажите ему, что королева-мать выкупила его долговые обязательства у парижских портных и ювелиров, этот глупец оставил им целое состояние. Скажите так же, что я готова и дальше решать его небольшие затруднения. Но он должен сделать все, чтобы король Наваррский горел желанием вновь увидеть Маргариту. Золото. Первое оружие Флорентийки. И не так уж часто ей приходилось прибегать ко второму – к угрозам. Все знали, что опасно идти против желаний королевы-матери, ежели она соблаговолила озвучить их вслух.
Ферранд де Морт: Значит, теперь ему предстояло встретиться с виконтом де Тюренном. Феррандо ценил то, что королева доверяла ему переговоры, и редко, очень редко, ему приходилось становиться убийцей. Только когда смерть должна была выглядеть случайной, только когда кто-то оказывался так неблагоразумен, что упрямо шел наперекор Екатерине Медичи. Флорентийка словно подчеркивала, что ценит в нем не только умение разить без промаха, но и другие качества. В которых ему отказывал отец. «Помолчи, ты слишком глуп». Он и сейчас был немногословен. Давняя привычка, когда за одно неловкое слово можно было получить выговор, или даже удар. Для герцога Альба бить бастарда – слишком много чести бастарду, для этого у него был слуга. - Мне понадобится пара дней, не больше, Ваше величество. А потом я отправлюсь в Бордо. Выспаться, переменить одежду, услышать последние новости. И в путь. В Туре его держало так же мало, как в любом другом городе. Дома у него не было, были только временные пристанища возле королевы Екатерины. Край серебряного кубка холодил губы. Из стекла пить намного приятнее, но когда-то серебро считали защитой от ядов. Глупое суеверие, конечно, если вино отравлено, то все равно, из чего его пить, из серебра, золота, дерева. У де Морта был при себе флакон с ядом, тем самым, что не оставляет следов. Пока что пресвятая дева была добра к нему, воспользоваться им не пришлось. Но не случится ли так, что виконт станет первым? - Если виконт будет упорствовать, моя королева, как мне следует поступить с ним? Этот вопрос Феррандо задавал каждый раз, он стал чем-то вроде традиции. Ответы бывали разные.
Екатерина Медичи: - Я не требую от вас немедленного отбытия, Фернандо, сын мой. Мне будет приятно, если вы задержитесь возле меня. Слухи о моей ране все равно просочатся в город, невозможно заткнуть все рты. Но я должна знать, что говорят и какие имена называют. Что за бог направлял руку этого несчастного, д’Анжервиля, Медичи не интересовало, а вот что за люди за этим стояли… Это иное дело. Вдали от Парижа и двора сына Екатерина Медичи чувствовала себя больше королевой, чем когда-либо. Салическое право определяло женщинам молчать и подчиняться, что с успехом проделывали жены ее сыновей. Кроме, конечно, Марии Стюарт. Но та была достаточно наказана за свою гордыню. Но потомок Медичи определила для себя иное: сражаться и побеждать. Медичи сделала глоток вина. Старого, выдержанного вина. - Если виконт заупрямится, то он умрет, месье де Морт. Флорентийка нарочно назвала Феррандо тем именем, что было принято во Франции, чтобы подчеркнуть – в этом случае, он всего лишь ее слуга. Хотя, де Вена в таких напоминаниях не нуждался. У Медичи еще не было слуги лучше и старательнее. Угнетало е только одно. Она так и не поняла, что будет для бастарда лучшей наградой. Золота она дала ему предостаточно, но золото будто не имело над ним власти. - Три капли в его вино и виконт умрет через пару недель. Лекари скажут, что это была простуда. От того яда, что Флорентийка вручила де Морту, противоядия не было.Он мог убить быстро, мог медленно, но смерть всегда приходила к тем, кто его пригубил.
Ферранд де Морт: Испанец склонил голову. - Как пожелает Ваше величество. Я в точности все исполню. Значит, три капли. Если нужно будет, то рука бастарда не дрогнет. Сын Альба, он как раз понимал необходимость устранять врагов и поддерживать друзей. Виконту де Тюренну предстояло выбрать, кем он хочет стать всемогущей королеве Екатерине. Врагом или другом. Если он умен, то выберет второе. Черная королева упомянула о своем ранении так походя, что Феррандо лишь еще ниже поклонился. Де Морт видел мужчин, стойко переносивших удар шпаг и пули, но Ее величество внушала прямо-таки трепет таким равнодушием к опасности. А фанатик ведь мог и не промахнуться. - Я останусь в Туре, моя королева, сколько вы пожелаете, но за пять дней я вполне узнаю все, что вас интересует, и отправлюсь на встречу с виконтом. Время – золото, говорят в Испании. Но время куда дороже золота, особенно, время упущенное. На месте королевы Екатерины он бы навел порядок в своей личной охране, то, что к ней смог приблизиться убийца, однозначно вина ее гвардейцев, но Медичи в советчиках не нуждалась. Но все же Феррандо не мог не думать о том, кто стоял за этим покушением. Испания отвергла его, Франция приютила, отец отверг, Екатерина Медичи приняла. И ее враги – его враги.
Екатерина Медичи: За окном совсем стемнело, и Медичи отпустила де Морта, не сомневаясь в том, что он выполнит все, что обещал и все, что она ему приказала. И даже если ему придется своей рукой отправить на тот свет этого заносчивого мальчишку, де Тюренна, Феррандо это сделает. Жаль только, на всех врагов не напасешься яда, к счастью, у нее еще есть золото и сталь. А пока что… Королева-мать достала письмо Антуанетты д’Омаль и погрузилась в чтение, смакуя каждое слово. Одним затруднением меньше. В длинном списке, который королева Екатерина вела у себя в голове, одна строка оказалась зачеркнута. Всего одна, но Медичи ценила и малое. Нет малых побед, или малых поражений. Все они часть чего-то большего. Вдовствующая королева дотянулась до колокольчика. Требовательный перезвон вызвал дежурную фрейлину, ты выглядела не слишком счастливой, видимо, где-то в глубине старого замка уже шло веселье. Пусть. Флорентийка ничего не имела против того, чтобы старые лестницы и тесные переходы ненадолго омылись звонким смехом. Если бы не нападение этого безумца, д’Анжервиля, она бы не осталась здесь. Неподалеку был Амбуаз с его удобствами… Но пока что врачи не советовали ей трогаться с места, опасаясь уже не воспаления, а того, что рана откроется. Бедняга Келюс, любимец Генриха, так и умер, поспешив встать с постели… Нет. Она не будет рисковать. - Помогите мне дойти до постели, - велела она. – Что наша дочь, королева Наваррская? - Ее величество сослалась на головную боль и объявила, что ляжет спать пораньше. Медичи хмыкнула. - Ничего. Король Наваррский вылечит ее головные боли. Вряд ли, конечно, между супругами снова воцарится любовь, но так многого Флорентийка и не требовала. Только чтобы между дочерью и ее мужем восстановилась видимость мира. Видимость – этого вполне достаточно. За это она и вознесла краткую молитву, прежде отойти ко сну. Эпизод завершен
полная версия страницы